деревенской ночи
Отставший гусь
мне слышится сквозь снег.
Бо Цзюйи,
«Снежной ночью в деревне»
ПОМОЩНИК ГРАДОПРАВИТЕЛЯ СЮЙ ДЕВЯТЫЙ ПОДНИМАЕТ МЯТЕЖ В ЧЭНДУ
Жители Чэнду, так же как и Ду Фу, опечаленные отъездом господина Янь У, с тревогой задумались о том, кто станет их новым губернатором. Ведь если господина Янь У вызвали в столицу, его наверняка назначат на более высокую должность: такие честные и преданные люди нужны повсюду. Но кого же пришлют взамен? Вдруг это будет жестокий тиран или хитрый мошенник, обирающий народ, - не поздоровится тогда южанам. Размышляя таким образом, жители Чэнду не предполагали, что претендент на губернаторское кресло объявится задолго до того, как господин Янь У успеет добраться до столицы. В июле 762 года помощник градоправителя Сюй Девятый поднял мятеж в Чэнду, доказав тем самым свое намерение стать маленьким диктатором юга. Южане давно привыкли к подобным мятежам, - с ними приходилось вести борьбу и храброму Гао Ши в его бытность губернатором Пэнчжоу, и многим другим губернаторам и военачальникам. Этот мятеж был таким же кровавым и бессмысленным, как и все остальные. Головорезы Сюя Девятого, для поддержки боевого духа разукрасившие себя лошадиной кровью, выволакивали людей из домов, срывали одежды и украшения, казнили на глазах у близких. Словно мертвые рыбы, выброшенные на берег штормовой волной, лежали на улицах трупы убитых. Мятежники грабили лавки, врывались в богатые особняки, разбойничали в храмах и монастырях. Под сапогами грабителей хрустели черепки разбитых фарфоровых ваз, костяные гребни женщин, рассыпанные четки буддийских монахов. Дым пожаров застилал улицы: деревянные домики Южной столицы сгорали быстро, как свечки. Дороги загромождали опрокинутые коляски и экипажи, бились в агонии раненые лошади. Вскоре сопротивление правительственных гарнизонов было подавлено, и 31 июля Сюй Девятый провозгласил себя губернатором.
Имя самозванца было хорошо знакомо Ду Фу. Около года назад Сюй Девятый навестил поэта в соломенной хижине, и Ду Фу посвятил ему стихотворение:
На вечерней заре,В деревенском моем захолустье,
Ты заходишь со свитойПод кровлю убогого дома.
Нашей дружбы началоМеня избавляет от грусти,
Но стыжусь, что не в силахУстроить, как должно, приема.
Оценив тишинуИ бамбук, что посажен рядами,
Позабыв о делах,Ты гуляешь под ясной луной.
О, когда же ты сноваПридешь любоваться цветами,
Что распустятся скороНад тихою гладью речной?(«Меня навещает помощник градоправителя Чэнду - Сюй Девятый»)
Ду Фу испытывал смущение оттого, что по бедности был не в силах устроить подобающего приема столь знатному гостю со свитой сопровождавших его чиновников. Но гость остался доволен и радушием хозяина, и преподнесенными стихами, в которых выражалась надежда на будущие встречи. Они расстались с самыми дружескими чувствами, и Сюй, конечно, запомнил, что в соломенной хижине, на берегу Реки Ста Цветов, есть человек, который в нужный момент может пригодиться. И вот теперь этот момент настал, и едва лишь вспыхнуло пламя мятежа, Ду Фу ясно понял, что к нему со дня на день могут нагрянуть гонцы от Сюя с предложением (а по существу, с ультимативным приказом) перейти на сторону мятежников. Что ему ответить? Разумеется, он не собирался ради приятельских отношений с Сюем Девятым изменять своему долгу перед императором и порочить славное имя предков, но, не сказав «да», он бы тем самым сказал «нет», а это означало, что Сюй после многих месяцев дружбы сразу увидел бы в нем врага. Любезные улыбки, льстивая речь, заверения в искренней преданности и даже преклонение перед талантом Ду Фу - все мигом исчезло бы, и поэт вполне мог оказаться среди жертв своего бывшего покровителя. Оставалось одно - бежать, и, наскоро собрав вещи, Ду Фу отправился на восток от Чэнду в город Цзычжоу.
Дорога заняла около двух дней - встревоженный и удрученный сидел он в коляске, не замечая назойливых мух, жары и палящего солнца. Тревога не покинула Ду Фу даже тогда, когда захваченный мятежниками город исчез за дальним поворотом дороги, ведь там, в Чэнду, осталась его семья. Хотя жена уверяла, что ей и детям ничего не грозит, Ду Фу не мог чувствовать себя спокойно, пока они не с ним. Поэтому, едва устроившись в Цзычжоу, он стал думать о том, чтобы перевезти сюда семью. К счастью, такая возможность представилась, и вскоре семейство Ду в сопровождении одного из дальних родственников благополучно прибыло в Цзычжоу. Радостной была их встреча: у Ду Фу словно не хватало рук, чтобы обнять всех своих детей и жену, а они, не решаясь поверить, что удалось избежать смертельной опасности, грозившей и им, и ему, не могли на него насмотреться, гладили его морщинистое лицо и седые волосы на висках, как будто это лишний раз подтверждало реальность их встречи. Ду Фу с видом хозяина показывал домочадцам их новое убежище - конечно, не такое уютное, как соломенная хижина, но вполне пригодное для жизни. Рассказывал о друзьях, которые появились у него в Цзычжоу, и особенно много о помощнике здешнего губернатора господине Яне, чья сердечность и душевная теплота скрашивали его пребывание в чужом городе. Добрый Янь понимал, как важна для Ду Фу его дружеская поддержка, помогавшая отвлечься от тревожных мыслей. Тревога и страх - если им поддаться - способны опутать человека, словно лианы ствол пальмы. Поэтому главное - не поддаваться, гнать от себя тревожные мысли, стараться победить страх! Именно об этом не уставал твердить Янь, принимая в гостях поэта и словно заговаривая в нем неведомую болезнь. И постепенно Ду Фу исцелялся. В гостеприимном доме Яня он забывал о своих невзгодах - они вместе подогревали на огне виноградное вино и в разгар пирушки даже пытались исполнить стремительный танец с мечом, кружась по залу наподобие двух драконов. Затем - когда хмель проходил - они зажигали свечи в бронзовых подсвечниках, доставали томик старинных стихов и до утра читали любимых поэтов - Тао Юань-мина, Се Линъюня, Юй Синя...
Осень и зиму 762 года семейство Ду провело спокойно и неторопливо - в хлопотах, заботах и развлечениях. Им хотелось отвлечься от тягостных впечатлений, связанных с мятежом Сюя Девятого, и поэтому двери дома они держали открытыми для гостей. Их навещали друзья - такие, как господин Янь, и сами они постоянно ходили в гости. Как и во всех городах, где им случалось бывать, Ду Фу приглашали на пиры и званые обеды: здешние чиновники считали за честь принять у себя такого знаменитого поэта. Ду Фу никому не отказывал и, несмотря на то, что он по-прежнему часто болел, старался быть среди людей, это отвлекало от грустных мыслей и печальных воспоминаний. Хозяин встречал гостей у ворот усадьбы и, приветствуя поклонами, провожал в парадный зал, где уже были постелены циновки и дымились в котлах изысканные южные яства. Слуги приносили чайнички с подогретым вином, а девушки-музыкантши настраивали на коленях лютни, чтобы усладить слух гостей томными южными мелодиями... Иногда Ду Фу с семьей отправлялись на лошадях за город или садились в лодку, чтобы полюбоваться осенними берегами реки Пэй, протекавшей неподалеку. Лодочник умело работал веслом, почти бесшумно опуская его в воду, и нос лодки мягко рассекал прибрежные заросли. Вспоминались строки Се Линъюня, поэта-южанина, который за три века до Ду Фу, похоже, испытывал те же самые чувства, плывя по одной из южных рек:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});