С ростом численности населения в Старом Свете многие европейцы устремились в обе Америки, Северную и Южную, чтобы начать там новую жизнь. В период между 1850 и 1930 годами в Аргентину перебралось более 6 млн иммигрантов; в основном это были итальянцы, но немало было также испанцев, англичан и французов. Смешение наций стало причиной причудливого характера аргентинцев, которых описывали как «итальянцев, говорящих по-испански и думающих, что они англичане, живущие в Париже». Выходцы из Южной Европы становились источником рабочей силы, тогда как переселенцы англосаксонского происхождения поставляли капитал для разрастающейся сети железных дорог и портов страны. Кроме того, англичане покупали обширные наделы в пампасах под эстансии – скотоводческие фермы, и благодаря им же началось повсеместное выращивание пшеницы на экспорт. После объединения Германии в 1871 году, из этой страны в Аргентину в больших количествах стали прибывать иммигранты, однако лучшие земли пампасов уже находились в руках англичан, либо старых и состоятельных испанских родов. Немцам пришлось двигаться дальше. Их выбор пал на пустынные внутренние территории Патагонии, что раскинулись на юге у границ Аргентины и Чили.
Сложно вообразить себе невероятные просторы Патагонии – ее территория в полтора раза больше, чем штат Техас, и почти в 4 раза больше, чем Великобритания. Главной же ее чертой к 1945 году была безлюдность. Для сравнения: если бы плотность населения Нью-Йорка стала такой же, в округе Манхэттен жили бы всего 35 человек. С одной стороны Патагония ограничена величественными Андами, с другой – холодными водами Южной Атлантики. Когда в 1919 году по Версальскому договору кайзеровская Германия лишилась всех своих заморских владений, Патагония, формально являясь территорией суверенных Чили и Аргентины, фактически оставалась немецкой колонией. В 1939 году, к началу Второй мировой войны,[452] в Аргентине проживало 60 тыс. членов зарубежного отделения НСДАП – это была самая многочисленная группировка национал-социалистов за пределами Германии. Немецкое население в целом – это около 237 тыс. человек, не считая немецких евреев, – представляло собой маленькую, но политически и экономически значимую часть аргентинского общества, а влияние немцев на правительство страны было огромным.
В самой Германии о стратегическом влиянии в обеих Америках мечтали как минимум за три десятилетия до прихода Гитлера к власти. Уже в 1904 году Эрнст Хассе, президент Пангерманского союза в Берлине, говорил: «Аргентинская и Бразильская республики, а также другие убогие страны Южной Америки внимут нашим советам и прислушаются к нашим доводам – добровольно, либо по принуждению. Через сто лет и Южная, и Северная Америки будут завоеваны немецким духом [нем. Geist, здесь – менталитет, ценности], а столица Германской Империи, вполне возможно, будет перенесена в Нью-Йорк».[453]
В период нацизма двумя ключевыми фигурами в германском проникновении в Латинскую Америку были адмирал Вильгельм Канарис,[454] с 1935 года руководивший абвером, и генерал Вильгельм фон Фаупель, глава Иберо-американского института, ставшего штаб-квартирой немецкого шпионажа и тайных операций в Западном полушарии.
Канарис хорошо знал Аргентину и Чили. Он вступил в ряды Императорских ВМС Германии в 1905 году и к началу Первой мировой войны уже служил офицером разведки на корабле «Дрезден». Это судно единственное не было уничтожено англичанами в битве при Фолклендских островах в декабре 1914 года. В конечном счете, ВМС Великобритании удалось догнать «Дрезден» у острова Робинзона Крузо возле берегов Чили в марте 1915 года. После короткого боя с превосходящим противником немецкие моряки затопили корабль, а сами оставшиеся годы до конца войны провели в лагерях для интернированных в Чили. Канарис бежал из лагеря в августе 1915 года; он уже тогда неплохо говорил по-испански, и на начальном этапе его долгого возвращения в Германию ему помогали немецкие поселенцы в Патагонии, в частности, жители эстансии «Сан-Рамон»[455] близ города Сан-Карлос-де-Барилоче у подножья Анд. На морском отрезке пути на родину Канарису удалось избежать британского плена благодаря хорошему владению английским языком. Позднее он служил тайным агентом в Италии и Испании, а Первую мировую войну закончил капитаном подводной лодки в Средиземном море. Его блестящие способности, а также редкое личное знакомство с Патагонией оказались впоследствии бесценными для развития немецкой агентурной сети в Южной Аргентине.
Фундаментом и главным прикрытием для этой деятельности стала компания Lahusen – крупное предприятие (ныне не существующее), еще до Первой мировой войны имевшее магазины и представительства по всей Патагонии. Основой ее высоких прибылей была торговля овечьей шерстью, которую патагонские немцы поставляли ей со своих ранчо. До того момента, как изобретение искусственного холода сделало возможными поставки мяса в Европу, шерсть была главным предметом аргентинского экспорта, и быстро растущая экономика страны питалась доходами от торговли этим продуктом. Компания Lahusen содействовала развитию немецкой разведывательной сети в Аргентине, Чили, Уругвае и Парагвае во время обеих мировых войн. На компанию работали более тысячи человек, ей принадлежали более 100 тыс. гектаров земли в этом регионе; ее штаб-квартира в районе Монсеррат Буэнос-Айреса располагался на семи этажах нового офисного здания. В каждом городке и каждой деревушке Патагонии был свой магазин и торговый представитель этой фирмы, а утверждение о том, что Гитлер знает о Патагонии больше, чем аргентинское правительство, было расхожей шуткой в дипломатических кругах Буэнос-Айреса.[456]
Вильгельм фон Фаупель, главный эксперт по Аргентине в немецком Генеральном штабе, также приобрел опыт работы в этой стране еще до Первой мировой войны. В 1911–1913 гг. он был преподавателем в военном училище в Буэнос-Айресе. С началом войны его перевели в Испанию, откуда он стал руководить шпионской и подрывной деятельностью в Средиземноморском регионе. После поражения Германии он вернулся в Аргентину в качестве военного советника аргентинского Генерального штаба. С 1927 года фон Фаупель оказывал поддержку набирающему силы нацистскому движению в Германии: он вербовал состоятельных немецких эмигрантов – таких, например, как Вальтер и Ида Эйкхорны, – для помощи в финансировании НСДАП. Именно Эйкхорны в последующие десятилетия стали центральными фигурами в осуществлении планов нацистов в Аргентине. С 1938 года из особняка на Фуэренштрассе[457] в Берлине фон Фаупель руководил подготовкой немецких и южноамериканских агентов и диверсантов. У него были связи внутри Испанской Фаланги[458] (исп. Falange Española) – фашистской политической партии, поддержавшей выступление испанских националистов мятежом армейских офицеров в июле 1936 года и сыгравшей важную роль в создании легиона «Кондор». Это соединение, состоявшее из немецких инструкторов и летчиков боевых эскадрилий, поддерживало силы националистов во время гражданской войны в Испании, попутно приобретая ценный военный опыт. После того, как лидер националистов генерал Франсиско Франко в 1939 году стал военным диктатором, тридцатилетняя работа в Испании сделала Вильгельма фон Фаупеля весьма влиятельным человеком. Позже это влияние помогло Мартину Борману приступить к плану создания «Четвертого рейха на Юге».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});