Женщины, за исключением Изабель, были просто потрясены одной мыслью о том, что ждало бы Элинор при таком повороте событий. Изабель, которая хорошо знала Элинор, благодарила Бога, что подобный брак не довел ее подругу до греха смертоубийства. Она сама бы молилась, плакала и терпела, а Элинор либо убила бы этого человека сама, либо устроила так, чтобы он исчез с ее пути. Однако Изабель ни в коей мере не шокировал притворный страх и хрупкость Элинор. Слабость — подходящее оружие женщины, и Изабель предпочитала, чтобы Элинор пользовалась именно этим оружием, а не ножом.
Когда первоначальный шок прошел, гости ринулись вперед, чтобы выразить сочувствие, а некоторые даже объявить об открытой поддержке. Вассалы Элинор оказались все заодно в этом вопросе. Многие из них любили свою госпожу, но не только это стало причиной их сочувствия. Мысль получить в качестве сюзерена Фулка де Кантелю или Генри Корнхилла мгновенно подняла их верноподданнические чувства к Элинор и Иэну до непостижимой высоты. Ни их жены и дочери, ни их земли не могли быть в безопасности с господином, которого предложил король.
Вассалы Иэна выглядели не такими счастливыми. Они не хотели враждовать ни с фаворитами короля, ни с самим королем. Тем не менее они тоже вышли вперед, чтобы выразить поддержку своему господину. Они понимали, что, поскольку Элинор теперь неотвратимо становится наследницей Иэна, если какая-то беда приключится с ним, то они перейдут вместе с ней к любому человеку, которого король выберет для нее. И они не питали иллюзий относительно кандидата короля — де Випон был хорошим господином: честным в делах и всегда приходящим на помощь попавшему в беду человеку.
Знай раньше волю короля, они, безусловно, воспротивились бы этому браку, который оказался против его воли. Однако никто об этом не знал из-за тех проклятых преступников — а преступники большей частью существовали по вине короля, — так что теперь им оставалось только твердо поддержать своего господина.
Вильям Солсбери был в бешенстве, но его гнев ни на кого конкретно не направлялся. Да и кого винить? Совершенно очевидно, что Иэн оказался столь же удивлен, как и он сам, тем, что предприняла Элинор. Однако он не мог винить и бедную Элинор, которая также явно была запугана до крайности предложенным ей выбором мужей. Вероятно, Иэну следовало бы предупредить ее, подумал Солсбери, полагая, что Элинор не читала его письмо, но он понимал, почему Иэн не сделал этого.
Солсбери не мог даже обвинить Джона, бедного Джона, который никогда не мог правильно разобраться в человеке или ситуации и который неизменно и настойчиво делал все в точности не так, как надо. Ему нужно будет отправиться навстречу Джону, лишь только тот вернется в Англию, и объяснить, что произошло. Если бы ему удалось убедить Джона милостиво согласиться с этим браком, все было бы совсем по-другому. Доброта короля, прощающего своего подданного, затмила бы недостаток хорошего вкуса в попытках обогатить верных слуг.
Вскоре после обеда, перед самым отъездом Солсбери поговорил об этом с Иэном и спросил, что он решил насчет Адама и Джоанны. К облегчению Иэна, он вроде бы совсем не расстроился теми уклончивыми ответами, которые получил. Он сказал, что понимает, что у Элинор едва ли было время для подобных вопросов в суматохе собственной свадьбы. Иэну пришлось стать несколько менее осторожным, но Солсбери по-прежнему сохранял добродушный вид. Он посетовал, что не получит Адама на воспитание. Затем со смехом и откровенно заметил то, что Иэну приходилось облекать в очень деликатные фразы.
— Элинор не права насчет моей жены. Ей следовало бы приехать к нам и познакомиться с Элой поближе, но я понимаю, что близость ко двору, может быть, и не самый лучший вариант для такого гордого мальчика, тем более если мой брат воспримет ваш брак в штыки, что, я надеюсь, не случится. И действительно, разумно не создавать двойные узы в одном направлении, когда у вас только двое детей. Но я могу все-таки надеяться со временем на брак Джеффри и Джоанны? У нее нет возражений против Джеффри?
— Совершенно никаких, — ответил Иэн и затем, учитывая открытость Солсбери, добавил: — Она ясно сказала, что была бы рада ему, даже без земли и без всякой легитимации, лишь бы это только доставило радость Джоанне. Кроме того, она добавила, что всеми силами будет способствовать тому, чтобы взгляд Джоанны обратился в сторону Джеффри.
— Тогда я полностью удовлетворен.
Солсбери вскочил на лошадь, подготовленную для него, и, махнув на прощание рукой, поскакал через подъемный мост, догоняя свиту жены. Иэн постоял несколько минут, глядя ему в спину, затем развернулся и поспешил обратно в замок. Для него было большим облегчением узнать, что Солсбери не оскорбился и сделает все, что от него зависит, чтобы уладить дело с Джоном. На это он, конечно, намекал и в своем письме, но тем не менее было просто здорово получить подтверждение его обещания после той волны враждебности по отношению к Джону, которую Элинор умышленно подняла.
Иэн не заблуждался насчет мнимой шайки преступников, но он наделял Элинор даже большей хитростью и двуличием, чем она на самом деле обладала. Весь день, занятый проводами гостей и развлечениями тех, кто оставался, Иэн раздваивался между бешенством от того, как Элинор воспользовалась своими гостями, и, с другой стороны, облегчением, что причина гнева короля — если Джон все-таки решится продемонстрировать свою злобу, — стала широко известна. В ту ночь, как только служанки Элинор собрали его разбросанную одежду и вышли из комнаты, он обернулся к жене:
— Что это еще за преступники? Как ты посмела? Элинор не ответила, спокойно заплетая волосы в две толстые, как запястья Иэна, косы. Обычно она не заплетала косы на ночь, но ей пришло это в голову, когда она оседлала своего мужа в прошлую ночь. Поскольку Иэну сегодня пришлось много ходить и его колено, по-видимому, разболелось, она решила, что ей следует подготовиться вновь сыграть активную роль в их любовной игре.
— Ты слышишь меня? — рявкнул Иэн.
— Я не глухая, — спокойно ответила Элинор.
— Как ты посмела заманить в западню епископов, Оксфорда, Ллевелина, твоих и моих вассалов, даже родного брата и дочь Джона, заставив их участвовать в открытом неодобрении действий короля?
— Потому что эти действия заслуживают неодобрения.
— Я не об том говорю! — взревел Иэн. — Меня ты не одурачишь! Никаких преступников в лесу нет — я сам очистил лес. Это твои люди схватили гонца! Как ты осмелилась на такое?!
— Я решила, что это лучше, чем добавлять открытое неповиновение воле короля к тому, что он уже имеет против меня. С гонцом ничего страшного не случилось. Никто не сможет его ни в чем обвинить, поскольку ясно, что это не его ошибка. И нас никто не сможет обвинить в том, что не является нашей виной. Что же я сделала неправильно?