Читать интересную книгу Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович

— Эй, эй,- без выражения окликнул его чиновник.- Основание!

— Во имя господа,- значительно сказал Румата, оглянувшись через плечо. Чиновник и брат Тибак дружно встали и нестройно ответили: «Именем его». Очередь глядела вслед Румате с завистью и восхищением.

Выйдя из канцелярии,Румата медленно направился к Веселой Башне, защелкивая по дороге браслеты на левой руке.Браслетов оказалось девять, и на левой руке уместилось только пять. Остальные четыре Румата нацепил на правую руку. На измор хотел меня взять епископ Арканарский, думал он. Не выйдет. Браслеты звякали на каждом шагу, в руке Румата держал на виду внушительную бумагу- лист шесть-семнадцать-одиннадцать, украшенный разноцветными печатями. Встречные монахи, пешие и конные, торопливо сворачивали с дороги. В толпе на почтительном расстоянии то появлялся, то исчезал неприметный шпион-телохранитель. Румата, немилосердно колотя замешкавшихся ножнами мечей, пробрался к воротам,грозно рыкнул на сунувшегося было стражника и,миновав двор,стал спускаться по осклизлым, выщербленным ступеням в озаренный коптящими факелами полумрак.Здесь начиналась святая святых бывшего министерства охраны короны- королевская тюрьма и следственные камеры.

В сводчатых коридорах через каждые десять шагов торчал из ржавого гнезда в стене смердящий факел. Под каждым факелом в нише, похожей на пещеру, чернела дверца с зарешеченным окошечком.Это были входы в тюремные помещения,закрытые снаружи тяжелыми железными засовами.В коридорах было полно народу.Толкались, бегали,кричали,командовали… Скрипели засовы,хлопали двери,кого-то били, и он вопил,кого-то волокли,и он упирался,кого-то заталкивали в камеру, и без того набитую до отказа, кого-то пытались из камеры вытянуть и никак не могли, он истошно кричал: «Не я,не я!»- и цеплялся за соседей. Лица встречных монахов были деловиты до ожесточенности.Каждый спешил,каждый творил государственной важности дела.Румата, пытаясь разобраться, что к чему, неторопливо проходил коридор за коридором,спускаясь все ниже и ниже. В нижних этажах было поспокойнее.Здесь,судя по разговорам, экзаменовались выпускники Патриотической школы.Полуголые грудастые недоросли в кожаных передниках стояли кучками у дверей пыточных камер,листали засаленные руководства и время от времени подходили пить воду к большому баку с кружкой на цепи. Из камер доносились ужасные крики,звуки ударов,густо тянуло горелым. И разговоры, разговоры!…

— У костоломки есть такой винт сверху, так он сломался.А я виноват?Он меня выпер. «Дубина,- говорит,- стоеросовая, получи,- говорит, — пять по мягкому и опять приходи…»

— А вот узнать бы, кто сечет, может, наш же брат студент и сечет. Так договориться заранее, грошей по пять с носу собрать и сунуть…

— Когда жиру много, накалять зубец не след, все одно в жиру остынет. Ты щипчики возьми и сало слегка отдери…

— Так ведь поножи господа бога для ног,они пошире будут и на клиньях, а перчатки великомученицы — на винтах, это для руки специально, понял?

— Смехота,братья! Захожу, гляжу- в цепях-то кто? Фика Рыжий,мясник с нашей улицы, уши мне все пьяный рвал. Ну, держись, думаю, уж порадуюсь я…

— А Пэкора Губу как с утра монахи уволокли,так и не вернулся. И на экзамен не пришел.

— Эх, мне бы мясокрутку применить,а я его сдуру ломиком по бокам,ну,сломал ребро. Тут отец Кин меня за виски, сапогом под копчик, да так точно, братья, скажу вам- света я невзвидел,до се больно. «Ты что,- говорит,- мне матерьял портишь?»

Смотрите,смотрите,друзья мои,думал Румата, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.Это не теория.Этого никто из людей еще не видел. Смотрите, слушайте, кинографируйте… и цените, и любите, черт вас возьми, свое время, и поклонитесь памяти тех, кто прошел через это! Вглядывайтесь в эти морды, молодые,тупые,равнодушные,привычные ко всякому зверству, да не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше…

Его заметили. Десяток пар всякого повидавших глаз уставился на него.

— Во, дон стоят. Побелели весь.

— Хе… Так благородные, известно, не в привычку…

— Воды, говорят, в таких случаях дать, да цепь коротка, не дотянуть…

— Чего там, оклемаются…

— Мне бы такого… Такие про что спросишь, про то и ответят…

— Вы, братья, потише, не то как рубанет… Колец-то сколько… И бумага.

— Как-то они на нас уставились… Отойдем, братья, от греха.

Они группой стронулись с места, отошли в тень и оттуда поблескивали осторожными паучьими глазками.Ну,хватит с меня,подумал Румата. Он примерился было поймать за рясу пробегающего монаха, но тут заметил сразу трех, не суетящихся, а занятых делом на месте. Они лупили палками палача: видимо, за нерадивость. Румата подошел к ним.

— Во имя господа, — негромко сказал он, брякнув кольцами.

Монахи опустили палки, присмотрелись.

— Именем его, — сказал самый рослый.

— А ну, отцы,- сказал Румата, — проводите к коридорному смотрителю.

Монахи переглянулись. Палач проворно отполз и спрятался за баком.

— А он тебе зачем? — спросил рослый монах.

Румата молча поднял бумагу к его лицу, подержал и опустил.

— Ага,- сказал монах.- Ну, я нынче буду коридорный смотритель.

— Превосходно,- сказал Румата и свернул бумагу в трубку.- Я дон Румата.Его преосвященство подарил мне доктора Будаха. Ступай и приведи его.

Монах сунул руку под клобук и громко поскребся.

— Будах?- сказал он раздумчиво — Это который же Будах? Растлитель, что ли?

— Не,- сказал другой монах. — Растлитель- тот Рудах. Его и выпустили еще ночью. Сам отец Кин его расковал и наружу вывел. А я…

— Вздор, вздор!- нетерпеливо сказал Румата, похлопывая себя бумагой по бедру. — Будах. Королевский отравитель.

— А-а…- сказал смотритель.- Знаю.Так он уже на колу,наверное… Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри.А ты что,выводить его будешь?- обратился он к Румате.

— Естественно, — сказал Румата. — Он мой.

— Тогда бумажечку позволь сюда. Бумажечка в дело пойдет.

Румата отдал бумагу.

Смотритель повертел ее в руках, разглядывая печати, затем сказал с восхищением:

— Ну и пишут же люди! Ты, дон, постой в сторонке, подожди, у нас тут пока дело… Э, а куда этот-то подевался?

Монахи стали озираться, ища провинившегося палача. Румата отошел. Палача вытащили из-за бака,снова разложили на полу и принялись деловито, без излишней жестокости пороть.Минут через пять из-за поворота появился посланный монах, таща за собой на веревке худого, совершенно седого старика в темной одежде.

— Вот он,Будах-то!- радостно закричал монах еще издали.- И ничего он не на колу, живой Будах-то, здоровый! Маленько ослабел, правда, давно, видать, голодный сидит…

Румата шагнул им навстречу, вырвал веревку из рук монаха и снял петлю с шеи старика.

— Вы Будах Ируканский? — спросил он.

— Да, — сказал старик, глядя исподлобья.

— Я Румата, идите за мной и не отставайте.- Румата повернулся к монахам. — Во имя господа, — сказал он.

Смотритель разогнул спину и, опустив палку, ответил, чуть задыхаясь: «Именем его».

Румата поглядел на Будаха и увидел,что старик держится за стену и еле стоит.

— Мне плохо,- сказал он, болезненно улыбаясь.- Извините, благородный дон.

Румата взял его под руку и повел.Когда монахи скрылись из виду, он остановился, достал из ампулы таблетку спорамина и протянул Будаху. Будах вопросительно взглянул на него.

— Проглотите,- сказал Румата. — Вам сразу станет легче.

Будах, все еще опираясь на стену, взял таблетку, осмотрел, понюхал, поднял косматые брови, потом осторожно положил на язык и почмокал.

— Глотайте, глотайте, — с улыбкой сказал Румата.

Будах проглотил.

— М-м-м…- произнес он.- Я полагал, что знаю о лекарствах все.-Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям.- М-м-м-м!- сказал он. Любопытно! Сушеная селезенка вепря Ы? Хотя нет, вкус не гнилостный.

— Пойдемте, — сказал Румата.

Они пошли по коридору, поднялись по лестнице, миновали еще один коридор и поднялись еще по одной лестнице.И тут Румата остановился как вкопанный. Знакомый густой рев огласил тюремные своды.Где-то в недрах тюрьмы орал во всю мочь, сыпля чудовищными проклятиями, понося бога, святых, преисподнюю, Святой Орден, дона Рэбу и еще многое другое, душевный друг барон Пампа дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара.Все-таки попался барон, подумал Румата с раскаянием.Я совсем забыл о нем. А он бы обо мне не забыл… Румата поспешно снял с руки два браслета, надел на худые запястья доктора Будаха и сказал: