Но она четко осознавала, что у нее болит сердце.
Развернув развалюху, Рио направилась в сторону съезда, объезжая выбоины на грунтовой дороге и упавшее дерево.
Воспоминания о них с Люком всплывали в памяти: вот она приходит в себя в клинике и видит его рядом с собой. Целует его. Потом был душ в личных покоях. Она помнила двух других мужчин, его друзей, а еще того пациента. А еще то, как она убила… Палача.
Также помнила, как протиснулась в кухонный лифт. И пряталась под штабелями наркотиков в рабочем помещении.
И, тем не менее… что — то было не так. Она не могла вспомнить, где побывала. Все словно произошло во сне, части не складывались в единое целое. И чем сильнее она концентрировалась, тем сильнее болела голова.
Куда она едет? — задумалась Рио…
Перед машиной мелькнуло животное, и Рио не успела объехать его, оно было настолько большим, что когда она сбила беднягу, машину вынесло с дороги.
— Твою мать! — Рио ударила по тормозам и вцепилась в рулевое колесо.
Поставив рычаг передач на паркинг, она открыла дверь и высунулась наружу, но ничего не видела. Дрожащей рукой Рио отстегнула ремень, высунула одну ногу, а когда выпрямилась, то решила, что хуже уже не…
Это была собака.
Огромная собака. Вероятно, даже волк… Судя по размеру задней лапы, которая торчала из — за переднего колеса.
Ни рычания. Ни движения. Ни сопения.
Кажется, она убила его.
Обмякнув, ей захотелось разреветься. Казалось, все работает против нее, и хотя Рио знала, что ее собственная жизнь в опасности, что она только что потеряла мужчину, которого успела полюбить… сама мысль, что она ранила невинное животное, была невыносима.
А потом пришло понимание, что она должна вытащить животное из — под машины, если хочет продолжить дорогу.
— Ты должна это сделать, — пробормотала Рио.
И это ли не саундтрек ее мрачной и унылой реальности.
Беря себя в руки, Рио обхватила пистолет и обошла дверь…
Рио застыла.
Потом она медленно накрыла рот рукой, едва сдержав крик, рвавшийся из горла.
На земле у колеса лежала человеческая нога. Не лапа.
Она либо сходит с ума… либо ее подводит зрение.
Обогнув машину, она увидела то, что глаза отказывались воспринимать. С собакой… с волком… что — то происходило. Он… изменялся.
Волк менялся.
Прямо на ее глазах.
Его серо — белый мех, казалось, втягивался в кожу, раздался треск, будто ломались кости или суставы, словно конечности меняли форму, превращаясь в руки и ноги. А потом начало проявляться лицо. Морда втягивалась, превращаясь в подбородок, рот и нос, голова увеличивалась, округлый череп появился на месте квадратной волчьей макушки.
Рио отступила на шаг. Еще на один.
Она понимала, что стоило волноваться о том, что она стоит прямо в свете фар, но ее мозг был охвачен…
Она врезалась во что — то твердое.
Шумно втянув воздух, она ощутила запах одеколона Люка.
Отскочив от него, она резко обернулась… и с ужасом сложила в уме два плюс два, когда глаза судорожно заморгали. Раз — и она видит, как собака влетает в квартиру и нападает на мужчину, который собирался убить ее. Два — и там появляется Люк в одежде не по размеру. Три — она вспоминает, как Эйпекс рухнул на колени от солнечного света в том коридоре. Четыре — и она тащит Люка к черному входу, подальше от света, оставляющего ожоги на его коже. Четыре — их ночная жизнь. Пять — пара, не супруга. Шесть — бардак в мыслях после того, как она посмотрела Люку в глаза, перед тем как покинуть фермерский дом. Семь…
Я возьму ровно столько сколько необходимо.
Рио направила пистолет на Люка, охваченная ужасом и неверием.
— Что ты, черт возьми, такое? — требовательно спросила она. — Что ты такое?!
Глава 52
Что хорошо в машине без опознавательных знаков, особенно в старых — всегда можно выключить огни. Передние фары, задние фонари или проблесковые на крыше.
В современную эру, когда все вокруг и даже государство видит в тебе несмышленого ребенка, приятно иметь возможность сказать — «Хэй, я сейчас не хочу привлекать внимание, поэтому я выключу все огни, спасибо».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сидя за рулем и смотря на парковку за полицейским участком, Хосе вел наблюдение за окнами кабинета Стэна на третьем этаже. Он знал, где они были, потому что в окнах убойного отдела всегда горел свет, а десять сияющих панелей в ряду были под ним. К тому же, здание в принципе не такое уж и большое.
Стэн орудовал на своей территории. И когда он зашел в уборную, Хосе узнал об этом, потому что это окно отличалось от остальных в ряду.
Хосе посмотрел на пассажирское сидение. Конверт, который дала ему милая беременная соседка Рио, лежал на кошельке и мобильном телефоне Леона Робертса.
Остальную часть дела Хосе конструировал в своей голове.
И в разбитом сердце.
— Охрененное завершение карьеры, — пробормотал он… не зная, о себе говорит или о Стэне.
С другой стороны, они в этом связаны вместе. Равно как и начинали они тоже вместе…
Когда зазвонил его телефон, Хосе вздрогнул и запустил руку в карман спортивной куртки. Доставая устройство, он приготовился…
И внутренне обмяк.
— Да, дорогая, — пробормотал он.
Голос его жены звучал обеспокоенно:
— Где ты?
— Я… Работаю над делом.
— О, а я думала, что ты едешь домой.
— Я тоже так думал, — ответил он хрипло. — Как прошел день?
— Тяжело. — Он услышал шорох и стук и представил, как она поставила неподъемную сумку с книгами и ноутбуком на кухонный стол. — У меня экзамен на следующей неделе, поэтому я посижу и поучу до твоего прихода. На сколько ты задержишься?
— Я не знаю. Может… и на несколько часов.
— Хорошо.
В том, как легко она произнесла эти три слога, крылась причина их крепкого брака. Эта женщина была терпеливой и умной, самым светлым, что было в его жизни.
— Я хочу свозить тебя в отпуск. — Его голос охрип. — Твой семестр заканчивается в одно время с моим выходом на пенсию. И мы проведем… медовый месяц. Неделю вдалеке, где захочешь. Выбирай.
Послышался ее удивленный смех.
— Хосе, ты ненавидишь путешествовать. Ты же знаешь.
— Не в этот раз. Ты и я, где захочешь, это будет мой подарок тебе.
Она буквально икнула в трубку.
— Серьезно? Ты не шутишь.
— Я даже получу паспорт впервые за… ну, на самом деле, это в принципе будет впервые.
— О, Хосе… я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю…
— Будь осторожен вечером. На улице холодно… не знаю, у меня почему — то плохое предчувствие.
У меня тоже, дорогая, — подумал он про себя.
— Все будет хорошо, — ответил он, когда свет в уборной Стэна погас.
Хосе не слушал то, что ему ответили перед тем, как завершить звонок, но отключившись, он четко осознавал, что эта неделя станет подарком для них обоих. Может, стоит завести ежегодную традицию, ведь она уже заслужила степень доктора философии.
На третьем этаже погас свет в кабинете его шефа, а так же в приемной.
Прежде чем убрать телефон, Хосе выключил звук. Потом застегнул ремень на груди.
Если бы Бутч быль здесь, то коп из Саути уже довел бы его до трясучки своим бормотанием на тему спорта и нетерпеливым ерзанием на сидении. Ублюдок не умел сидеть в засаде. Он человек дела.
Был им.
И скоро о Хосе тоже будут говорить в прошедшем времени. Ну, о его работе в органах.
Боже, жаль, его бывшего напарника нет сейчас рядом, Бутч бы знал, что делать с этим… хотя, нет. Бутч бы подошел напрямую к шефу, прижал парня лицом к стене и хорошенько отметелил.
На хрен протокол и…
Задняя дверь в полицейский участок открылась, и на улицу вышла одинокая фигура. Зарезервированное парковочное место шефа располагалось возле двери, и Стэн оглянулся по сторонам, прежде чем сесть в седан. Парень всегда парковался капотом к зданию, поэтому когда он завел двигатель, фары осветили практически пустую парковку.