— Решил поселиться здесь после войны, — пошутил он. Однажды под вечер Рита вошла в палату с пачкой мелко исписанных листов и, подойдя к койке Синицына, объявила:
— Ну, наберись терпения, лейтенант: сегодня начну лекции по истории моего города. Сам напросился.
Мы дружно заявили, что тоже хотим быть слушателями.
— Конечно, Рита, это всем интересно, — обрадовался лейтенант.
Медленно вышагивая между койками и стараясь оставаться в поле зрения Синицына, Рита начала свою первую лекцию вопросом:
— Знаете ли вы, кто старше, Москва или Тула?
— Москва, конечно, — послышались уверенные голоса.
— Не совсем так, — улыбнулась сестра. — Наша Тула на целый год старше Москвы. Историки утверждают, что Тула известна. с 1146 года. Так что скоро мы будем отмечать 800-летие нашего города. Поначалу он был заложен в нескольких километрах от современного, на реке Тулице, правом притоке Упы. От Тулицы произошло и его название. А знаете ли вы, — снова спрашивает Рита, — что до 1503 года Тула являлась личным владением ханов Золотой Орды? В четырнадцатом веке, например, ею владела жена хана Джанибека, которую звали Тайдула.
— Вот оно что!.. Тогда понятно, откуда восточная красота тульских девушек, — пытается острить сосед Синицына, намекая на смуглую кожу и слегка скуластое лицо Риты, но, встретив ее сердитый взгляд, оправдывается: — Простите, сестра, виноват…
— Только с 1503 года Тула вошла в состав Великого Московского княжества, — невозмутимо продолжает Рита, — и с той поры стала мощной крепостью на его южных границах. В 1509 году город был обнесен земляным валом и дубовой стеной, а в 1514–1521 годы на левом берегу Упы был построен существующий и поныне кремль…
Рита увлеченно рассказывает, а Синицын не сводит восхищенного взгляда с лица девушки. Мы готовы слушать до ночи, но госпитальный режим соблюдался строго. Маргарита объявляет, что продолжит свой рассказ в следующее свое дежурство.
Утром произошло радостное событие. В палату пришел полковник из горвоенкомата и зачитал Указ Президиума Верховного Совета о награждении лейтенанта Синицына Владимира Алексеевича орденом Ленина. Прощаясь, полковник ласково погладил Володю по потному лбу и сказал:
— Крепись, голубчик, не поддавайся болезни. Борись с ною, как сражался против фашистов…
Володя улыбнулся. Между тем здоровье его ухудшалось. Лейтенант таял. По ночам дышал хрипло, во сне стонал. Днем его увозили на процедуры, но они не помогали. Оживал он лишь к началу очередной лекции. Рита садилась на стул рядом с ним, и в наступавшей тишине голос ее был хорошо слышен в самом дальнем углу палаты. Лейтенант держал ее руку в своих и не выпускал. Наконец пришел день, когда Рита, рассказав, каким стал ее родной город в предвоенные годы, объявила, что на этом свои лекции заканчивает. Мы наперебой благодарили девушку, а Володя прижимал ее руку к своей груди, и ласковая улыбка не сходила с его бескровных губ. Когда лейтенант устало закрыл глаза, девушка попыталась высвободить руку, но он удержал ее. Заметив усиливающуюся бледность Синицына, Рита в тревоге выбежала за врачом. Лейтенанта унесли.
Больше мы его не видели. Не появлялась и красавица Рита. Заменившая ее сестра сообщила, что Маргарита заболела, а Володю Синицына похоронили с воинскими почестями.
Смерть лейтенанта потрясла нас. Казалось, продли сестра свои лекции, и он нашел бы силы дослушать их до конца.
* * *
Головные боли почти прекратились, рана затягивалась. В середине августа меня перевезли в Ессентуки. В пути мне "стукнуло" двадцать. Впервые день рождения, несмотря на то что дата была круглой, проходит тихо и незаметно. Мысленно побывал дома. И невольно задумался: вспомнили мама и сестренка, что сегодня я благополучно завершил второе десятилетие жизни?
В Ессентуках нас поместили в здании санатория. После боль ницы, хотя и приличной, казалось, что попали в великолепный дворец. Да и порядки здесь были поистине санаторные: выздоравливающие в длинных байковых халатах, многие на костылях, целый день бродили по парку. Главный хирург госпиталя, как мне сказали, считает, что у непоседливой молодежи раны закрываются быстрее, а кости срастаются в невиданно короткий срок. Поэтому врачи и медсестры на прогулки раненых смотрят снисходительно. Лишь после ужина двери и окна первых двух этажей запираются наглухо. Таким образом пресекаются попытки некоторых ретивых молодых людей сбегать на свидание к знакомым девушкам или даже на танцы в городской парк.
В один из вечеров, когда закончился ужин и были розданы лекарства, а в коридорах остались бодрствовать лишь дежурные сестры, в нашей палате шло бурное обсуждение плана, как попасть на вечеринку к работницам одной из местных фабрик. Все легальные пути были отрезаны. Красивый, светловолосый и голубоглазый лейтенант Леня Гаврилов предложил выбраться через окно. Двенадцати простыней, по его расчетам, с избытком хватит, чтобы спуститься с третьего этажа. В вылазке участвуют четверо юных лейтенантов из нашей палаты, у троих раны почти затянулись и уже не особенно беспокоят, лишь у Гаврилова правая нога в гипсе. Меня не берут из-за ранения в голову. Леня Гаврилов после некоторого раздумья решительно заявил:
— Нельзя тебе. Вниз ты спустишься, а подняться на третий этаж не сможешь: черепок не выдержит.
Мое предложение отпроситься у дежурной отклоняется как совершенно нереальное. Когда же я высказал опасение, что они тоже не смогут влезть обратно через окно, неукротимый Гаврилов, засучив рукав халата, показал вздувшийся бицепс:
— На таких мускулах я без риска спущусь с любого этажа и поднимусь назад. Напрасно, что ли, нас тренировали в училище?
Гаврилова решительно поддержали другие лейтенанты, заявив, что все они были отличниками физической подготовки и имеют разряды по гимнастике.
Вопросительно поглядываем на старшего лейтенанта Шелехова, отрастившего для солидности светлые усики. Он старше нас всего лет на семь, но нам, двадцатилетним холостякам, он кажется стариком, степенным семьянином.
Гаврилов, стараясь заручиться поддержкой Шелехова, говорит:
— Поймите, мы не хотим терять, может быть, единственный шанс побыть со своими невестами в домашней обстановке.
— Если все вы возлагаете на свидание столь серьезные надежды, я готов вместе с вами отвечать перед комиссаром.
— Вот, — воскликнул обрадованный неожиданной поддержкой Гаврилов, пожилой человек, а понимает! В общем, ребята, давайте сюда простыни.
Через несколько минут Шелехов уже проверял, надежно ли завязаны узлы, а Гаврилов тем временем придвинул свою койку к раскрытому окну и закрепил на ней один конец самодельного "каната".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});