Наконец, за пулеметами постепенно умолкают и ружейные выстрелы. Начинает темнеть, и солдаты впервые разводят костры вокруг своей Тарки. Для меня они зажглись как-то сами собою. Ставить охранение было ни по настроению, ни по обстановке, ни по силам.
Только одни «Карс» и «Ардаган» возобновили огонь, прерванный на время вылазки. О них мне напомнил по телефону Мартынов. Я согласился, но уже на удлиненный прицел и по главной турецкой артерии.
До самой темноты они посылают свои мощные залпы по дальнему Кизил-Агачскому прицелу и своими дивными громовыми раскатами, оглушающим эхом, повторяемым в горах, вспышками разрывов, видимых на фоне темнеющих лесов, приятно напоминают собравшимся, что они тоже с ними.
Наступила ночь. Где-то высоко, высоко над головой на излете изредка проносятся никому не нужные пули, но скоро и они умолкают и на этот раз — навсегда.
Именно этим эпизодом, а не выходом турок к Петровску, и даже не подходом их к проволочным заграждениям, закончилось сражение, затеянное Иззетом после заключения всеобщего перемирия. Паника в порту, охватившая беженцев и солдат, прекращается суровыми мерами. Бежавшие солдаты возвращаются на фронт, занимают позиции западного сектора и тем смыкают линию кольцевых укреплений Петровска[193].
Выход всех в контратаку из Тарки с орудиями и пулеметами был из последнего. Далее уже решала судьба: если наши силы действительно кончились, то то же оказалось и у Иззета. Те же его сподвижники, вспоминая «ад всех перемешавшихся огней», и нашего, и своего собственного, уверяли меня впоследствии, что в сражении под Петровском они расстреляли все патроны своих полевых и головных парков. Может быть, и так: вышедшие целыми из этих боев некоторое время оставались полуглухими.
Против развалин Тарки Иззет последовательно поднял на горный, лесистый Таркинский плацдарм и в конечном итоге развернул: всю 15-ю пехотную турецкую дивизию, команды пополнения закавказских татар, несколько дагестанских формирований и 2 тысячи чеченцев Али Митаева. Отдельные дагестанские отряды оставались внизу против других секторов.
Ряд наших контратак (больших раздельных было четыре) и сосредоточенный огонь — главным образом артиллерийский — так и не допустили этим частям продебушировать из лесов, в которых они перемещались. Человек исключительной храбрости, Иззет не был в решительном месте, а оставался с артиллерией на соседнем гребне. От захваченных пленных мы узнавали, что они изнемогают от усталости и жажды.
Через сутки, которые действительно проходят в мертвой тишине, мы с Бичераховым обсуждаем план будущих действий. Турки остановились и засели в лесах. Иззету не удалось нас сбросить в море или, говоря военным языком, взять Петровск открытой силой. Имея флот, обрекать себя на тесную осаду и пассивное сидение, то есть на верное самоубийство, или вести трудные для нас лесные бои через Тарки — не входит и никогда не входило в наши расчеты. Да это совсем не отвечает и новым задачам правительства прикаспийских областей. Наконец, можно было свободно выйти на север вдоль железной дороги, так как против северного сектора турок уже не было, но это значило бы оставить вопрос с Иззетом неразрешенным.
Мы решаем: пользуясь флотом и базируясь на Ленкорань, выйти на пути сообщения Иззета, захватить Баку.
По нашим планам, эта операция должна была привести к полному уничтожению Иззета. До сих пор стратегический выход на сообщения турок нами откладывался, так как нельзя было дробить сил. Теперь для всей массы революционно настроенных солдат он представлял единственно правильное решение, независимо от новых политических заданий, появившихся с окончанием войны. Странное положение: война с турками кончилась для союзников, но не для русских войск!
Мы эвакуируем 3000 раненых и больных по портам Каспийского моря, сажаем при полном затишье на фронте весь отряд на 57 судов и производим десантную операцию на новое государство Азербайджан, только что построенное Турцией и превращенное в базу Иззета.
Всего с беженцами на суда посажено было более 60 000 человек. Беженцы — главным образом армяне из Эривани и Баку. Погрузили все — до последнего парка и обоза.
Русские войска с представителями союзников и их командами высаживаются прямо в столице Азербайджана — Баку, чем лишают турок базы и их единственной коммуникационной линии, идущей через Баладжары на Закавказье. Мы захватываем громадные склады и запасы снарядов, военного и интендантского снаряжения. Усиливаем личный состав. Через два дня часть отряда садится в поезда, спускается по коммуникационной линии Иззета, в Петровск, а 30 ноября высаживается на его вокзале.
Флот прикрывал десантную операцию с севера. Коммерческие пароходы «Каспий» и «Орленок», вооруженные пушками, вступают в бой у Старо-Теречной с четырьмя вооруженными кораблями большевиков, топят один из них, выводят из строя другой, после чего двое оставшихся поворачивают и уходят в Астрахань. «Орленок» загорается, но успевает справиться с пожаром. Генерал барон Арисгофен, ехавший к нам для связи от Добровольческой армии, попал случайно на «Орленка»; получив свое морское огневое крещение, он восторженно отзывался мне о действиях матросов в этом бою против большевиков.
Каспийский флот в очень трудных условиях выполнил операции переброски базы в Ленкорань и десанта в Баку. Буря, разразившаяся в открытом море, не нарушила планомерности в проведении решающего стратегического хода. Главноначальствующий флотом В. Г. Воскресенский показал всю свою находчивость, исключительную энергию и распорядительность.
Как мы рассчитывали, наш выход на пути сообщения Иззета сильно охлаждает воинственный пыл последнего. Он отказывается от плана завоевать Северный Кавказ и от провозглашения самостоятельной Горской республики. Сам Иззет с эмиссарами уходит горами в Турцию, а турецкие войска, после коротких переговоров, эвакуируются, но уже не на 25 верст назад, а через Баладжары по Закавказской железной дороге в Малую Азию.
Несколько главарей-горцев, сподвижников Иззета, запросили меня через своих родственников: «Могут ли они приехать в Баку с тем, что не будут арестованы?» Фамилии не имеют значения. Еще за год перед тем мы вместе, как братья, ездили в Екатеринодар открывать Русский ЮгоВосточный Союз.
Мой штаб волновался. Я ответил: «Могут». Новые задачи, новая политическая обстановка. Я считал, что не мы будем проводить границы России, а будущие поколения.
Я знал, что запросившие меня горцы не верили в будущую независимость своих народов, а ошибочно подались к туркам, думая защититься от большевиков. Много раз перед тем они сами мне говорили, что неприступный Кавказский хребет с юга создает такие условия, при которых Северный Кавказ должен и может жить вместе только со своими северными соседями, и что они не хотят его превращать войной «во вторую Галицию». Однако несколько иначе звучало их и Иззета письмо, посланное в день боя 13 октября из Дербента в Петровск — Бичерахову, в котором они писали обо мне и приводили свою расценку моих боевых действий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});