Читать интересную книгу Кораблекрушение у острова Надежды - Константин Бадигин

— Сделаю, Борис Федорович. Хорошо у тебя получилось, складно… А как велишь королеве отписать о наших становищах у Николы, в Холмогорах и Архангельском городе? Непотребное письмо нашему государю она написала. Будто не он, а аглицкая королева на нашем море хозяйка. Я мыслю, Борис Федорович, ежели мы ныне уступим, она на вечные времена нам на шею сядет… Уж чего только ты им не пожаловал, а все мало.

— Пиши. — Борис Годунов снова зашагал по горнице. — «Бьют нам челом агличане, французы, нидерландцы и многие немцы разных земель на твоих гостей, что они кораблей их к нашему государству пропускать не хотят; мы этому верить не хотим, а если так делается в самом деле, то это твоих гостей правда ли, что за наше великое жалование иноземцев отгоняют. Божью дорогу, океан-море как можно перенять, унять и затворить…» А дальше, Андрей Яковлевич, пиши, что, ежели не хотят добром, царь и государь Федор Иванович свои пожалования обратно возьмет, как его отец делывал.

— Так, так, Борис Федорович, сделаю, как велишь.

Правитель, пройдясь еще раз по горнице, уселся на свое место и задумался.

Англичане всеми силами домогались исключительного права торговать с Россией через становища Белого моря. Но если во времена Ивана Грозного было еще одно пристанище в Варяжском море — Нарва, то теперь Белое море было единственным русским морем. Предоставить его только одним англичанам — значит связать себя по рукам и ногам, значит лишить себя всех выгод торговли. Теперь и Бориса Годунова бесила наглость английских притязаний. Путь из Белого моря в европейские государства русским знаком с давних времен. А вот англичане недавно его узнали и требуют себе исключительных прав. Они потеряли многие жизни? Что ж, познание северных стран не дается даром никому. Русские мореходы понесли неисчислимые потери за многие века своих плаваний в Северном Ледовитом океане.

Правитель твердо решил не уступать королеве Елизавете и, как только представится к тому удобный случай, отобрать у шведов и Нарву и все остальное, что было в русских руках раньше.

Некоторое время в горнице царила тишина. Борис Годунов размышлял, а Андрей Щелкалов сидел по-прежнему с пером в руках.

— Ты помнишь, — нарушил молчание правитель, — как ответила королева на слова великого государя Федора Ивановича о том, что купеческие дела ему прискучили?

— Помню, Борис Федорович. Она ответила тако: королева желала бы заключить тесный союз с царем, но океан между нами. Дальность, препятствуя государственному союзу, не мешает, однако, любви сердечной. Отец Федоров, государь славный и мудрый, всегда являл себя истинным братцем Елизаветы, которая хочет быть сестрою и великого сына его. Сия любовь, хотя и бескорыстная, питается частыми сношениями венценосцев о делах купеческих. Если гостей аглицких не будет в России, то королева и не услышит о царе, а долговременная безвестность не охладит ли взаимного дружества?

— Хитра, хитра. Заладила королева в одну дуду играть, — сказал правитель. — Давай купцам аглицким повольности. А не дашь — и слышать о тебе не хочу. Что ж, посмотрим, как дальше будет.

— Другое запоет, как иные немцы к нам будут с товарами плавать, — зло сказал дьяк.

Опять наступила тишина.

Правитель вспомнил строгановское дело. Здесь тоже не обошлось без Джерома Горсея. Это тоже попытка захватить торговлю на севере в свои руки. Остров в Студеном море на пути к реке Оби, английские купцы… На острове убили женщину. Погиб в Сольвычегодске Семен Строганов.

Казалось, все было ясно. Убил Семена Строганова Василий Чуга. Об этом в одно слово сказали двадцать семь человек, все, кто находился в кабинете купца во время убийства… Василий Чуга остался жить где-то далеко на востоке, близ устья реки Оби. Замешан ли в убийстве Строганова старший приказчик Степан Гурьев? Никто не обвинял его, кроме Макара Шустова, да и тот только намеками. Острый ум Бориса Годунова сразу проник в изнанку дела, и донос Макара Шустова был для него понятен. Все остальные только хвалили старшего приказчика… Но почему он отпустил убийцу там, на далеком острове, а не привез его в Холмогоры?!

Годунов вспомнил и сказку Степана Гурьева. «Голова хорошая, — подумал правитель, — гож на большое дело».

Борис Годунов, человек редкого, яркого ума, презирал тупость и скудоумие. Он находил и приближал к себе даровитых людей. По натуре правитель не был жестоким. Правда, он мог, не задумываясь, уничтожить человека, стоявшего на его пути и мешавшего его намерениям, здесь он не знал жалости. Во всех других случаях Борис Годунов всегда готов проявить мягкость и понимание. Его даже обвиняли в излишней снисходительности.

Правителю захотелось увидеть Степана Гурьева и поговорить с ним. Он взглянул на большой чертеж русской земли, лежавший на столе, отыскал на нем острова, упомянутые в допросах. Как далеко они от Москвы! Так вот куда забрались английские купцы. Торговать захотели сами, из первых рук, в убыток царской казне. А деньги сейчас, ох, нужны как никогда. Нет, мы вас, господа аглицкие купцы, на этот остров не пустим. Далее Архангельска вам хода нет. Правитель представил себе Степана Гурьева, схватившего купцов за торговлю соболями. Все это не просто. А ежели подумать, прав был Гурьев: англичане — расхитители царской казны.

— Андрей Яковлевич, — сказал правитель, — пусть приведут ко мне Степана Гурьева, строгановского приказчика, помнишь?

— Как не помнить, Борис Федорович. Сейчас приведут. — Дьяк Андрей Щелкалов встал, положил перо на стол, свернул бумагу.

Оставшись один, Годунов снова стал рассматривать карту. Он нашел крепостицу на Иртыше, обозначенную новым словом «Тобольск». Дальше он повел пальцем на реку Енисей, потом на реку Пясину…

— Борис Федорович!

В горницу вошел большой дьяк Андрей Щелкалов.

— Степашка Гурьев здесь, у дверей.

— Какие на нем вины? Строгановых варнишных людей не жесточил ли?

— Воровства на нем нет, и тесноты от него варнишным людям не было. Купец Семен Строганов по своему изволу дела вершил. В темнице людей гноил по три, четыре года и больше.

Борис Годунов вздохнул и провел рукой по лбу.

— Зови.

Степан Гурьев вошел прямо, не угодливо. Остановился близ порога, поклонился правителю. Окинул спокойно взглядом горницу, низкий крестовый свод и стрельчатые окна. Это был малый кабинет, где правитель занимался тем, что требовало уединения.

Здесь он назначал тайные встречи, о которых никто не должен знать.

Широкий письменный стол загораживал правителя от неожиданного нападения врага, а низкая, едва заметная дверь за его спиной давала возможность вызвать помощь или скрыться самому.

Внимание Степана Гурьева привлек парусный корабль, висевший на шелковых нитках, напомнивший ему службу у Карстена Роде, и высокие часы в виде крепостной башни у задней стены.

Левая сторона тяжелого стола была завалена толстыми рукописными и печатными книгами вперемешку с чертежами и рисунками. Справа лежали циркули, линейки, медный круг, разбитый на градусы, мореходные карты, круглый компас. В открытом деревянном ящике виднелась латунная астролябия.

На стене красовался большой чертеж Варяжского моря с обозначением ганзейских, датских и шведских городов.

Удивил Степана огромный, до потолка, глобус, раскрашенный в разные краски. Такого не было и у Строгановых.

Кроме изразцовой печи с зелеными птицами, в кабинете сложен кирпичный камин.

— Вот ты каков! Ну, подойди ближе, — нарушил молчание правитель.

Степан Гурьев подошел. Борис Годунов долго разглядывал морехода.

— Ты старший приказчик Строгановых?

— Был старшим приказчиком.

— Приказчик Строгановых должен быть умным человеком. Сколько ты получал жалованья?

— Двести рублев, великий боярин.

— У меня не всякий дьяк в приказах в двухсот рублях ходит.

Степан Гурьев промолчал.

— Ты самоуправство учинил, аглицких купцов и всю покруту с промысла вывез… Мешали они тебе?

Гурьев проглотил слюну, задержался с ответом.

— Говори всю правду, — строго сказал Годунов.

— Если правду — они моему промыслу не мешали. Одно — убили мою жену. Гнев меня обуял, вот и велел я…

— Твоему промыслу не мешали, ладно. Ну, а хозяевам твоим, Строгановым?

— Ежели иноземные купцы станут сами меха скупать, тут не только Строгановым, а и всему русскому государству поруха. Весь соболь мимо царской казны пойдет.

— Добро, — кивнул Годунов, — правильно говоришь.

— А ежели в рассуждение взять, что ясачного соболя все больше идет… Сибирь-то ширится.

— Дело говоришь. — Годунову не надо было растолковывать, он понимал сразу. — Я тебя о доходах Строгановых спрашивать не хочу, все равно правду не скажешь. А вот ответь: зачем не схватил убийцу… — он посмотрел в списки, — Ваську Чугу?