— Конфликты? Война?! И ты врал, что тебе нечего говорить?!
— Нет, я говорил правду, просто тебе всё нужно увидеть самой. Видишь, у нас весна… первая за многие годы. Я вот подумал, наверное, ты запомнила наш мир немного другим и тебе придется привыкать…
Виола смотрела на него, приоткрыв рот. Но, к счастью, для нее сегодня было достаточно проявлений нетипичных эмоций, так что слова нашлись быстро:
— Еще бы. Я на два года бросила свой мир… на библиотекаря!
Тео мгновенно принялся отыскивать что-то в утреннем небе и сделался с виду еще более безобидным, чем обычно. Если, конечно, такое можно было себе вообразить.
Виола же бросила на Арку опасливый взгляд, подошла ближе и остановилась перед нами. Тео подошел следом.
Я с предыдущей миссии уже успела соскучиться по его улыбке.
С Веславом они пожали руки — это было приветствие, а не прощание, поскольку поздороваться мы в Небиросе так и не успели.
— Вижу, ты стал сильным магом, — заметил алхимик.
— Вижу, ты перестал им быть, — не потерялся источник другого мира.
— И претензий никому высказывать не намерен. Слуга покорный! Пусть мирами рулят такие занудные альтруисты, как ты — и на здоровье, а я наелся властью до конца дней своих.
— О, — сказал Джипс, в некотором замешательстве от такого комплимента. — Откровенно.
Виола тем временем осматривала нас всех по очереди, явственно не знала, что сказать и начинала уже подумывать, а не сменить ли облик. У Бо слова находились всегда, хоть и всегда не те.
— Объятия? Поцелуи? Пожатия рук? Трогательные хлюпания в плечо? — тут же пришел ей на помощь Эдмус.
— Вы будете прощаться? — спросил Теодор. — Я постою в сторонке.
— Постоял уже! — Виола впецилась в его руку так, что архивариус ойкнул. — Стой рядом!
— Пожалуйста. Так вы… прощаетесь?
— Нет, — ответила Виола тихо, — Йехар не прощался. Я тоже не буду.
— Мы не увидимся, — выдавила я.
— Я знаю. Но прощаться не буду. Тео, куда собрался?! Надеюсь, за два года ты еще не забыл, что я твоя наставница, так что как только вернемся…
Мы все смотрели, как эти двое прошли в умытую росой весну — первую весну когда-то пустого мира. Подозреваю, что трое из нас надеялись, что Арка помедлит хотя бы минуту после этого, но она тут же открылась.
Она открылась просто в небо. В серое, наполненное тучами небо, и до нас долетели брызги дождя.
— Дома меня всегда принимали с распростертыми объятиями, — заметил Эдмус. Он сместился так, чтобы видеть нас всех троих.
Лицо его было серьезным.
— Вы думали, я буду шутить на прощание?
— Мы на это надеялись, — признался Веслав.
Эдмус улыбнулся — мягко, но слегка хитровато. Отступил от нас так, чтобы видеть наши лица, Арка теперь была прямо за ним. Тихонько заговорил нараспев — не запел, иначе мы бы попадали на брусчатку, зажимая уши руками — и слова мы уже слышали раньше…
Неизвестную даль кто теперь осудит?
В век загадок да прорицаний
Непонятно зачем, но сложили люди
Как-то песню про семь венчаний.
Вот только непонятно, когда Эдмус успел этот фольклор мира Виолы выучить и запомнить, впрочем, он же памятливый у нас… Хотя мы сами эту песню слышали раз десять во время предыдущей миссии, только теперь строчки обретали смысл на глазах.
Было ль? Не было? Может быть, будет? Верьте —
Это видится, хоть и зыбко:
Обручилось дитя небес со смертью
И шагнуло за ней с улыбкой.
Время в мире Тано теперь всегда будет течь правильно…
А одна век нашла свой в цветах и травах,
С тем, с которым светлеют ночи.
С Тео еще и зима в лето превращается, хотя это не совсем так, ведь в с-мире не было зимы, там не было вообще ничего…
Был один обручен с венцом кровавым –
Оказался союз непрочен.
И слава Богу. Веслав чуть сжал мою ладонь. Эдмус ободряюще кивнул нам, но замолчать и не подумал.
Двух дороги свели, и года, и судьбы,
Двух — случайность, а может, шутка.
Ну что же, это ясно: что еще, как не дороги могло свести воедино Йехара и Милию, и… откуда фоновый ужас на лице, Андрий? От двух последних строчек?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И с предателем — почему, смекнуть бы! –
Дева связана в мире жутком.
Я переглянулась с человеком, который ради меня отрекся от своей сущности, но он почему-то не ответил на улыбку. Зато Эдмус теперь улыбался очень широко — и гораздо хитрее прежнего: он договаривал последние строки, про себя:
А один, тьму прогнавший своею свадьбой –
Знал он всё, да хранил молчанье.
Может быть, только он и сумел сказать бы,
Что за песня, что за венчания.
Он окинул нас задорным взглядом, чуть качнул головой в ответ на взгляд Веслава и на последних двух словах шагнул в Арку задом наперед.
И из Арки до нас донесся прощальный привет, а именно — вопль:
— Представляете, она открылась на высоте-е-е-е-е! — и свист крыльев. Потом свист смолк, а брызги дождя перестали долетать до нас. Грозовое небо пропало, и теперь в Арку был виден кусочек Зимнего в лесах.
Медленно гасли символы по верхней кромке. На прощание ярко полыхнул последний, только что появившийся знак сердца — символ любви…
Потом Арка исчезла, чтобы никогда больше не появляться.
*Создал я себе памятник… (Гораций, лат.)
Глава 21. Последние капли
Мы стояли и смотрели на то место, где она только что была. Двое и один. Мы и Андрий.
Он понял это с удивительной тактичностью. Повернулся, посмотрел на нас. Сделал корявую попытку улыбнуться. Заговорил так, будто только что научился разговаривать или сильно простужен. Я понимала его и понимала его ошеломленный вид. Питер еще нескоро покажется ему привычным, и сны его еще долго будут нездешними.
— Мне в Отдел надо, наверное, — сказал он и неловко поднял руку — то ли пожать кому-то из нас, то ли помахать на прощание. — Отчи… отчитаться. Это всё… ну, ладно, потом. Я пойду?
И он отвернулся — боялся, что мы будем смеяться? Глупо. Мы сами там были. Мы знаем, что плачут не только от боли и счастья, но и когда видят что-то непостижимо прекрасное. Даже мужчины.
И если мы не плакали сейчас сами — это потому что Андрий поверил в то, что было, а мы еще не поверили.
— Потом, — согласилась я, и Андрий неверными шагами направился в сторону Канцелярии.
Мы долго шатались в окрестностях до того, как заговорили. Мне, наверное, тоже нужно было в Отдел — отчитаться. И Веславу было бы желательно, но и он, и я, сомневались, что нас примут не просто с объятиями, а хоть не заклятиями. Несмотря на наш временный союз с Канцелярией.
И еще — я подозреваю, что мы просто играли в «кто кого перетерпит», потому что вопрос был один. И лично я не знала, как на него отвечать.
Но я все же спросила первой.
— Что теперь?
Он пожал плечами. В этом жесте было гораздо меньше болезненной нервности, чем во всех предыдущих.
— Не знаю. Отметиться, конечно, стоит… но всё-таки отношения и с Канцелярией, и с алхимиками я испортил себе здорово. Едва ли мне стоит задерживаться в городе.
— Это я и без того понимаю. С нами. Что теперь с нами?
— Это? Ну, здесь как раз все ясно.
— Правда? И ты не возьмёшься опять за своё «Не может быть никогда»?
Он остановился посреди Невского так, что на его спину налетел какой-то зазевавшийся турист. Даже в карман не полез по привычке! Вместо этого он посмотрел на меня.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Ты помнишь, что я сказала тебе тогда. Сколько бы ни оставалось времени — я знаю, что Ыгх вернула тебе тьму. И несмотря ни на что — пусть Тень…
— Взгляни на мою ауру.
Я посмотрела. Я увидела то, что должна была.
То же самое, что видела раньше. Все то же буйство красок, слабый, чуть различимый магический фон…