Если адаманы, а точнее, идеи о реальном существовании адаманов в такой странной форме проникли в сферу экономической и политической жизни многих стран, можно лишь догадываться, что происходило в других сферах…
ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗАПИСЕЙ ВАЛЕССКОГО
«И снова началась работа, хотя и не до седьмого пота, как когда-то у наших родителей, ибо сейчас мы делали совсем не так и вовсе не то, что раньше делали наши родители, когда они косили, сушили, рубили, пилили, строгали, складывали, копали — когда они делали то, что нам, детям, и не снилось, ибо жили они в ином, далеком от нас мире, в котором мы хотя и родились, однако хотели того или нет, но не могли остаться.
И снова у всех нас, троих, была торопливость, боязнь опоздать, была работа, хотя и не такая, как когда-то у наших матерей: утречком по росе узелок на плечо и пешком из Житива в Березово, чтобы продать на базаре ту ягодку, что собиралась вчера в лесу, или ту же крынку молока, сливок, что отрываешь от детей, потом в том же Березове надо выстоять очередь за хлебом и сразу же, даже не перекусив, ноги в руки да на окраинный перекресток, чтобы поймать попутную машину. Иначе доведется плестись пешком, а дома дети давно заждались хлеба, скотина голодная. И так вот изо дня в день, как будто только ради этого и на свет появляешься, будто это и есть самое главное: то в Березово за хлебом, то в лес за ягодой или грибами, то на работу в колхоз за пустой трудодень, то свой огород не забудь, чтобы лебедой не зарос, то скотину накорми, то за детьми присмотри — хоть разорвись, а — успевай, успевай, сжав зубы, если хочешь выжить…
Нет, у меня, как и у Олешникова и у того же Лабутьки, была иная работа, с иным ритмом, с иной поспешностью, однако хотя и была она совсем не такой, как у наших отцов и матерей, тем не менее и в нашей работе были своя одержимость и самопожертвование, которые со временем незаметно затягивают, как в омут, из которого, бывает, нет сил вырваться, ибо тогда перестаешь замечать многое, не менее важное, что проходит мимо тебя, без твоего участия и желания, — и сам того не сознавая, как начинаешь гордо считать, что твоя работа, твое каждодневное занятие — и есть та единственная надежная точка опоры, с помощью которой мудрый Архимед собирался перевернуть земной шар (куда и зачем, об этом в школе обычно не рассказывают, а следовало бы), и еще ты полагаешь, что все то, чем занят ты каждодневно, не часть чего-то большого, единого и неделимого, а всего-навсего — самое главное, ибо белый свет только и создан для того, чтобы ты, появившись в нем однажды, своей бурной деятельностью мог навести в нем порядок.
Если бы все мы были заняты одним делом, смысл которого знали бы наверняка!
Наивность и слепая уверенность современного человека, вооруженного наукой и техникой!.. Опьянев от работы, нынче ты, человек, и на самом деле можешь легко сковырнуть земной шар — то ли умышленно, то ли случайно, нынче тебе это по плечу, как раз плюнуть, — ты, человек, считаешь, что современная наука и техника как раз и есть та точка опоры, о которой когда-то мечтал Архимед.
Почему же ты, человек, увлеченный своей деятельностью, как ребенок игрушками, все больше и больше верил, что белый свет создан только для твоей нужды и потому чихать или плевать тебе на все, что хоть в малой степени мешает твоим безудержным развлечениям, и поэтому, ни у кого не спрашивая, ты загрязняешь землю, воду и воздух настолько, что и сам начинаешь задыхаться и травиться, ты вытаптываешь луга, уничтожаешь зверей и птиц, переводишь зеленые леса на запутанные диалоги, монологи, декларации, в действенность которых давно и сам не веришь, — с каждым годом ты все больше и больше крошишь и уничтожаешь вокруг себя, ломаешь налево и направо, копаешь вглубь, к атомному ядру, откуда тебя обдаст разбуженной радиацией, лезешь вверх, к недосягаемым звездам, вспарывая тонкую воздушную крышу над своей головой, нынче ты и на самом деле, опьяненный своей бурной деятельностью, не задумываешься, что ты, человек, всего лишь частичка, маленькая, неотделимая частичка огромного загадочного мира, который создан давным-давно, еще до тебя, без твоего участия и разрешенья — заметь и удивись хотя бы этому, коль твоя же деятельность не удивляет тебя и не пугает! — и куда тебя впустили на время, как хорошего человека в гости…
Вооруженный мощной техникой, ты одним росчерком пера разрываешь живое тело земли на многие версты, вырубаешь леса, поворачиваешь реки, изменяешь климат, создавая вместо лесов и болот безводные пустыни — будто слон в маленьком музее, ты, человек, вертишься и вертишься на земле, под водой, в космических высотах, так и не поняв, зачем, ради чего твоя суета.
И уже смутная мысль-догадка о безалаберности твоей деятельности закрадывается в твою душу, человек, однако остановиться и успокоиться ты уже не можешь. Знаешь, чувствуешь кожей и здоровьем пагубность своих действий, а — не можешь…
Однако все это — мои сегодняшние размышления, когда один я сижу на берегу Житивки и смотрю, как серебрится под солнцем дрожащая полоска воды, когда вижу, как под порывами легкого ветра склоняется у берега зеленый аир, когда слышу ровный, неумолкаемый шум бора за Житивкой. И все это тонет в громадной тишине, настолько для меня необычной и удивительной, будто из города меня забросили на другую планету, и, для того чтобы в конце концов почувствовать единство с этим новым миром, в котором все происходит, как в замедленной киносъемке, мне хочется как можно быстрее отречься от того мира, в котором находился до сих пор, поэтому так торопливо продолжаю я свои записи…
Устав от работы с приборами, с тем же электронным микроскопом, в котором, как и в других приборах, обычно что-то не ладилось, я шел в институтскую библиотеку, где на страницах научных книг и журналов, в запутанных формулах и бесконечных графиках, в таблицах и диаграммах пытался найти оправдание своего одиночества, однако и там, несчастный, я чувствовал себя как рыба, попавшая в мережу, и которой теперь — ни туда и ни сюда; поначалу я пытался держаться изо всех сил за те всемирно известные постоянные и аксиомы, которые маячат и должны маячить перед ученым, и все же быстро заметил, как прямо на глазах суть человека, его поведение под логически доказательным пером ученого размывается, превращаясь в суть действий или работы — это уж кто как называет — сердца, легких, печени, почек, мышц, тока крови, нервных импульсов, биотоков и еще того руководящего, что называется мозгом, этой естественной ЭВМ, как будто мозг только и создан ради того, чтобы все это сложное и огромное ритмически-плавно двигалось: сердце гонит кровь, дающую жизнь мышцам, а те в свою очередь — человеку, который сразу же торопится обеспечить работой мир, иначе, видимо, мир зачах бы без человека, и потому человек так одержимо и раскапывает горы, изменяет русла рек, неизвестно зачем рвется в космос, хотя точно знает, что тем самым разрушает тонкий стратосферный слой, борется с себе подобными: вон сколько хлопот может причинить человек как самому себе, так и всему миру, не думая о своей судьбе!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});