– Входи уже – время дорого! – подогнал аналитика Юргенсон, и тот вошел, кланяясь и теребя полу кургузого пиджачка.
Это был Давид Марженталь, выпускник столичной бизнес-школы, которую закончил с отличием. Этот парень достался Юргенсону недешево, да и теперь получал немалое жалованье, однако ходил в потертом костюме и странного вида очках.
– Так, приятель, у меня к тебе такой вопрос, – продолжая мерить комнату шагами, произнес Юргенсон.
Марженталь снова поклонился.
– Какая связь между банком «Кроталь» и действиями брокеров из «Тинко», которые скупают сельскохозяйственные компании?
Услышав знакомые термины и поняв вопрос, Марженталь распрямился и даже, как показалось Юргенсону, стал выше ростом.
– «Кроталь», сэр, представитель банков – держателей «старых денег», то есть капиталов, передающихся уже не в первом поколении. А «Тинко» обычно занимается перемещением массивов акций в стратегических целях своего владельца – Джона Камерона. Видимо, сейчас он оказывает услугу кому-то из держателей капиталов «Кроталя», чтобы таким образом прикрыть интерес профильного участника рынка.
– Ты давай-ка излагай попонятней…
– Джону Камерону, сэр, никакие сельскохозяйственные акции не нужны, он специализируется на захвате и недружественном поглощении компаний с последующей перепродажей. А «Тинко» – его разведывательная служба на рынке акций, как волк выискивающая слабеющую компанию, из которой что-то можно выжать.
– То есть они сейчас выполняют не свою работу.
– Не свою, сэр. Они сейчас работают в интересах кого-то из крупных вкладчиков «Кроталя».
– Понятно. Назови, кого знаешь.
– Стиллберги, Фишманы, Стоккер, Браун и Северин. Хотел бы заметить, что у Стоккера на руках несколько химических и фармацевтических предприятий, а «Тинко» скупает не просто сельскохозяйственные акции, а производителей черномасличных культур, используемых для производства лекарств, косметики и технических масел.
– Молодец, Марженталь, можешь быть свободен, – сказал Юргенсон, и, когда эксперт, откланявшись, ушел, Юргенсон посмотрел на Флетчера и сказал:
– Слышал, что малой говорил?
– Стоккер, сэр. Тут и думать нечего. Камерон замутил с ним какие-то дела.
– Это понятно, Флетчер, но ты скажи, что это за дела?
Юргенсон положил сигару в пепельницу и накрыл специальной крышкой, чтобы она потухла.
– Что мы знаем о Стоккере?
– Лихой политик с большими деньгами. Министров может покупать, как пирожки в забегаловке.
– Правильно, а еще он законы может печь, как пирожки, а, Флетчер?
– Может, сэр. В палате представителей он босс.
– Босс, – кивнул Юргенсон. – А кто такой Камерон?
– Акула, сэр. Крупная. Такая нападет из глубины.
– Чтобы не видно было, – согласился Юргенсон, невольно представляя себе кадры из какой-то передачи про подводный мир. – Капиталов у него чуть меньше, чем у Стоккера, значит, если он полез в мелочовку вроде игровых точек на побережье, то думает, что из этого что-то вырастет.
– Мы еще точно не знаем, сэр, Камерон ли захватил точки Рутберга.
– Да все мы знаем, – отмахнулся Юргенсон. – Нам же не в суд с этим идти, это там закорючки важны, а здесь главное – чутье. И оно подсказывает мне, что там подсуетились люди Камерона, который рассчитывает на скорый рост нелегальных точек. Что из этого следует, Флетчер?
– Что они скоро станут легальными с помощью Густава Стоккера, босса палаты представителей.
– Правильно мыслишь, – сказал Юргенсон. – И как только это случится, мои точки станут главной мишенью Джона Камерона.
«А потом и все остальное барахло», – добавил он мысленно, понимая, что Камерон, прихватив добычу, ее не отпустит, пока не обглодает до косточек. С точки зрения бизнеса это было очень правильно.
– Как думаешь, война будет?
– Будет, сэр. Но начнется она с переговоров.
– Знаю. Сначала он предложит поговорить, похлопает меня по плечу, чтобы я подумал, будто мы теперь друзья.
– Прошу прощения, сэр, но если он настолько сильнее вас, почему бы ему не решить все одним ударом?
Юргенсон усмехнулся и посмотрел в пол. Его слегка покоробили слова начальника охраны, хотя тот не сказал ничего особенного.
– Думаю, он привык воевать с теми, кого понимает. Он умеет говорить с министрами, он ладит с богачами вроде Стоккера, он знает, чего ожидать от «белых воротничков». А люди вроде меня для него грязные варвары. Он не знает, чего можно ожидать от деревенского громилы, вот и не торопится – хочет обойтись без скандалов и промахов.
77
Робин, Торнтон и аналитик Макуин стояли не шевелясь, пока Камерон самолично «кормил» огонь в огромном камине.
Получая тонкие, сухие лучинки, пламя вздрагивало и пожирало их с характерным треском. На худощавом лице Камерона отражались сполохи пламени, и он улыбался, как будто имел дело с живым существом.
Камерон редко зажигал камин, но иногда остро в этом нуждался, поэтому в качестве мер безопасности продукты сгорания прогонялись через специальный охладитель и фильтр, чтобы по тепловому следу и конфигурации трубы снаружи нельзя было вычислить кабинет хозяина.
– Итак, Торнтон, что у нас там за клуб авиамоделистов, вам удалось выяснить?
– Пока нет, сэр, но два направления мы уже отработали.
– Что за направления?
– Первое касалось Джеймса Гастера. Он не мог заниматься подобными делами, поскольку наши люди все же настигли его тогда – пять лет назад.
– Но ведь вы говорили, что неясно, выжил он или нет, – напомнил Камерон, возвращаясь к огромному письменному столу.
– Это говорил не я, сэр, а мой предшественник.
– Ну да, конечно. Он говорил одно, а вы теперь – другое.
– Нам удалось найти свидетелей, которые подобрали раненого Гастера, пытались его лечить, но безуспешно. Они указали место захоронения, и мы теперь имеем результат анализов. Они говорят нам, что Гастер в тот раз не выжил.
Камерон сел в большое глубокое кресло и почти растворился в тени, которую оно создавало. Затем из темноты появилась бледная рука хозяина, и он сделал ею приглашающий жест, сказав:
– Садитесь, господа. Так нам будет удобнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});