говорил, Саида-бай. Он человек серьезный, даже газели не хотел мне давать. Пару раз мы с ним беседовали о социализме и экономическом переустройстве деревни… но не о любви! Он ведь женат!
Саида-бай улыбнулась.
– Быть может, Даг-сахиб забыл, что в наших кругах мужчины еще умеют считать до четырех? – спросила она.
– Нет, не забыл… Конечно не забыл. Но… тебе такой расклад явно не по душе…
– Разумеется, не по душе! – вспыхнула Саида-бай. – А как иначе?!
– Тасним в самом деле?..
– Нет-нет, я не позволю ей выйти за деревенщину! – продолжала яриться Саида-бай. – Он хочет взять ее в жены, чтобы заполучить мои денежки и рыть на них канавы в своей глуши. Или сажать деревья. Деревья!
У Мана сложилось совсем другое мнение о Рашиде, но он решил не противоречить Саиде-бай – та довела себя практически до исступления.
– А как насчет другого поклонника Тасним – того, чьи намерения чисты? – решил он сменить тему.
– Это не поклонники ее выбирают, а я выбираю их, – сказала Саида-бай.
– Неужели и навабзаде нельзя на нее полюбоваться – хотя бы издали?
– Что еще за навабзада? Назови имя. – Глаза ее грозно сверкнули.
– Скажем так – друг, – ответил Ман.
Он наслаждался ее неподдельным интересом и восхитительным выражением лица – словно мечи сверкают в лучах закатного солнца, подумал он. Как же она красива и какая чудесная ночь их ждет!
Однако Саида-бай вскочила, вышла в галерею, закусив изнутри щеки, и снова хлопнула в ладоши.
– Биббо! – закричала она. – Биббо! Биббо! Эта чертовка, наверное, ушла на кухню. А! – Видимо, Биббо, услыхав грозный голос хозяйки, уже мчалась по лестнице наверх. – Решила наконец почтить нас своим присутствием? Я уже полчаса ору во всю глотку, чуть не охрипла!
Ман улыбнулся: какое очаровательное преувеличение!
– Даг-сахиб устал, Биббо. Будь любезна, проводи его к выходу… – Ее голос дрогнул.
Ман опешил: что это нашло на Саиду-бегум?
Он изумленно взглянул на нее, но она отвернулась. В ее голосе слышалась не столько ярость, сколько боль.
«Это я виноват, – подумал он. – Сказал или сделал что-то ужасное. Но что же, черт возьми, я такого сказал или сделал?» Почему его слова о влюбившемся в Тасним навабзаде так расстроили Саиду-бай? В конце концов, Фироз – уж точно не деревенщина…
Саида-бай быстро прошагала мимо него, подняла с пола клетку, ушла к себе в спальню и закрыла дверь. Ман был потрясен. Он посмотрел на Биббо: та тоже недоумевала. Настал ее черед сочувствовать Ману.
– Иногда с ней такое случается, – сказала Биббо; на самом деле такое происходило крайне редко. – Что же вы натворили? – с нескрываемым любопытством спросила она.
Вывести ее хозяйку из себя было практически невозможно. Даже недавнее поведение раджи Марха – а он из-за грядущей земельной реформы вел себя хуже некуда – не производило на нее такого эффекта.
– Ничего! – ответил Ман, уставившись на закрытую дверь, и тихо добавил себе под нос: – Она же не всерьез?
«Ну уж нет, так просто от меня не избавишься», – решил он и подошел к двери в спальню.
– Ой, Даг-сахиб, не надо, пожалуйста… – в ужасе запричитала Биббо. В спальню Саиды-бай входить категорически запрещалось, тем более когда сама она была там.
– Саида-бегум, – ласково и озадаченно заговорил Ман, – что я такого сделал? Умоляю, скажи! Чем я тебя прогневил – или это Рашид виноват? Или Фироз?.. Или кто?
Ответа не последовало.
– Пожалуйста, Капур-сахиб, – сказала Биббо как можно громче и тверже.
– Биббо! – раздался из-за двери властный металлический голос попугая. Горничная невольно захихикала.
Ман попытался открыть дверь, но ручка не поддалась. Наверное, заперлась изнутри, в ярости подумал он, а вслух сказал:
– Саида-бегум, ты несправедлива! Сперва сулишь мне райские наслаждения, а в следующий миг обрекаешь на адские муки. Я к тебе чуть ли не с вокзала примчался, едва успел умыться и побриться. Скажи хотя бы, чем я тебе не угодил?
Из-за двери донесся глухой голос Саиды-бай:
– Просто уходи, Даг-сахиб, сжалься надо мной и уходи! Сегодня я не смогу тебя принять. И объяснять каждый свой поступок я тоже не могу.
– В письме ты не объяснила, почему отослала меня в деревню, но и сейчас, когда я приехал, не желаешь…
– Биббо! – скомандовал попугай. – Биббо! Биббо!
Ман забарабанил в дверь:
– Впусти меня! Поговори со мной, умоляю… и, ради бога, заткни клюв этой полоумной птице! Я понимаю, что ты расстроена, но каково, по-твоему, мне? Завела меня, как часы, а теперь…
– Если ты еще хочешь меня увидеть, – в слезах крикнула Саида-бай из-за двери, – то сейчас же уйдешь! Иначе я велю Биббо позвать привратника. Ты причинил мне боль не со зла, я это принимаю и ни в чем тебя не виню. Но и ты должен понять, что мне больно! Прошу, уходи. Встретимся в другой раз. Прекрати меня терзать, Даг-сахиб, заклинаю! Иначе нам не быть вместе!
Вняв ее мольбам и угрозам, Ман перестал барабанить в дверь и, совершенно сбитый с толку, вышел в галерею. Он так растерялся, что ничего не сказал Саиде на прощанье. Ерунда какая-то… Полная неожиданность – как гром среди ясного неба. При этом Саида явно не кокетничала, а искренне расстроилась.
– Что же вы натворили? – не унималась Биббо. Поведение хозяйки немного ее пугало, но зато какие страсти! Бедный Даг-сахиб! Никто прежде не позволял себе барабанить в дверь Саиды-бай. Какая драма!
– Ничего, – ответил Ман, чувствуя себя раздавленным и оскорбленным. Живое участие Биббо грело ему душу. – Ничего я не делал.
Так вот ради чего он добровольно отправился в ссылку на столько недель? Всего несколько минут назад Саида-бай фактически сулила ему ночь нежности и экстаза, а потом – без всякой на то причины – не просто не сдержала обещаний, а буквально уничтожила его своими эмоциональными угрозами.
– Бедняжка Даг-сахиб, – проворковала Биббо, глядя на его ошарашенное, но по-прежнему красивое лицо. – Вы свою трость забыли. Вот, держите.
– О, точно, – сказал Ман.
Когда они пошли вниз, она изловчилась и сперва просто задела его, а потом и прижалась к нему всем телом: встала на цыпочки и подставила губы. Ман не удержался и поцеловал ее. Он был в таких растрепанных чувствах, что немедленно занялся бы любовью с кем угодно, даже с Тахминой-бай.
«Какая понимающая и ласковая девушка, – подумал Ман, когда они, обнявшись, на минуту замерли на лестничной площадке. – И умная. Да, Саида-бай жестоко со мной обошлась, очень жестоко, и Биббо это понимает».
Впрочем, умом Биббо все же не отличалась: они целовались на площадке, и их отражение в высоком зеркале можно было увидеть из галереи.