Как, наверное, любому военному, де Голлю нравились марши. Когда в Париж в 1964 году приехал с визитом король Камбоджи Нородом Сианук, президент Франции не поехал с ним в театр, В честь иностранного главы государства устроили представление прямо в саду Елисейского дворца. Духовой оркестр Республиканской гвардии, разодетый в военную форму эпохи Первой империи, исполнил старинные марши. Громкие духовые инструменты и барабаны выводили ритмичные мелодии «Пробуждения в бивуаке», «Почетного ригодона», «Шапок наполеоновской гвардии»{515}. И де Голль и Сианук остались очень довольны.
Иногда на выходные дни президент уезжал в свою загородную резиденцию Рамбуйе. Там устраивалась охота на птиц и даже кабанов. По приглашению де Голля в Рамбуйе приезжали министры, представители дипломатического корпуса, военные из генерального штаба, бывали сын и зять генерала. Сам он не принимал в охоте непосредственного участия, правда, неизменно присоединялся к стрелкам во время последней облавы и вставал позади кого-нибудь из них. Жискар д'Эстен вспоминал, как однажды, приехав в Рамбуйе по приглашению президента и охотясь на фазанов, он вдруг услышал его голос у себя за спиной: «"Смотрите! Слева от вас птица!" И действительно, над туями, высаженными в линию, я заметил небольшого светло-коричневого фазана — он планировал прямо на меня, широко расставив крылья. Стало быть, я заблуждался, думая, что де Голль плохо видит»{516}.
Президент никогда не брал отпуска в буквальном смысле этого слова. Для него отдых отождествлялся только с родным Буассери в Коломбэ-ле-дёз-Эглиз. Он старался уезжать туда на субботу и воскресенье и жил одну-две недели летом. Де Голль любил это время года, потому что в июле или августе в Буассери съезжались дети и внуки. Ему было приятно находиться в их обществе. Чай или кофе пили обычно на свежем воздухе, в саду. Ивонна и Элизабет вязали и шили, а мужчины — генерал, Филипп и Ален де Буассьё обсуждали последние новости.
Особую радость президенту приносило общение с внуками. Старшие мальчики выросли, учились в школе. Де Голль всегда интересовался, чему и как их обучают, какие у них успехи, какие предметы им нравятся. Он любил немного прогуляться с Шарлем, Ивом и Жаном по лесопарку Буассери, а младших — Анну и Пьера даже иногда катал в коляске.
Среди многочисленных подарков, которые дарили президенту французы и зарубежные гости, были и животные — слоны, медведи, олени, пантеры, лошади, пони. Генерал всегда просил развозить их по зоопаркам и конным заводам Франции. А однажды ему подарили барана, и он решил сделать исключение. Де Голль оставил его на год в Коломбэ, чтобы доставить удовольствие младшим внукам{517}.
Часто дети не хотели уезжать, и тогда президент произносил, как он сам говорил, самую меланхоличную фразу французской литературы. Ее написала писательница русского происхождения Софи Сегюр[49] — «Каникулы подходили к концу, поэтому дети любили их все больше и больше»{518}.
Он следил за развитием современной литературы Франции, читал произведения Эрве Базена, Анри Труайя, Мориса Дрюона, Жана-Мари Гюстава Ле Клезио, из зарубежных авторов предпочитал Уильяма Фолкнера, Эрнеста Хемингуэя, Агату Кристи, даже нашел время прочитать «Алису в стране чудес» Льюиса Кэрролла.
Многие французские историки, писатели, журналисты, военные присылали президенту свои труды. Он их обязательно читал или хотя бы просматривал. Если они де Голлю нравились, то он сразу отправлял автору письмо с комплиментами. Генерал, по словам его последнего генерального секретаря Елисейского дворца Бернара Трико, «жил с ручкой в пальцах»{520}. Читая, он делал отметки на полях, что-нибудь сразу выписывал в свой дневник. Иногда сюжет книги наводил его на собственные размышления. Тогда президент тут же делал набросок будущей речи или официального документа.
Вместе с прозой постоянной спутницей жизни де Голля была поэзия. Он обращался к современным поэтам, но все чаще возвращался к старым, любимым с молодости. Ему нравилось переписать знакомые стихи в свой дневник. Среди них есть такое четверостишие Бодлера:
Саг c'est vraiment, Seigneur, le meilleur temoignageQue nous puissions donner de notre digniteQue cet ardent sanglot qui roule d'age en ageEt vient mourir au bord de votre eternite!{521}
Творец! Вот лучшее от века указанье,Что в нас святой огонь не может не гореть,Что наше горькое, безумное рыданьеУ брега вечности лишь может замереть![50]
Душевное умиротворение президенту приносило общение с природой. Когда он находился в Коломбэ, то после завтрака обязательно, в любую погоду выходил из дома на пятнадцать минут и обходил лесопарк Буассери. После обеда де Голль брал свою трость и отправлялся на длительную прогулку в окрестный лес.
Коломбэ было окружено древними лесами. Генерал часто говорил, что в них две тысячи лет назад мятежные галлы скрывались от римлян. Он мог часами бродить среди деревьев один или с сыном. Де Голль считал, что лес излучает спокойствие и побуждает к созерцанию и размышлению. Ему нравилось отдыхать, сидя на поваленном стволе, вытянув перед собой ноги. Президент молча наблюдал, как прозрачная душа природы трепещет при дуновении легкого ветерка. Вокруг безмолвие, которое тревожит лишь тихий гул от покачивания веток грабов и ёлок. Изредка оно прерывается птичьим щебетом или шорохом от шагов проходящего зверя. Насладившись красотой леса, президент Франции отправлялся в свой уютный дом, поддевая тростью зеленые шапочки мха, облепившие пеньки.
Хороши были парк Буассери и леса вокруг Коломбэ осенью, в своем пунцово-желтом убранстве. По выходным дням де Голль любил вместе с сыном отправиться за грибами{522}. С каким удовольствием они возвращались домой с полными корзинами.
Гулять по сельской местности президент не любил. Но однажды, в 1960 году, он отправился по направлению к городку Бар-сюр-Об, чтобы посмотреть, как проходит ежегодная велосипедная гонка «Тур де Франс». Де Голль пришел вовремя и остановился у обочины. Велосипедисты увидели его высокую фигуру издалека. Лидер гонки даже на минуту остановился, чтобы поприветствовать президента{523}. В Париже генерал не посещал спортивных состязаний, но на финале кубка Франции по футболу все-таки несколько раз присутствовал.
Де Голль до конца своих дней оставался правоверным католиком. Общение с Всевышним всегда было частью его жизни. Он полагал, что только «Бог как единственная высшая инстанция имел право судить его»{524}. В Коломбэ президент всегда посещал мессу. В Париже, в Елисейском дворце по просьбе генерала обустроили маленькую молельню, в которую он приходил каждый день. Генерал постоянно исповедовался и причащался. Он отдавал предпочтение молитве из «Приношения даров» — «О, Святой Отец, всемогущий и вечный Бог, примите эту беспорочную жертву. Такой недостойный, как я, приносит ее вам, мой Боже истинный и всемогущий, за все мои грехи, прегрешения и оплошности и за всех ныне живущих и за тех, кто был до нас и почил в мире и за всеобщее спасение»{525}.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});