Читать интересную книгу Наука умирать - Владимир Рынкевич

   — Вам надо срочно ехать в штаб и принимать командование...

   — Господа, господа, не забывайтесь, — остановил подчинённых Марков. — Мы же не на большевистском митинге. Сейчас происходит совещание под руководством генерала Алексеева, и там будет принято окончательное решение.

Вновь зазвучали протестующие возгласы. Тимановский, задымивший, было, своей трубочкой, оставил её и убеждённо сказал:

   — Сергей Леонидович, наши офицеры не поймут, если командующим будет назначен кто-либо другой, а не генерал Марков.

   — Наша задача — чтобы поняли, — сказал Марков со смягчающей улыбкой, означающей, что он разделяет настроение своих помощников, но просит их не забывать о дисциплине.

Оставшись вдвоём с Тимановским, он успокоил своего заместителя и друга:

   — О назначении нового командующего будет объявлено только с моего согласия. Нам надо крепко подумать, Степаныч.

   — Будем думать, — согласился Тимановский.

Думали и рядовые офицеры-добровольцы. Многие, утомлённые боями, отдыхали, укрывшись за стенами казарм, или усердно чистили оружие, пришивали белые ленты: механическая работа успокаивает, помогает забыть о поджидающей тебя смерти, отвлекает от размышлений гибели одного командующего и назначении другого. Но немало оказалось и таких, для которых вопрос о новом Командующем был вопросом жизни и смерти армии, а значит, их собственной жизни и смерти.

Командир роты подполковник Плохинский, родом из крестьян, с мужицкой лукавой улыбочкой сказал донимавшим его вопросами офицерам:

   — Ничего не знаю, господа. Никаких разъяснений 9 распоряжений не получал и вам ничего не скажу, кроме того, что, в соответствии с прежним приказом, готовьтесь К завтрашнему штурму.

Мушкаев, наверное, больше других волновался, обсуждал с офицерами, кого же назначат командующим? Неужели не Маркова? Он не мог представить командира, генерала, полководца, лучшего, чем их командир. Только он понял, что такое Гражданская война, как надо побеждать в этой войне и о чём надо рассуждать. Для Мушкаева Маркс» был единственным человеком, демонстрирующим, как надо жить в это жуткое время и... как надо умирать, если придётся.

   — Марков — это шпага генерала Корнилова, — горячился Мушкаев. — Во всех боях, когда пытались атаковать другие полки, красные отбивали их, и Корнилов посылал нас, марковцев.

   — Ещё говорят «Крылья Добровольческой армии» и даже называют его «Белым витязем», — с мягкой иронией напомнил Гольдшмидт.

   — Напрасно вы так улыбаетесь, прапорщик, — возмутился капитан Павлов. — Марков — настоящий русский герой и заслуживает самых сильных, самых прекрасных похвальных слов. О нём надо слагать поэмы, песни...

   — Вот и пишите, — согласился Гольдшмидт. — Я тоже считаю Маркова талантливым военачальником, но надо уметь хвалить человека так, чтобы не было смешно.

   — Вам смешно, а мы с Василием Павловичем готовы умереть за генерала Маркова! — воскликнул капитан Бахманов.

Разговаривали за стеной последнего корпуса — ночью отсюда ходили за хлебом насущным, теперь перед ними дымились догорающие развалины предместья, а дальше виднелись пёстрая солнечная степь, редкие чёрные выбросы разрывов, дороги, упирающиеся в высотку с рощей и роковым белым домиком.

   — А что же нам делать, если Деникина назначат командующим? — спросил Гольдшмидт. — Он же — заместитель.

   — Этого нельзя допустить, — заявил непреклонный Мушкаев. — Мы должны направить к генералу Маркову делегацию офицеров и заявить, что подчиняемся только ему и считаем его командующим армией. Мы же добровольцы.

Некоторые соглашались, другие считали, что не к лицу офицерам пользоваться большевистскими методами, Вновь появился Плохинский, он уже знал, что и в других ротах идут подобные разговоры, и пытался остановить своих офицеров.

   — Господа, — уговаривал он, — не надо раньше времени волноваться. Всё решит завтрашний штурм. Возьмём город и... Сами понимаете, что обстановка сразу изменится.

Однако обстановка изменилась раньше. Марков и Тимановский ещё ничего не решили, когда дежурный доложил, что командира бригады вызывает к телефону Романовский.

   — Пойдём вместе, Степаныч, — сказал Марков, — в случае чего — поддержишь.

Вошли в соседнюю комнату к телефону. Романовский сначала спросил о боевой обстановке.

   — Спокойная, Иван Павлович, — ответил Марков. — Красные не атакуют и почти прекратили огонь. Готовимся к завтрашнему штурму.

   — Штурма не будет. Готовьтесь к отступлению. На совещании у генерала Алексеева принято решение снять осаду Екатеринодара и отступать по направлению к станице Старо-Величковской. Твоей бригаде, Сергей Леонидович, поручается с наступлением темноты произвести демонстрацию атаки, незаметно для противника оставить позиции и отступать к заводам, затем — к ферме. Приказ о назначении Антона Ивановича подписан Алексеевым.

   — Иван Павлович, то, что я тебе скажу, услышит только полковник Тимановский. Моя просьба остаётся в силе. В бригаде опасное настроение в связи с назначением командующего. Если узнают, что назначен Деникин, возможны всякие неожиданности. Я не хочу, чтобы это произошло, когда в пятистах шагах от меня — красные. Прошу отложить объявление приказа до тех пор, пока я не подведу бригаду к ферме. Степаныч кивает головой. Он со мной согласен. Темнеет пока ещё не очень поздно, и я надеюсь до полуночи произвести демонстрацию и отступить к ферме.

Подвести бригаду к штабу, окружить. Направить туда орудия и пулемёты, войти с группой офицеров и подготовить новый приказ о назначении командующего Добровольческой армией. Думай, генерал Марков. Этого требует дело спасения армии, спасения России!

В начале восьмого синие сумерки вспыхнули дружным огнём пулемётов и винтовок Офицерского полка, загремело победоносное «Ура!». Красные ответили ураганным огнём, настолько сильным, что даже не смогли услышать, как прекратили стрельбу офицеры и скрытно, повзводно покинули позиции в казармах и собрались у заводов. Здесь полк был построен в походную колонну и направился к ферме, к штабу. Ещё до полуночи роты, заняв обе дороги на Екатеринодар, заняли оборону на склоне высоты, тянувшейся от берега Кубани до болотистой лощины. Расположились организованно, удобно и для отражения противника, и для отдыха, и для разговоров — заволновались, заговорили офицеры, когда им объявили наконец, что Корнилов погиб, а заменить его хотят Деникиным.

Небо чёрное — ни луны, ни звёзд. Родичев, пройдя чуть ли не всю позицию полка, едва нашёл Маркова. У генерала, как всегда, ни штаба, ни большой свиты, ни охраны — только он сам, Тимановский и офицеры связи, что расположились на травке. Родичев попросил генерала отойти с ним в сторонку и начал вполголоса взволнованно:

   — Леонидыч, полк хорошо стоит. Скомандуй: «Кругом!» — и на штаб. Они сейчас с фермы перешли на ту сторону, в сосенки. Подходишь и принимаешь командование армией. Романовский будет за тебя — потому и вызвал твой полк сюда. Я прошёл почти все роты, и везде одни разговоры: «Командующим — только Маркова. Деникин весь поход проехал в обозе. Его никто не знает. Марков — единственный генерал, завоевавший полное доверие, абсолютную преданность, любовь, исключительный авторитет. Он ковал славу Офицерскому полку, вёл к победам, ему доверяет вся армия. Марков был правой рукой Корнилова».

В густой тьме едва различаются тёмные фигуры. На востоке — громада города с редкими огнями. Редкие вспышки выстрелов. Там прикрывает отход бригада Богаевского.

   — Гаврилыч, приказ-то подписан.

   — Но не объявлен. Романовский ждёт твоего решения. Решай.

   — Ох, Гаврилыч!.. В бою я мгновенно решаю, а здесь...

   — А они наоборот. В обозе, в тылу хорошо решают. Думаешь, на самом деле Деникин был болен бронхитом? Я же сам его осматривал. Притворялся, чтобы умыть руки, когда Корнилов планировал злополучный штурм, а тебя загнал в обоз. А что Степаныч?

   — Полный день думали — так ничего и не решили. Отложили на вечер, когда от противника оторвёмся. Вот оторвались, а так ничего и не придумали.

Подозвали Тимановского, от которого попахивало хорошим вином.

   — Чехословацкая охрана Алексеева достаёт вино, — объяснил он и замолчал.

   — Степаныч, надо решать, — потребовал Родичев.

   — Решают в штабе, — ответил Тимановский.

   — Ты же знаешь, что там уже решили, — горячился Родичев. — Строить полк — и в штаб. Тогда решат по-нашему.

   — Полк нельзя, — возразил Тимановский. — Командир полка — Боровский. Он... такой. Мы пойдём с Леонидычем вдвоём.

   — Вдвоём уже поздно, — разочарованно сказал Родичев, махнул рукой и исчез в темноте.

   — Что ж, Степаныч. Романовский давно нас ждёт, чтобы объявить приказ. Пошли связного Боровскому — пусть остаётся за меня.