— Пожалуйста! Заведи меня еще раз.
— Нет проблем. Ты полный…
— Это и в первый раз было совсем не смешно!
— Все верно. У меня почти нет чувства юмора.
Лобсанг всячески пытался дотянуться до рукояти, и ей даже пришлось схватить его за руки.
— Эта штука тебе не нужна, понимаешь? Она мертвый груз. Поверь мне! Не сдавайся! Ты сам делаешь время. Не пытайся понять как.
Он с ужасом уставился на нее.
— Что происходит?
— Все в порядке, все в порядке, — спокойно промолвила Сьюзен, призвав на помощь все свое терпение. — Такие открытия всегда становятся потрясением. Когда это случилось со мной, рядом никого не оказалось, так что считай, что тебе еще повезло.
— А что случилось с тобой?
— Я узнала, кто мой дедушка. Только не спрашивай ни о чем. Сосредоточься. Где ты сейчас должен быть?
— Гм… — Лобсанг огляделся. — Гм… Кажется, где-то там.
— Я даже не буду спрашивать тебя, откуда ты это знаешь, — хмыкнула Сьюзен. — Кроме того, мы уберемся подальше от этой толпы.
Сьюзен улыбнулась.
— Смотри на все с оптимизмом, — посоветовала она. — Мы молоды, у нас есть все время в мире… — Она вскинула на плечо гаечный ключ. — Пойдем колбаситься.
* * *
Если бы время не остановилось, это произошло бы через несколько минут после того, как ушли Сьюзен с Лобсангом. Крошечная фигурка в балахоне и не больше шести дюймов ростом вбежала в мастерскую. За ней влетел ворон, который сел на дверь и с нескрываемым подозрением воззрился на часы.
— Лично на мой взгляд, они выглядят опасными, — сообщил он.
— ПИСК? — осведомился Смерть Крыс, подходя к часам.
— Нет, только не пытайся стать героем, — велел Каркуша.
Крыса подошла к пьедесталу часов, посмотрела на них взглядом, словно говорившим, чем они больше, тем сильнее гремят, когда падают, и рубанула косой.
По крайней мере, попыталась это сделать. Сверкнула вспышка, когда коса коснулась часов. На мгновение Смерть Крыс превратился в какое-то расплывчатое кольцо вокруг часов, а потом исчез.
— Я же предупреждал, — сказал ворон, принимаясь чистить перья. — Готов поспорить, ты сейчас считаешь себя ну полным дураком.
* * *
— …А потом я подумал, ну какой работой я могу заняться, учитывая мои способности? — продолжал Ронни. — Для меня время не более чем другое направление. А еще я подумал, что свежее молоко нужно всем, верно? И все хотят, чтобы его привозили рано утром.
— Это гораздо интереснее, чем мыть окна, — заметил Лю-Цзе.
— Да, я пробовал это, когда их только изобрели, — сообщил Ронни. — А до того работал приходящим садовником. Добавить еще прогорклого ячьего масла?
— Конечно, — ответил Лю-Цзе, поднимая чашку.
Лю-Цзе было восемьсот лет, поэтому он решил немножко передохнуть. Какой-нибудь герой немедленно вскочил бы на ноги и промчался по безжизненному городу, а потом…
В этом все и дело. Потом герой задумался бы: а дальше-то что? Прожив восемьсот лет, Лю-Цзе прекрасно понимал: случившееся таковым и останется. Возможно, в других измерениях оно случится по-разному или вообще не случится, но здесь ты его уже не сможешь заставить расслучишься. Часы начали бить, и время остановилось. Решение само придет, но чуть позже. А пока чашка чая за разговором со случайным спасителем могла помочь скоротать время. В конце концов, Ронни был не совсем простым молочником.
Лю-Цзе давно понял, что у всего есть причина — за исключением, пожалуй, футбола.
— Продукты у тебя первоклассные, — похвалил он, сделав глоток. — Маслом, которое предлагают сегодня, я не стал бы смазывать даже колеса телеги.
— Все зависит от породы, — ответил Ронни. — За этим маслом я отправляюсь на шестьсот лет назад. Оно сбито из молока пасущихся в высоких горах яков.
— Твое здоровье, — поднял чашку Лю-Цзе. — Занятно, — продолжил он. — Ну, то есть… Если бы людям рассказать, что на самом деле всадников Абокралипсиса было пять, а потом один из них ушел и стал молочником, они, скорее всего, очень удивились бы. Начали бы гадать, почему ты…
Глаза Ронни сверкнули серебром.
— Творческие разногласия, — проворчал он. — Самолюбие, если хочешь. Кое-кто сказал бы… Нет, даже говорить об этом не хочу. И желаю им, конечно, всего самого-самого хорошего в их нелегком труде.
— Конечно, — поддакнул Лю-Цзе с непроницаемым лицом.
— Я с интересом наблюдал, как развиваются их карьеры.
— Не сомневаюсь.
— А ты знаешь, что меня даже из официальной истории вычеркнули? — спросил Ронни.
Он поднял руку, и в ней мгновенно появилась книга. На вид совсем новая.
— Вот что было раньше, — произнес он недовольным тоном. — Книга Ома. Пророчества Тобруна. Не встречался с ним? Высокий такой, тощий, с бородкой, постоянно хихикает без причины?
— Нет, Ронни, это было до меня.
Ронни передал ему книгу.
— Первое издание. Открой главу вторую, стих седьмой, — сказал он.
И Лю-Цзе прочел вслух:
— И Ангел, облаченный в белае, атамкнул Книгу Жылезную, и ивился пятый всадник на колеснице изо льда огненнага, и начали законы нарушаться да связи порываться, и взревела толпа: "О Господи, теперь нам полный каюк!"
— Это был я, — с гордостью заявил Ронни.
Взгляд Лю-Цзе скользнул к стиху восьмому: «И увидел я типа кроликов, многаждыцветных, но как бы клетчатых, кругами кружащих, и раздался звук, издаваемый словна огромными липкими тварями».
— Этот стих тоже был вырезан, — сказал Ронни. — Старину Тобруна разные видения посещали, очень открытый был мужик. Отцы омнианства могли выбирать и смешивать отрывки по собственному усмотрению. Конечно, в те дни все обстояло иначе. Смерть, конечно, был Смертью, но остальные — не более чем Местячковый Недород, Драчка да Прыщ.
— А ты? — спросил Лю-Цзе.
— Я больше никого не интересовал, — пожал плечами Ронни. — По крайней мере, мне так сообщили. В те далекие времена мы выступали перед ограниченным количеством зрителей. Так, местное нашествие саранчи, пересыхание колодца у какого-нибудь племени, извержение вулкана… Для пятерых просто не было места. — Он фыркнул. — Да, именно так мне и заявили.
Лю-Цзе поставил чашку на стол.
— Ладно, Ронни, было приятно поболтать с тобой, но время… не идет. Понимаешь, о чем я?
— Ага, слышал об этом. На улицах полно Законников. — Глаза Ронни снова сверкнули.
— Законников?
— Длангов. Аудиторов. Они снова создали стеклянные часы.
— Ты знаешь об этом?
— Послушай, может, я и не принадлежу к Грозной Четверке, но глаза и уши всегда держу открытыми, — обиделся Ронни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});