Читать интересную книгу Котовский - Борис Соколов

Когда получалось жалованье, то Григ. Ив. выдавал им карманные деньги — Мите, Кальке и ординарцу. Мы получали тогда 190 руб., и он выдавал им по 10 руб.».

В Умани Котовский жил на окраине города, в Пролетарском переулке. Он занимал небольшой особняк, принадлежавший раньше уездному воинскому начальнику. В кабинете Котовского висела большая карта Европейской России, а на столе, покрытом темно-зеленым сукном, стояли гипсовая статуэтка Ленина и черный бюст Карла Маркса.

Эмигрантский писатель Роман Гуль почему-то полагал, что Котовский просто купается в роскоши: «В роскошном кабинете командира корпуса — драгоценное оружие по стенам, мебель красного дерева с бронзой, карельская береза, из соседней комнаты слышен радиоаппарат, передающий Лондон. Здесь всё приятно глазу и слуху, только необычный костюм, да непринужденный басовый смех хозяина смущают иностранных гостей.

Но за ужином, переливаясь, горит хрустальная барская люстра. Ловко и бесшумно, как дрессированные мыши, бегают, подают ординарцы. Меняются блюда, водки, вина, шампанское. В русских и польских руках чокаются перезвоном бокалы и рюмки».

Котовский всегда вставал очень рано, летом в пять утра, зимой в шесть. В кабинете, за ширмой, у него были большая эмалированная ванна и кувшин. Среднее окно в кабинете не замазывалось на зиму. Котовский делал гимнастику при открытом окне, а потом обливал себя водой и докрасна растирал грудь полотенцем.

Летний распорядок дня у Григория Ивановича был таким:

Подъем — в 5 часов.

Гимнастика и тренировка — до 6 часов 30 минут.

Завтрак — до 7 часов.

Занятия — до 10 часов.

Тренировка — до 10 часов 30 минут.

Занятия — до 13 часов 30 минут.

Тренировка — до 14 часов.

Занятия — до 15 часов 30 минут.

Тренировка — до 16 часов.

Обед — до 17 часов.

Занятия — до 21 часа.

Гимнастика и тренировка — до 22 часов 30 минут.

Сон — с 23 часов.

Бросается в глаза, что на гимнастику и спортивные тренировки Котовский тратил 4,5 часа, а на занятия, включавшие как командование корпусом, так и самообразование, — 11,5 часа. Он фактически не отдыхал, вернее, гимнастика и спорт служили ему отдыхом.

Котовский любил уединение. Он однажды записал в дневнике: «Сила уединения очень важна». Может, он и не был так счастлив в жизни, как казалось окружающим?

Утром Котовский составлял план того, что должен сделать в течение дня. В Умани это больше были хозяйственные дела, чем боевые. И они Котовскому были не в тягость. Ведь как раз решать подобные вопросы он в свое время учился в Кокорозенской сельскохозяйственной школе.

Котовский говорил: «Если жить только для себя, так вообще не стоит жить».

По свидетельству Ольги Петровны, несмотря на большие доходы по линии ВПО, они с Григорием Ивановичем жили довольно скромно: «Мы в Умани жили в Пролетарском пер., бывш. Дворянском, в доме, принадлежащем] б. Уездному Воинскому начальнику, где жила вдова-генеральша. Она была парализована и жила со своей племянницей. Григ. Ив. оставил ей кабинет и парадный ход в пользование, весь дом мы занимали — 6 комнат. По улице б. гостиная приблизительно 5x8 метр, в 3 окна и наша спальня в 2 окна, рядом комната Лизы (сестры Ольги Петровны. — Б. С.), затем для прислуги столовая, ординарцев, коридор и кухня.

Обстановка убогая. В кабинете в простенке стояло трюмо генеральши. Посередине ближе к окну письменный стол, деревянное кресло от окна к письменному столу и перед письменным столом 2 старых красных бархат[ных] кресла. Направо в углу диван и 2 кресла, др. стулья желтого плюша, затем фанерный столик, заполненный газетами, у другой стены этажерки с книгами, кот. я хотела „профилактически“ перенести в спальню, т. к. гости „зачитывали“ нужные книги.

Налево при входе за ширмой стояла ванна эмалированная, кувшин и таз для умыванья. Среднее окно на зиму не закрывалось, т. к. Гр. Ив. ежедневно делал гимнастику при открытом окне, а затем я обливала его холодной водой из ведра, вставши на стул. За стеной старая генеральша слышала плеск воды и шум в открытое окно и куталась, ей было страшно. Но Григ. Иванов, она очень уважала, хотя он был и „большевик“.

Из окон видно было далеко поле и полотно жел. дороги. Поезд из Киева можно было видеть за полчаса до прихода на станцию. Я поджидала у окна появления поезда и посылала на станцию, ставила завтрак (поезд утром). Когда он приезжал, было всё готово».

Жена Котовского рассказывала Шмерлингу, что Котовский и при советской власти защищал тех, кого, как он полагал, несправедливо обидели, не боясь при этом конфликтовать с карательными органами: «О человеке, пришедшем за защитой к Грише. С утра был „большой день“, т. е. было много работы, много просителей и т. д. Усталый Гриша лег отдохнуть и сказал, что больше сегодня принимать никого не в состоянии.

Вечерело. Меня вызывает ординарец — спрашивает ком-кора какой-то человек. Я его расспрашиваю, он не хочет ничего сообщить мне; я ему говорю, что тогда он пусть придет с утра назавтра, в ответ: „Значит, такова моя судьба, чему быть не миновать“. В его голосе я почувствовала всю обреченность погибающего. Я ввела его в столовую, а сама пошла к Грише, разбудила его и рассказала ему о своем впечатлении. Сказал, чтобы я привела его к нему. Профилактически дала Грише револьвер, привела и сама стою.

Человек просит, чтобы остаться с Гр. Ив. с глазу на глаз, но Гриша заявляет, что это моя жена и верный товарищ, от кот. у него нет никаких тайн. Тогда человек рассказал, что он работал на выбор, должности около Ананьева (исполнял предсельсовета или кем-то). Уполномоченный Чека сошелся с его женой. Чтобы избавиться от него, уполномоченный создал какое-то дело. Он бежал, и его заочно приговорили к расстрелу, тогда заложником взяли его сына. Он был на Донбассе, но подходил срок, и он боялся за сына. Тогда он решился на последнее средство — отдаться в руки Котовского.

Выслушав рассказ, Гриша написал председателю Одесского ГПУ и ночью письмо отправил с курьером, а этого человека оставил у себя в квартире.

Через 2 дня вернулся курьер с ответом: того уполномоченного отдан приказ арестовать; дело назначено к пересмотру.

Спустя несколько дней Гр. Ив. получил для него оправдательный приговор, и человек уже реабилитированный выехал к себе на родину. Это было в начале осени. Через год он приезжал со своей дочкой в гости и привез повозку арбузов в подарок. Когда Гр. Ив. узнал про арбузы, то страшно разозлился, но тот рассказал, как он на своем огороде отвел место, как каждый куст окапывал, каждый день следил, чтобы вырастить отборные арбузы, ибо он узнал, что Гр. Ив. любит арбузы. Он каждый день думает о своем спасителе. Гр. Ив. сдался, а арбузы были все на славу хорошие».

Когда Котовский приезжал из Москвы, он привозил чемоданы книг. Его хорошо знали все московские букинисты. Он часами проводил на книжных развалах у лубянской стены. Котовский интересовался не только военной и политической литературой, но и собирал книги и статьи по механизации сельского хозяйства, сахароварению, ветеринарии.

По свидетельству Ольги Петровны, из художественной литературы Григорий Иванович тогда увлекался Виктором Гюго и Жюлем Верном, читал Льва Толстого, хвалил «Аэлиту» Алексея Толстого. По поводу «Аэлиты» Григорий Иванович говорил, что «Толстой, может быть, не желая того, но верно дал образ „гнилого интеллигента“, как он всегда говорил про „аполитичную“ интеллигенцию». Еще читал Жана Жореса, Георгия Плеханова и Михаила Покровского.

На вопрос Шмерлинга, какие блюда любил Котовский, его вдова ответила так: «Он сладкоежка. Хотя было трудно, но я его все-таки баловала — давала всякие коржики, пирожки (если позволяла стоянка), любил мамалыгу, брынзу, чеснок, сало с красным вином не больше 1 стакана, борщ молдаванский с красным перцем. Чтобы угодить его вкусу, я пробовала перед подачей, если весь рот горит, значит, ему понравится. Очень любил пампушки с чесноком — это булочки величиной с волошский орех, горячие из печки складываются в миску, обливаются (салом?) стертым чесноком и покрываются. Через 15 минут они становятся мягкими, смазанными салом и „воняют“ чесноком. Я не выношу чеснока, а потому, давая на стол, устраивала активную вентиляцию.

Самое любимое — мороженое, кот. он ел дома с глубокой тарелки и столов, ложкой, его темпераменту претила чайная».

Как утверждал сын Котовского, «он никогда не курил, а пил только вино, и то когда собирались бессарабцы. Лишь однажды он напился и уснул за столом: было выпито ведро молдавского вина!».

Интересно, что, по словам его жены, Григорий Иванович никогда не брил себе голову сам. Это делали его подчиненные. Котовский говорил, что опасается силы своих рук, из-за чего может нечаянно порезаться.

Глава 12 УБИЙСТВО

Вот мы и подошли к самой печальной главе. В 1925 году Григория Ивановича все чаще и чаще беспокоил желудок, и Котовский поехал в Москву на обследование. Возможно, сказалось пристрастие к острым блюдам молдавской кухни. Диагноз был поставлен не самый приятный — невроз кишечника. По совету Фрунзе Котовский отправился на короткое время в совхоз «Чебанка» (сейчас по-украински он называется «Чабанка»), где был небольшой, всего на 30 человек, дом отдыха. Там он встречался с местными пионерами и с кинематографистами, которые собирались снимать фильм о котовцах. Григорий Иванович рвался в Умань, в штаб корпуса. В Чебанке они с Ольгой Петровной жили в отдельном флигеле на берегу моря. Из Чебанки Котовский писал в корпус: «Отдых морально удовлетворяет мало. Не могу привыкнуть к бездельничанью». На отдыхе Котовский обдумывал киносценарий о подвигах своей бригады, научился играть в крокет.