Он некоторое время смотрел на нее, окидывая глазами лицо. Одна рука перестала массажировать ее ягодицы и поднялась к ее лицу, чтобы взъерошить короткие локоны, теперь чистые, блестящие и волнистые, но определенно не тот длинный соблазнительный шелк, который он так любил. И тем не менее, как он уже заметил на борту «Красотки Беттины», такая прическа шла ей.
– А знаешь, ты мне такая нравишься: кудрявый мальчик-блондин с лицом ангела и телом женщины. Соблазнительно. Кит тоже так считает?
Лайла прикусила язык, глаза ее расширились. Говорить она не хотела в данный момент.
– Я не желаю говорить… Ты не поцелуешь меня, Джосс? Голос ее был просительным, глаза, встретившиеся с его взглядом, мягкими. Он мгновение смотрел на нее, и глаза его горячо вспыхнули, когда ее ноги прижались к его ногам.
– Пожалуйста, Джосс. – Это был соблазнительный шепот, а он – добровольная жертва. Его рука скользнула вверх и обхватила затылок, приподнимая лицо к его рту. Он пробормотал что-то, но кровь так громко стучала у нее в висках, что она не расслышала.
Его рот коснулся ее губ, и веки Лайлы, затрепетав, опустились. Губы его были теплыми и мягкими, поцелуй нежным.
– Я скучала по тебе, – проговорила она у его рта, открыв глаза. Его глаза, встретившиеся с ее взглядом, потемнели от страсти.
– А теперь я не хочу говорить! – прорычал он и снова завладел ее ртом.
На этот раз поцелуй был крепким и глубоким. Когда он оторвался от ее губ, он повел ее к постели. Она села к нему на колени, обвив руками за шею, и откинула голову к нему на плечо, когда он стал прижиматься обжигающими поцелуями к нежной коже ее шеи.
– Что, черт побери, на тебе надето под этим? Ничего? – Его ладонь погладила ее грудь под тонким муслином.
– Только… нижняя юбка. – Голос ее был нетвердым, и она дрожала под его ласкающей рукой.
– Разгуливать полуголой – еще один варварский обычай на вашем острове?
Это ворчание вызвало у Лайлы дрожащий смешок.
– Мы носим на Барбадосе столько же одежды, сколько и вы в Англии. Но мне пришлось одеваться самой. Я не хотела, чтобы Бетси знала… – Ее голос виновато смолк.
– Обо мне, – угрюмо заключил Джосс, и его рука замерла, остановив свое восхитительное путешествие по ее телу.
– О, Джосс… – с несчастным видом начала она, выпрямившись у него на коленях.
– Молчи, – велел он, притягивая ее назад для нового неистового поцелуя, словно чтобы остановить ее слова. Потом уложил ее спиной на постель, вытянувшись рядом, и повернул ее к себе так, чтобы дотянуться до пуговиц на спине. Она почти не заметила, как он стащил с нее платье, потом единственную нижнюю юбку. Когда на ней ничего не осталось, он сбросил с себя брюки. Она выгнулась, и ноги инстинктивно раздвинулись, пока ждала в дрожащем предвкушении, когда он войдет в нее.
Но он этого не сделал.
Разведя ее ноги еще шире, он встал между ними на колени. Его руки скользнули, теплые и сильные, вверх по стройным икрам, по трепещущей мягкости бедер. Он погладил ее живот, груди, вновь вернулся к бедрам. Лайла затаила дыхание от восхитительнейшего, изысканнейшего напряжения, которое нарастало внутри ее в том месте, которого он так старательно избегал касаться. Когда его руки снова прошлись по ней, по-прежнему не касаясь места, больше всего жаждущего прикосновения, она волнообразно задвигалась, приглашая его руку туда, куда она никак не шла. Вместо этого он сосредоточенно потирал большими пальцами соски, мягко помял груди и живот, прежде чем непростительно медленно скользнуть ладонями вниз, на внутреннюю сторону бедер. Когда он начал свое дразнящее наступление в третий раз, она протестующе замычала и открыла глаза.
Зрелище, представшее ее глазам, шокировало бы ее до основания шесть месяцев назад. Лицо его было жестким и красивым, глаза словно изумруды, когда он пробегал ими по предмету своих желаний, так восхитительно раскинувшемуся перед ним. Он стоял на коленях между ее бесстыдно раздвинутых бедер, похожий на хищного самца-победителя.
Проследив за его взглядом, взглянув на себя, Лайла увидела свою наготу словно в первый раз. Она была вся гладкая и белокожая, очень женственная. Он – мускулистый и на редкость мужественный.
Распластавшееся на грубом сером одеяле, ее обнаженное тело было самым шокирующим из всего, что она когда-либо видела. И он тоже видел его, каждую подробность, немилосердно освещаемую дымящейся лампой.
– Джосс. – Это был чуть слышный шепот леди, которую годами воспитывали в подобающей скромности.
– Гм?.. – Он не перестал делать то, что делал, даже на секунду не приостановил своих чувственных поглаживаний, но глаза встретились с ее взглядом. Они неистово горели.
– Свет, – слабо выдавила она, почти не в состоянии дышать под его руками, своими ласками обжигающими ее, словно ставящими на ней свое особое, любовное клеймо.
Он покачал головой:
– О нет. Не сегодня, милая. Я хочу видеть тебя… и хочу, чтобы ты видела меня. Хочу, чтобы у тебя не было ни малейших сомнений в том, кто занимается с тобой любовью.
– Но…
– Ш-ш-ш… – Он закрыл ей рот крепким голодным поцелуем. На несколько мгновений он оставался лежать на ней, и уже один его вес был останавливающим сердце ощущением, когда он вдавил ее в тонкий колючий матрас, который скрипел на веревочной сетке. Лайла горячо ответила на поцелуй, прижавшись к нему, чувствуя, как восхитительный трепет желания проносился по ней там, где их тела соприкасались.
Когда его рот нашел грудь, завладел сосками, она застонала и пропустила его волосы сквозь пальцы.
Когда он продвинулся ниже, осыпая мелкими обжигающими поцелуями живот, скользнув языком в углубление пупка, она приглашающе заерзала под ним. Руки скользнули к его плечам, напряглись.
Затем, когда он опустился еще ниже, коснувшись ее женственной сердцевины ртом, а не руками, она вскрикнула, вцепилась ему в волосы и отчаянно потянула, пытаясь остановить. Глаза ее распахнулись, она взглянула на него безумными глазами, терзаемая собственными противоречивыми желаниями, каждой клеточкой своего существа жаждая, чтобы он продолжал делать то, что делает, но понимая, что это возмутительно и развратно и он должен остановиться.
– Джосс… нет… – выдохнула она, пытаясь сдвинуть бедра, чтобы помешать ему. Но он стоял на коленях между ее ног, удерживал их раздвинутыми, мягко поглаживая ее, давая ей наконец то прикосновение, которого она хотела, но и решительно настроенный дать больше.
– Ну-ну, тише. Все в порядке. – Он успокаивал ее, как успокаивал бы перепуганную кобылу. Голос его был мягким, прикосновения отвлекающими. Когда она приготовилась снова запротестовать, он опустил голову и поцеловал ее глубоко между ног, постыдно, греховно, и все же жар и нажим его рта так воспламенили ее, что теперь она уже не могла просить его остановиться.