— Но могут встретиться и достойные люди, исполненные покаяния. И даже святые в полном смысле слова, — возможно, отшельники?.. — На мгновение тон Ришелье стал мечтательным, затем вновь посуровел. — Значит, вы не искали покровителей со времен того египетского фараона, то есть в течение более чем двух тысяч лет?
— Я говорил вашему высокопреосвященству — столетия научили меня осмотрительности.
— Почему же теперь вы решили ослабить бдительность?
— Отчасти благодаря вам, — ответил Лейси без запинки. — Вашему высокопреосвященству приходится выслушивать много лести. Мне нет нужды детально повторять то, что не лесть, а сущая правда. Впрочем, об этом я тоже уже говорил. Но одних ваших личных достоинств было бы еще мало. Смею также надеяться, что и время сейчас подходящее.
Пергамент подкатился к ножке величественного кресла и застрял, не поддаваясь новым наскокам котенка. Тот обиженно мяукнул. Ришелье посмотрел вниз и слегка потянулся к зверьку. Лейси вскочил на ноги.
— Если монсеньеру угодно…
Подхватив котенка, капитан подал его кардиналу. Ришелье принял пушистый комочек обеими руками и положил на колени, туда, где раньше лежал пергамент. Лейси с поклоном вернулся на место.
— Продолжайте, — приказал кардинал, поглаживая своего любимца.
— Я следил за ходом событий со всем вниманием, какое доступно тому, кто находится в их гуще, — заявил Лейси. — Я читал книги и слушал лекции философов. Слушал и простых людей с их природно острым умом. Я много думал. Бессмертие — одинокая участь, монсеньор. Времени на размышления хоть отбавляй… И вот что мне сдается. На протяжении последних двух-трех веков на мир надвигается великая перемена. Не возвышение или падение очередной империи, куда серьезнее. Перемена, сопоставимая с превращением мальчика в мужчину или даже личинки в бабочку. Смертные это тоже чувствуют. И говорят о Возрождении, начавшемся примерно через тысячу четыреста лет после Спасителя. Однако мне дано понять происходящее точнее. Далеко ли мог разослать своих гонцов фараон Псамметих? И много ли было тогда людей, кто хотя бы понял подготовленный мной вопрос, а не просто съежился в невежественном испуге? А ведь Псамметих был самый могущественный властитель своей эпохи. И те, кто являлся после него, — греки, римляне, византийцы, персы, да и все прочие, — сильно ли они отличались от египтян в своих знаниях и своих возможностях? Правда, я не сталкивался больше с правителями, которым мог бы довериться, но и не готовился к такой встрече и не искал ее. Не искал в течение многих, многих веков.
Сегодня, — закончил Лейси, чуть переведя дух, — люди плавают вокруг света. Сегодня они знают, что земля — шар. Открытия Коперника и Галилея… — Кардинал чуть заметно нахмурился. — Так или иначе, люди постигли удивительные вещи. Европа совершила прорыв в новое полушарие. И здесь, дома, впервые с самого падения Рима, у нас вновь появляются хорошие дороги, и можно быстро и почти без риска преодолеть сотни лиг — можно будет и тысячи, как только кончится война. А важнее всего, пожалуй, то, что у нас теперь есть печатный станок и с каждым годом множится число тех, кто умеет читать и к кому можно обратиться. Теперь наконец у нас есть возможность объединить всех бессмертных!..
Пальцы Ришелье продолжали играть с котенком, от довольства впадающим в дрему, — но брови кардинала опять поползли вниз.
— На это уйдет значительное время… — сказал он.
— Да, конечно, по счету смертных… Простите мою бестактность, ваше высокопреосвященство.
— Это несущественно, — кашлянул Ришелье. — Над никто не слышит, кроме Шарло. Можно говорить не стесняясь. Вы что, действительно верите, что человечество — хотя бы здесь во Франции — достигло благоденствия, какое на протяжении всей предшествующей истории оставалось, по вашим собственным наблюдениям, несбыточной мечтой?
Лейси запнулся, пораженный.
— Н-нет, монсеньор, разве что… По крайней мере, мне кажется, что в ближайших поколениях Франция останется мощной и стабильной державой. Прежде всего благодаря вашему высокопреосвященству.
Ришелье снова кашлянул, поднес левую руку ко рту, не прекращая ублажать котенка правой.
— Я не отличаюсь крепким здоровьем, капитан, — хрипло произнес он. — И никогда не отличался. Господь может призвать меня в любой момент.
Лицо Лейси приобрело выражение, отдаленно похожее на отзывчивость, и он откликнулся совсем тихо:
— Мне это известно. Надеюсь, Господь смилостивится и оставит вас с нами еще на долгие годы. Хотя…
— Король также не в добром здравии, — перебил Ришелье. — Да, после стольких бездетных лет они с королевой наконец-то дождались сына, однако наследнику нет еще и двух лет. И как раз когда он родился, я потерял отца Жозефа, ближайшего своего советника и самого умелого помощника…
— И это знаю. Зато у вас есть Мазарини. Пусть он итальянец по рождению, но во многом напоминает вас.
— И я готовлю его на роль своего преемника. — Ришелье криво усмехнулся. — Что ж, вы и впрямь изучили нас досконально.
— Должен был изучить. Тем более что за свой век разобрался, как это делать. Но ведь и вы тоже смотрите далеко вперед. — Лейси говорил все быстрее и быстрее. — Умоляю вас, подумайте. Конечно, вам понадобится какое-то время, чтобы переварить мой рассказ, как и на то, чтобы перепроверить его. Я поражен тем, с каким спокойствием вы меня выслушали. Однако… бессмертный, а по прошествии какого-то срока группа бессмертных на службе короля — ныне здравствующего, а затем и его сына, да будет его правление долгим и деятельным… Вы представляете себе, какой ореол добавит это к его славе, а следовательно, к славе и величию Франции?
— Нет, не представляю, — резко бросил Ришелье. — И вы тоже не представляете. Подобно вам, я научился осмотрительности.
— Но повторяю, ваше высокопреосвященство, я могу представить доказательства…
— Молчите, — распорядился Ришелье.
Опершись левой рукой на подлокотник, он опустил подбородок на сжатый кулак и уставился вдаль, за пределы этих стен, графства, королевства. Правая рука продолжала мягко поглаживать котенка. Звереныш заснул, и тогда кардинал убрал руку. Шуршал ветер, шелестела река. Наконец, когда часы с изображением Фаэтона, бешено мчащегося на солнечной колеснице, отмерили почти четверть часа, Ришелье шевельнулся и вновь устремил взгляд на посетителя. Все это время Лейси сидел невозмутимо, как восточный божок. Теперь он как бы ожил и шумно задышал.
— Мне нет нужды возиться с вашими доказательствами, — сказал кардинал, тяжело роняя слова. — По-видимому, вы тот, за кого себя выдаете. Это не составляет разницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});