смерти.
Искры от костра улетали в небо, разносясь, как и их мысли, по всему свету. Все молчали, наполненные рассказом одного из самых молодых товарищей, которого звали Луис. Он так искренне и радостно говорил о своём новорождённом сыне и самой лучшей женщине на свете – своей жене, что каждый при его словах вспомнил и о своих, уже подросших славных дочках и мальчишках. Они их очень любили… Любили своих детей и своих жён, но именно поэтому и были здесь. А Команданте думал об этом молодом мальчике, который только что стал отцом: «У него уже есть боевой опыт, но у него ещё нет опыта любить своих детей».
– Вы верите мне? – зазвучал тихий, надтреснутый голос Че.
– Да, Эрнесто!
– Но… Я не возьму с собой Луиса…
Для всех других это прозвучало бы как приговор, приговор недоверия… Для всех других, но не для этого случая и не для этих людей. Слова Команданте истолковываются телепатией сердец. Воспринимаются не слухом, а душой. Это и есть настоящая любовь. Любовь и дружба мужчин, прошедших вместе опасность. Нет! Даже не любовь, а понимание смысла жизни: ради чего? Не ради смерти, а ради жизни ходят они по планете и по этой тропе, и, несмотря на молодость, Луис понял это сразу же, и ещё большая любовь и гордость за именно такого старшего товарища вспыхнула в нём как огонь. Он готов, не задумываясь, отдать за него свою молодую жизнь, но понимает, что ради него он обязан жить и воспитывать сына. Без кривляний и лишних слов он склонил перед ним голову.
– Я буду всё время с тобой, Луис! Здесь, на этой тропе. Вот на этом месте, где горит сегодня костёр, и когда ты будешь вести следующую группу молодых, таких же, как ты, неиспорченных и честных бойцов. Тебе я поручаю быть и жить, чтобы помогать нам вести подготовку тех, кто думает так же, как мы…
После той ночи, того костра, который горит в сердце многих молодых, прошли годы… И даже виски у молодого когда-то Луиса стали седыми.
Сегодня капитан Луис примерно того же возраста, как и Че Гевара в ту ночь. У него тоже растут пятеро детей, и старшему сегодня исполнилось девятнадцать. А он продолжает ходить по знакомой тропе уже много лет… И каждый раз, заглядывая в глаза своих новых учеников, задаёт себе вопрос: «Мы готовы умереть ради жизни и счастья других. Мы умеем побеждать и нести наши победы другим, и учить их быть такими же сильными… Готовы ли вы понять нас и быть такими же, как мы? Кто из вас сегодня, когда жизнь стала богатой и сладкой, готов променять её на лишения, мучения и смерть ради Смысла Жизни? Что надо вложить в голову человека, чтобы его жизнь стала символом борьбы за достойную жизнь других?..»
– Когда из Боливии пришла весть о гибели товарища Че, – продолжил рассказ преподаватель Луис, и глазами, полными слёз, смотрел, не отрываясь, на огонь… – Здесь этот предел, где когда-то горел тот костёр…
Сегодня он привёл нас, уже своих учеников, в место «Партизанского очага Че Гевары». Именно здесь решил нам рассказать эту историю. Тихо, еле слышно, преодолевая слёзы, он продолжал:
– Я, сражённый этой вестью, пришёл на это самое место, где Че дал мне свой последний приказ… И я встретился с ним… С Команданте Че… Я понимал, что в живых его уже нет… Но это был он!
Мы, сидящие возле огня вокруг Луиса, – вытянулись в единый очень тонкий нерв… А преподаватель продолжал:
– Он был такой же, как и раньше, немного помятый, в стоптанных ботинках, растрёпанные длинные волосы. Пронзительный взгляд. Эрнесто говорил со мной: «Каждый из нас по отдельности ничего не стоит… Будь способен почувствовать, самым глубоким образом, любую несправедливость, где бы она ни была в мире! Это – самая прекрасная черта человека, которую вы несёте в себе…»
Луис высоко запрокинул голову и дрожащим, но уверенным голосом продолжал:
– Че – не умер. Я вижу его очень часто. Я вижу его на этой тропе… Я советуюсь с ним. Он – славный герой, защитник слабых и угнетённых, романтический лидер целых поколений, неуспокоенных бытом, с неистовой душой, борцов во благо истины добра. Он и сейчас с нами… Тот, кто умеет, ощутит это…
Тогда, в ту ночь, я опять разжёг костер на этом месте… И когда я смотрел на искры костра, и как плавно и нежно струились они, эти вечные языки пламени, я испытал «эффект Партизанского Очага»… Кровь Великого Гевары перетекла и в мои жилы… Это кровь ирландских мятежников, испанских кондотьеров, аргентинских и кубинских патриотов. Че Гевара – это не просто имя, это – жизненная позиция для многих и сегодня. Его влияние на нас, современников, уверен, и на потомков – огромно. И каждое новое поколение открывает его для себя заново. Потому что он – символ борьбы за свободу.
Эрнесто Че Гевара по-прежнему – Кумир! Он – современник Джона Кеннеди, Мао Цзэдуна, Хрущёва, Шарля де Голля, и каждый из них занял своё место в истории, а время Че продолжается…
Тогда он сказал мне: «Я пришёл к тебе, растратив шесть жизней… Но в этой, последней, седьмой, – я останусь с вами!»
Двенадцать учеников Луиса расположились возле костра и слушали говорившего вдруг каким-то особенным возвышенным штилем капитана кубинского спецназа. Он был человеком очень конкретным и прекрасно знающим военное дело. Воевал, был ранен, поседевшая голова и удивительно красивые чёрные пронзительные глаза. В излишней чувствительности его заподозрить никто не смел, но сейчас, у этого костра, куда он привёл нас, своих последователей, с ним происходило преображение в предсказателя нашего существования. Он говорил, подняв к звёздному небу глаза, а на его щеках танцевали всполохи костра. Партизанского костра Че Гевары…
* * *
В последний месяц мы поехали на городскую подготовку.
Гавана жила своим размеренным, спокойным ритмом. Старый город с огромным количеством людей, машин, суетой и шумом стал для нас вдруг большой противоположностью после лесного спокойствия и тишины гор.
Группами по два-три человека вместе с городскими преподавателями мы изучали латиноамериканскую жизнь: маленькие кафе, ресторанчики, магазины… Нам выдали немного денег на оперативные расходы. Мы проработали проверочные маршруты при выходе на места проведения операции. Долго изучали расположение полицейских участков и как они могут мешать или помогать при подборе мест для захвата или уничтожения секретоносителя. Внешне мы опять должны были быть гражданскими, избавляясь от признаков принадлежности к военной жизни.
– Покажите-ка ваши руки, –