В этом тоже не было ничего удивительного. Гонсалес обладал острым умом и добивался своего прямыми путями, но его проницательность не выходила за рамки трех королевств Эспераньи. Он мог делать прозорливые замечания насчет намерений брата короля Рамиро в Руэнде или его дяди в Халонье и предлагать меры по их сдерживанию, но священнослужители из стран за горами для него не представляли интереса, и поэтому он о них не задумывался.
Вот почему предупреждения оказалось недостаточно. Пять служителей бога, один из них высокопоставленный, остановились здесь по приглашению королевы, по дороге к гробнице на острове Васки. Что это могло значить? Гонзалес едва ли задумывался об этом. И король тоже, о чем сейчас все больше сожалел.
Ничем не выдавая своих дурных предчувствий, Рамиро Вальедский вежливо смотрел на мужчину, идущего по ковровой дорожке к трону, в нескольких шагах впереди своих спутников. Некоторые люди одним своим присутствием заставляли насторожиться и почувствовать начало чего-то значительного. Этот был из таких людей.
Жиро де Шерваль, верховный клирик Фериереса, был таким высоким, что мог смотреть на любого из мужчин в этом зале свысока, в том числе и на короля. Его лицо было выбрито до гладкости кожи ребенка, седые волосы зачесаны ото лба назад, отчего он казался еще выше. Его глаза, даже на таком расстоянии от трона, были пронзительно голубыми под прямыми бровями, нос длинный и тонкий, рот широкий. У него была величественная осанка патриция, он держался как посол при дворе более мелкого правителя, а не как слуга господа перед монархом. В своих синих одеждах духовенства Фериереса с желтыми каймой и поясом, символизирующими солнце, Жиро де Шерваль, бесспорно, выглядел импозантным.
Король не заметил на этом аристократическом лице никакого почтения. Не нашел он его, бросив быстрый взгляд, и на лицах четырех менее значительных клириков, которые теперь остановились за спиной у Шерваля. Никакой враждебности или агрессивности, никаких подобных проявлений дурного тона, но священникам и не требуется быть враждебно настроенными, чтобы навлечь большую беду. А у Рамиро с опозданием возникло ощущение, что именно беда явилась под его арки и встала на только что разостланные ковры и на мозаики в это холодное и дождливое осеннее утро.
Знание того, что именно его жена попросила принять этих людей, не приносило облегчения.
Он плотнее закутался в одежды с меховым воротником. Краем глаза он увидел, как Гонзалес подал незаметный знак, и слуги поспешили развести огонь. Его министр проявлял бесконечную заботу об удобствах короля в таких мелочах. К сожалению, здесь он упустил нечто крупное. С другой стороны, Рамиро тоже это упустил, и не в его привычках было укорять других за те промахи, которых не избежал он сам.
— Добро пожаловать в Вальедо, — спокойно произнес он, когда высокий священник остановился на должном расстоянии от трона. — Во имя святого Джада.
Тут Жиро из Фериереса поклонился — не раньше, как отметил Рамиро. Поклон, однако, был подобающе глубоким и официальным. Потом Жиро выпрямился.
— Вы оказали нам честь, выше величество. — Голос верховного клирика был звучным и хорошо поставленным. Он говорил на безупречном эсперанском и даже с аристократическим пришептыванием. — Для нас большая честь получить приглашение от нашей дорогой Инес, вашей преданной королевы, и быть принятыми вашим королевским величеством. Только перспектива пожить с комфортом зимой здесь, при знаменитом дворе Эстерена, могла заставить нас пуститься в путь через горы в такое время года.
Значит, никаких экивоков. С первых же слов. Они остаются. Не совсем неожиданность, хотя они, возможно, все же намереваются ехать дальше, в Руэнду. Это было бы приятно. Рамиро видел, что Инес, сидящая рядом с ним, широко улыбается, элегантная и желанная. Она уже давно ожидала этого.
— Мы предложим вам такой комфорт, какой в наших силах, — сказал король, — хотя боюсь, нам не сравниться со славой Фериереса по части радостей плоти. — Он улыбнулся, давая понять, что шутит.
Верховный клирик покачал головой. На его лице появилось выражение укоризны. Уже.
— Мы ведем простую жизнь, государь, — тихо сказал он. — Мы вполне удовлетворимся любыми скромными помещениями и теми удобствами, которые вы сможете нам предоставить. Мы черпаем силы и получаем удовольствие от сознания присутствия господа в этой мощной твердыне Джада на западе.
Рамиро постарался ничем не выдать своих чувств. Он знал, что Инес уже выделила и роскошно обставила апартаменты из смежных комнат для клириков из Фериереса в новом крыле дворца, на тот случай, если они решат задержаться на более долгий срок. Там даже есть часовня, построенная по ее настоянию. Жиро де Шервалю не придется довольствоваться скромными помещениями во дворце. Король также знал о подробной переписке между королевой и священниками ее родины. Конечно, неприлично было бы показать, что ему это известно. Ему очень захотелось поступить вопреки приличиям.
— Мы уверены, что наша возлюбленная королева приложила все усилия, чтобы в точности выполнить ваши указания относительно удовлетворения ваших потребностей. В ваши комнаты проведена горячая вода, каждый день, после обеда, к вашим услугам личный массажист. Та пища, которая вами указана. Фарленское вино, как вы просили.
Он радушно улыбался. Инес рядом с ним застыла. Жиро де Шерваль на секунду смешался, потом, по обычаю всех церковников, напустил на себя грустный вид. Ответить на это ему было нелегко. «Полезно, — подумал Рамиро, — осадить их сразу же, как коня, которого нужно объездить, пока не полились эти бесконечные гладкие, округлые фразы». Тем не менее он сомневался, что этого человека можно осадить. И через мгновение его сомнения подтвердились.
— Я весьма сожалею, что мои преклонные годы вызвали необходимость просить о некоторых одолжениях из сочувствия к ним у тех, кто оказал нам честь, пригласив нас погостить. Особенно в зимнее время. Ваше величество еще молоды, в самом расцвете дарованных господом сил. Те из нас, кто стоит в начале увядания, может лишь смотреть на вас, как на нашу надежную опору под святым солнцем Джада.
Этого он и ждал. Такого не усмиришь, как удавалось ему много лет усмирять здешних священников в желтых одеждах. Людей непостоянных, честолюбивых, но не имеющих лидера и не обладающих силой. Даже не глядя на них, он мог представить себе их самодовольные лица. Теперь у них появился защитник, и положение дел может вот-вот измениться. Ну, ему следовало знать, что так и будет. Ему следовало больше думать об этом. Некого винить, кроме себя, за то, что он согласился на просьбу Инес пригласить одного из верховных клириков с ее родины остановиться у них по пути на остров — ради ее душевного спокойствия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});