Председателем Совета избрали Льва Троцкого. Этот великий путаник, топивший в хлесткой фразе любое важное дало, решил показать когти и опубликовал «Финансовый манифест». Питерские рабочие и все граждане столицы призывались не платить налоги, не вносить иные казенные платежи и забирать золотом вклады из сберегательных касс.
Руководство Совета угодило в тюрьму, власти закрыли восемь газет, в том числе и «Новую жизнь».
Ногин вошел во второй состав Совета от столичной организации большевиков. Но Совет уже заканчивал свою роль в Питере. Он обслуживал теперь безработных, открывал для них столовые и пытался выступить посредником между трудом и капиталом. Но хозяева продолжали локаут. Они закрыли предприятия, когда Совет узаконил введенный рабочими восьмичасовой день, и не хотели слышать ни о каком посредничестве.
Центром революционной борьбы стала в те дни Москва. 7 декабря там началась всеобщая стачка, и большевики призвали рабочих к восстанию. Город покрылся баррикадами, нужно было посылать на помощь восставшим оружие. И Ногин две недели занимался транспортировкой опасного груза.
Но отгремели бои на Пресне. Ленин был занят подготовкой к объединительному съезду. На местах надо было добиваться победы во всех крупных комитетах России. И старого подпольщика Ногина — организатора и практика — партия отправила в Баку, где меньшевики свили крепкое гнездо.
Оформлял документы по поручению Центрального Комитета Иван Адамович Саммер (Любич).
— Знаю, Виктор Павлович, вы предпочитаете работать на новом месте с хорошим товарищем, — сказал Саммер. — Я разделяю вашу точку зрения и позаботился об этом. Думаю, вас устроит уже привычная комбинация: два Виктора.
— Радус?
— Он самый. Кажется, вы еще больше сдружились в здешней военной организации. И одобряете его кандидатуру?
— Да.
— Итак, вы — Макар, Радус — Егор Длинный. Такие имена мы и сообщаем в Баку. По приезде войдете в комитет. Ну, а где работать, на месте договоритесь с Алешей Джапаридзе.
Бесснежный кавказский февраль 1906 года.
Из вагона вышли два Виктора — Ногин и Радус-Зенькович. И в полукружье большой бухты открылся им город нефтяников на лазурном берегу Каспия.
В природе начиналась весна: с голубого высокого неба щедро разливало тепло яркое солнце; легкий бриз шевелил ветви деревьев: почки уже набухли, и первая зелень собиралась пробудиться от зимней спячки.
И не кончилась еще «весна политических свобод»: на каждом перекрестке экспансивные южане покупали газеты любых направлений и шумно обсуждали последние новости с севера.
На широких просторах России многим казалось, что все безвозвратно погибло в обеих столицах: Декабрьское вооруженное восстание в Москве подавлено, Петербургский Совет рабочих депутатов разогнан, каратели не жалеют патронов, в тюрьмах и ссылках гибнут люди, чья жизнь была отдана революции. И старый, мудрый Плеханов сердито поучал тех, кто дрался на баррикадах: «Не надо было браться за оружие!»
Но Макар и Егор Длинный не дрогнули. Да и обстановка в Баку вселяла уверенность, что дело революции будет жить: рабочее движение не шло на убыль, конференции и собрания проходили легально. Власти держали оружие наготове, но в ход его не пускали: бурлила масса, а не «зачинщики», против которых реакция всегда знала одно испытанное средство — тюрьма и нагайка, Сибирь или виселица.
Встретил двух Викторов Прокофий Апрасионович Джапаридзе, которого друзья ласково называли Алешей. Похожий на цыгана — с пылающим огнем в агатовых глазах и с бородой, черной как уголь, — был он радушен, приветлив и не скрывал радости: в помощь ему прибыли два друга, способные проявить неиссякаемую энергию, преданные Ленину, наделенные геройской непреклонностью и апостольским даром служения революции.
И Алеша был им вровень: с умом ясным и с крепким большевистским сознанием.
Он сказал, что работать придется в трудных условиях. Среди нефтяников очень популярна весьма активная семейка Шендриковых: Лев, Илья, Глеб и балаболка Клавдия, прозванная «всечистой». Эта четверка образовала «Союз бакинских рабочих», от которого за версту несет полицейским социализмом. Охранник Зубатов подвизался в Москве, поп Гапон — в Санкт-Петербурге. Им унаследовали Шаевич в Одессе, Шендриковы — в Баку.
— До прошлого года златоуст Лев Шендриков «спасал» рабочих… от большевиков с наивной философией Барона из пьесы Горького «На дне»: «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!» — говорил Алеша. — И «навевали» сны, уводили движение в ничто: выдвигали самые незначительные цеховые лозунги, требовали частичных уступок, восхваляли «примирительные камеры», где хозяева обманывали рабочих. А пока Лев и Клавдия шумели на митингах, Илья старался подкрепить свою политику делом. Затеял он получить субсидию от местных властей под свой «социализм». И, кажется, получил. Иначе на какие шиши построил бы он «образцовый» заводик, где должен царить мир между трудом и капиталом? Тем временем Глеб переметнулся от эсеров к меньшевикам, и те признали союз Шендриковых своей партийной организацией. И показали господа свое лицо: они сорвали лозунг о вооруженном восстании!
Закипела горячая кровь южанина — Алеша страстно обличал врагов:
— Ломать им хребет — вот что надо! У меня будут завтра документы: писал Илья Шендриков господину Джунковскому. Хитрый это человек, Джунковский, далеко пойдет! Он сейчас чиновник особых поручений при кавказском генерал-губернаторе, он и деньги давал: тридцать тысяч! Купил всю эту шайку! Провокаторы, продажные твари! Начинай, товарищ Макар, следствие! Под суд их, под суд! Пускай рабочие объявят им приговор.
Макар согласился, хотя впервые выпадала на его долю такая роль. До сих пор обвиняли его то в Питере, то в Ломже и дотошно допрашивали следователи в жандармских мундирах. Теперь следствие надо было вести ему.
Радусу поручили постановку нелегальной и легальной газет большевиков в Баку.
Оба Виктора вошли в Бакинский комитет РСДРП, где Алеше Джапаридзе и Ивану Санжуру (он же Тихон и Мышкин) особенно досаждали два меньшевика из литераторов — Сеид Девдариани (Сандро) и Андрей Вышинский. Вокруг большевистской части комитета вскоре объединились такие агитаторы, как Мешади Азизбеков, Ной Гванцеладзе (Апостол) и Лидия Бархатова, и такие рабочие парни, как Ваня Фиолетов. И влияние большевиков в комитете заметно окрепло.
Примыкали к большевикам и «старики», которые не вели активной партийной работы, но составляли, так сказать, литературный центр и доставляли средства. Среди них был знакомый Ногину по полтавской ссылке Н. Флеров, И. Гуковский, Н. Соловьев и один из давних друзей Ленина еще по петербургскому «Союзу борьбы», В. В. Старков. Старков служил директором завода «Электрическая сила» и устроил у себя Ногина на должность конторщика. Это была маленькая и очень удобная синекура. Макар появлялся в конторе лишь в дни получки, все остальное его время проходило на промыслах и в городе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});