Читать интересную книгу Богами не рождаются - Татьяна Устименко

Бот тряхнуло. Мои прозорливые мысли тут же улетучились вспугнутой птицей.

– Ника! – закричал Феникс.– Ты обещала помочь. Топлива хватит еще на час пути, максимум на полтора, а лететь осталось, согласно автопилоту, почти три часа.

– А что потом? – испуганно вякнул совсем уже небравый Риф, еще больше бледнея и вжимаясь в кресло.

– Что-что,– зловеще хохотнул штурман,– а потом ласты склеим – и будет нам песенка «Хлопай ресницами и взлетай». А я вам, кстати, не Мери Поппинс, я на зонтике летать не обучен! Едрить нас всех налево, «таких не берут в космонавты»…

– Ой, мама! – судорожно выдохнул мой почти до смерти перепуганный телохранитель, хватая бумажный пакет и утыкаясь в него по самые уши.

Но, судя по всему, поплохело не только Рифу. Меня буквально по сердцу резануло вытянувшееся личико Кристины, панически перекошенная челюсть Айма и безумно выпученные глаза Антонио. И даже Алехандро, мой смелый Алехандро – и тот заметно занервничал, а я в очередной раз поняла: ради них я готова на все… Готова сделать все что угодно – лишь бы они не пострадали. И причем не только они одни. Никто на этой многострадальной планете не заслужил столь страшной участи – пострадать еще раз… Я должна спасти их всех, я просто обязана это сделать. Если смогу, если у меня достанет сил для подобного деяния. А если недостанет, то даже через «не могу». И уж которая из нас – капитан Ника или всемогущая святая Рыжая – сможет спасти дорогих ее сердцу людей, становилось сейчас совсем неважно…

Я рывком распахнула дверцу люка и ухнула в пустоту за бортом бота...

За пределами корабля раскинулось бескрайнее ночное небо. Густо-черное, осязаемое почти физически, плотно обволакивающее меня вязкой субстанцией внебытия. И в тот же миг все для меня изменилось. Я растворилась, прекратила осмысленное существование, стала одной из тысячи холодных равнодушных звезд, сиявших на темном бархате первородной материи космоса. Теперь я отлично понимала все потаенные замыслы богов, а вернее – их полнейшее отсутствие. Богам никогда и ни до кого нет дела. Что значат для них наши приземленные человеческие переживания на фоне безграничной вечности и пустоты? В целом мире лишь Тьма, Свет и Хаос имеют для них некоторое значение, но и они существуют по своим, непонятным нам законам. Иногда боги проявляют снисхождение, мимолетно одаривая нас своими милостями или гневом, но делают это сугубо от скуки или из любопытства. Помни, не стоит надоедать богам постоянными жалобами и просьбами – боги могут разгневаться. И поэтому только самые отважные и свободные от предрассудков люди иногда осмеливаются сразиться с богами на равных, заставив их хотя бы немного считаться с маловразумительным словом «человек». Словом, которое звучит так гордо, а на деле зачастую выглядит чрезвычайно жалко и беспомощно. Боги самостоятельно вершат собственную судьбу, не ожидая ничьей помощи и не прощая чужого вмешательства, и лишь осознав, приняв этот факт целиком и полностью, мы тоже может претендовать на путь бога. А возможно, не только на путь, но и на высшее наказание, страшную долю – стать бессмертным Творцом.

Я рассмеялась – великодушно, но слегка отстраненно. Я видела самолет, такой хрупкий и беззащитный,– никчемное, инородное тело в равномерной, совершенной канве моего сознания. Что мне жизнь нескольких смертных созданий? Да почти ничего – мелочь, пустяк! Я облетела вокруг корабля, наслаждаясь перепуганным выражением прижатых к иллюминаторам лиц. Меня ждала первозданная глубина неба, властно маня к себе своей чистотой и бессуетностью, обещая сделать такой же идеальной, как она, научить без стенания переносить любые капризы и насмешки бытия. Да и само бытие уже не имело надо мной ни малейшей власти. Я равнодушно повернулась к кораблю спиной, намереваясь оставить его на произвол судьбы,– ведь я уже прошла через все выпавшие мне испытания: я рисковала и терпела боль, я растворялась в вечности и отсчитывала мгновения. Я полностью заплатила цену, дающую мне право стать кем-то больше, чем просто человек,– стать богом. Но внезапно острый укол осознания своего долга безжалостно разбил мои ментальные иллюзии.

«Ты не сможешь забыть людей»,– болезненно нашептывала язва-Совесть.

«Ты не имеешь морального права бросить их на произвол судьбы»,– властно взывал суровый воин-Долг.

«Ты не захочешь жить без них,– тихонько напевала чародейка-Любовь.– Спаси их, спаси!»

«Да, ты намного сильнее Смерти, но сможешь ли ты принять ее добровольно? – спрашивал судья-Рассудок.– Или купить чью-то жизнь ценой своей смерти? А ты способна обречь кого-либо на смерть ради своего спокойствия? И неужели это вечное, ледяное одиночество – и есть конечная цель твоего пути, пути бога?»

Я до крови впилась ногтями в ладони и застонала от невыносимой муки. Я поняла: итог всего – одиночество. Боги – одиноки. Они сознательно, до капли, до последнего вздоха вымораживают из себя все живое: любовь, нежность, дружбу, милосердие. И это есть цена их совершенства. Они непоколебимо уверены в том, что бог – это нечто глобальное и великое, а на самом деле они превращаются в ничто: ведь совершенство так уязвимо! И только осознав все это, я вновь ощутила себя тем, кто, по сути, и является настоящим венцом бытия,– я ощутила себя человеком, со всеми присущими ему слабостями и достоинствами.

Выстрадав, взлелеяв в душе эту наконец-то открывшуюся мне истину, я протянула руки и бережно подхватила падающий корабль в свои надежные объятия, окутав энергетическим коконом. Тут же стих надсадный рев барахлящих моторов, наклон самолета выровнялся, и бот уверенно лег на прежний курс, удвоив обычную скорость полета. Силовые браслеты-накопители на моих запястьях светились, словно два спасительных маяка, а я чувствовала, как вместе с энергией ключа от Небесных врат из меня по капле вытекает и собственная сила, собственная жизнь, но упорно продолжала нести корабль дальше, к извилистой ленте гор, смутно темнеющей впереди. Теперь я знала, что путь бездушного (это во сто крат хуже, чем просто злобного) бога – не для меня! Ведь я – человек!

– Да, я – человек! – громко кричала я в лицо невозмутимому небу.– И я обладаю возможностью выбирать. Не просто смиренно умереть, как Крылатые боги ламий, бессильно сгинув вместе с созданным и не спасенным ими миром, но сохранить частицу своего мира – сделать его лучше, подарить ему будущее! Я умею жалеть, я способна жертвовать, я хочу любить – и отныне это мой добровольный выбор, это – мой путь!

Мое время истекло, а мой выбор был сделан. Собственные силы закончились, браслеты помертвели и потухли, исчерпанные до дна. Я опустилась к самой земле и обнаружила ровную площадку посреди елового леса, засыпанную сугробами из пушистого снега. Заботливо подтолкнув корабль последней искрой своей жизненной энергии, я послала его на мягкую, безопасную посадку…

Свет в глазах померк, а веки закрылись сами собой. Небо отторгло меня, словно чужой, опасный, инородный элемент. Предавшей идеи богов нет места в ряду небожителей. В ушах свистело, когда, кувыркаясь в воздухе, будто сломанная кукла, я устремилась вниз…

Мы ангельскую сущность обретаемЦеной таких немыслимых потерь,Что, сами не заметив, пролетаемВ небесную распахнутую дверь.

И крылья прорезаются с мучением…А белоснежный ангельский покров —Как признак не помогшего лечения,Диагноза: «Скончался? Будь здоров!»

И может быть, мы душу обретаем,Верша свои небесные дела,Теряя в то же время – мы-то знаем —Никчемные заблудшие тела.

Всю землю с неба озаряя взоромБожественных, лазоревых очей,Опять ведем обход святым дозором,Храня покой ненужных нам ночей.

Но если спросят нас: «А вы хотите,Замедлить в бесконечности свой бег?»Ответим мы: «Нам ран не бередите!Ведь каждый ангел – бывший человек».

Часть четвертая

Небесные врата

Глава 1

С натугой растворив тяжелую, разбухшую от старости дверь избы, Гала выскользнула на крыльцо. Зябко переступила ногами в тонких вязаных чулках и подула на мгновенно озябшие пальцы. Торопливо набрала в чугунок несколько пригоршней свежего снега с перил и засмотрелась за ограду.

«Отчего же дедушка Онисим так долго не едет? – боязливо гадала знахарка, вглядываясь в темные контуры вековых сосен, близко обступавших ее почти по самые окна вросшую в землю хибарку, самую крайнюю в ряду крепких деревенских домов.– А если на обоз волки напали? Или чего хуже,– тут девушка поежилась еще пуще, но уже не от мороза,– Олгой-Хорхой?»

В отличие от большинства своих соседей в Великого червя Гала верила твердо. Дед Онисим, до полусмерти пугавший деревенских ребятишек своим жутко изуродованным, обожженным лицом, именовал червя чуть иначе – Уральским полозом, что, впрочем, совершенно не меняло сути дела. Как не меняло и отношения селян ко всему роду Галы, многозначительным полушепотом называемого в деревне проклятым Захариевым семенем. Раньше-то люди хотя бы Порфирия побаивались, чтя его авторитет старейшего шамана, но с тех пор как ушел он на поиски Хозяйки врат да так и сгинул бесследно, Гале с Онисимом приходилось совсем туго. Трудно сосчитать, сколько раз соседи знахарке уже и ворота дегтем мазали, и собаками ее саму травили, что, однако, вовсе не мешало им вспоминать об ее лекарском искусстве в момент крайней нужды.