чтобы Адамо настаивал на отношениях с тобой, если бы Римо угрожал твоей жизни из-за этого? Ты бы умерла за отношения, которые, возможно, даже не продлятся много лет?
Мне даже не пришлось об этом думать. Ответ прозвучал громко и ясно в моем сердце. Да, я бы рискнула жизнью, чтобы быть с Адамо, потому что я любила его и потому что он уже так много сделал для меня. Дима, казалось, увидел ответ на моем лице, потому что выражение его лица изменилось, но он все еще не отпускал меня.
— Ты уверена, что его ответ будет таким же? Он мог помочь тебе отомстить, но это никогда не представляло реальной угрозы для его жизни. Но если твой отец внесет его в список смертников, его дни сочтены.
Мало кто выживал долго, если папа хотел их смерти. Моя мать умерла из-за вмешательства Римо Фальконе. У Адамо за спиной стояла Каморра, но он был легкой мишенью, живя в лагере, и папа ясно дал понять, что на этот раз он рискнет войной с Каморрой, если понадобится. Мои плечи поникли. Мысль о разлуке с Адамо причиняла боль, но страх, что его убьют, был еще сильнее. Может, папа и Дима правы. Адамо и я вместе недолго, и большую часть времени мы были слишком трусливы, чтобы даже дать названию тому, что у нас было. Я не могла решиться на то, чтобы Адамо рисковал своей жизнью. Нет, я определенно не хотела, чтобы он рисковал своей жизнью.
— Мне нужно покончить с этим лицом к лицу, Дима. Я не буду делать это по телефону. Это дерьмовый шаг после всего, что он сделал для меня.
— Твой отец не позволит тебе вернуться в лагерь. Он подозревает, что ты можешь там остаться.
— Поговори с ним. Если поговорю я, то сделаю только хуже. Я слишком зла. Скажи ему, что ты позаботишься о моем возвращении.
— Я обязательно позабочусь, — твердо сказал Дима. — Потому что, если ты этого не сделаешь, твой отец лишит меня головы. Я действительно не хочу умирать, чтобы ты могла проводить время с Фальконе. Оставайся здесь. Не смей сбегать.
Я чувствовала себя опустошенной, наблюдая, как Дима направляется в кабинет отца. Прошлой ночью я позволила себе представить будущее с Адамо. Все было расплывчатым, со многими переменными, но я была счастлива и свободна. Если я останусь в Чикаго, то никогда не стану ни той, ни другой, без Адамо, ни той Динарой, какой хотел видеть меня отец.
Дима вернулся через пять минут.
— Он согласился, но ясно дал понять, что пошлет людей за Адамо, если ты завтра не вернешься домой к обеду.
— Я вернусь, — сказала я.
Когда мы с Димой второй раз за день сели в папин частный самолет, у меня свело живот. Адамо заслуживал, чтобы ему объяснили причину разрыва лично, но сама мысль о том, чтобы сказать ему об этом, быть рядом с ним в последний раз, расколола мое сердце надвое.
Что, если я не смогу попрощаться?
* * *
Сообщение Динары о том, что она скоро вернется, подняло мою тревогу, и в тот момент, когда Динара появилась в лагере рано утром с Димой, я понял, что что-то случилось. Она выглядела измученной и будто готовилась к битве.
Я не спал почти всю ночь. Я поспешил к ней, желая прояснить ситуацию. Динара вышла из машины, а Дима нет. Он остался сидеть за рулем, как всегда стоически. Схватив Динару, я поцеловал. На мгновение она напряглась, но затем бросилась в поцелуй, источая отчаяние и страсть. Я обхватил ее затылок, притягивая ближе. Казалось, мы не виделись целую вечность.
В конце концов Динара отпрянула и отступила на шаг. Ее щеки пылали. Ошеломление в ее глазах быстро сменилось опасением, а затем решимостью. Это нехорошо.
— Что случилось? — пробормотал я.
Мы стояли на приличном расстоянии от Димы, но окна машины были опущены, и я не хотел рисковать, чтобы он подслушал наш разговор, если он одна из причин напряжения Динары.
— Ничего, — быстро ответила она, но ее голос доказал, что она ошиблась.
— Не думал, что ты вернешься к сегодняшней гонке. Я боялся, что тебе понадобится несколько дней, чтобы убедить отца, что здесь ты в безопасности.
Она быстро отвела взгляд, а когда снова встретилась со мной взглядом, ее стены поднялись, запирая меня из ее разума и сердца.
— Динара, — умоляюще сказал я, беря ее за руку. — Скажи мне, что происходит.
Ее глаза встретились с моими, затем она убрала руку.
— Я не вернусь сегодня на гонки. Я больше не буду участвовать в заездах. Гонки всегда были лишь средством для достижения цели, и ты тоже, — ее голос дрогнул, когда она произнесла последнее.
— Лгунья, — прорычал я, снова подходя ближе.
Я не позволю ей установить дистанцию, между нами, ни физически, ни вербально. Мы прошли через слишком многое. Нас обоих преследовали внутренние демоны — демоны, понятные только нам. Быть может, мы и родились по разные стороны баррикад, но судьба свела нас вместе, потому что мы были созданы друг для друга, потому что никто никогда не увидит мир таким, как мы.
— Если бы я был только средством для достижения цели, тебя бы сейчас здесь не было. Ты бы ушла без объяснений или бросила меня по телефону. Но ты здесь, Динара. Почему?
Она выдержала мой взгляд, стараясь казаться решительной и бесстрастной, но я видел все эмоции в этих зеленых глазах и знал ее слишком хорошо, чтобы поверить в ее шараду.
— Я просто подумала, что ты заслуживаешь того, чтобы узнать это лично после всего, что ты для меня сделал. Я не неблагодарная, даже если использовала тебя в своих целях.
Я ухмыльнулся.
— Тебе нужно сделать лучше, чтобы убедить меня.
— Это не имеет значения. Я здесь не для того, чтобы убеждать тебя, Адамо. Я здесь, чтобы сообщить тебе о своем решении. Это последний раз, когда ты меня видишь. Я не останусь в лагере, и мы никогда больше не встретимся. Мое место в Чикаго, среди моих людей.
— Твоих людей? Людей, которые хотят, чтобы ты одевалась как фальшивая версия себя? Людей, которые знают только одну твою сторону, но не каждый аспект тебя самой, не те темные стороны, которые могу видеть только я.
Динара сунула руку в карман и достала сигарету. Ее пальцы дрожали, когда она прикурила.
— Я думал, ты хочешь бросить.
Она пожала плечами.
— Это не сработает.
— Не курить или мы?
Она глубоко затянулась и посмотрела