Карсидар вспомнил, как действовал Читрадрива, пытаясь остановить кровь у раненого Пеменхата. Вот это было явное волшебство! А бородачи промыли рану водой, нарвали какого-то зелья, примотали обрывком рубахи – и вся тебе магия. Смех, да и только.
Зато он хорош! Недаром предупреждал его покойный Читрадрива: смотри, шлинасехэ, может оказаться, серьга не тебя от других оберегает, а других – от тебя. Так оно и вышло. Как в воду глядел гандзак. Менке пожелал обладать серьгой (камешек дураку понравился!), ухо беспомощному пленнику отрезал – и неожиданно для себя своими же собственными руками сломал барьер, защищавший его от колдуна-Карсидара. А уж он всыпал всем подряд! Теперь они его попомнят… если кто в живых остался, конечно.
Интересно, уцелел ли хоть кто-то из плосколицых воинов, которых называли татарами? Если да, то Карсидар ему заранее не завидовал. Всю их узкоглазую породу он возненавидел лютой ненавистью! Первого же встреченного мог раздавить, как клопа.
Хотя нет, лучше не надо… По крайней мере, не сейчас. В данный момент Карсидар чувствовал громадное внутреннее опустошение. И даже смутное отвращение к самому себе. Он и не подозревал, что инстинктивное предубеждение против колдунов, столь явно выражаемое Пеменхатом, также угнездилось и в неведомых глубинах его собственной души. Теперь эту несчастную, многострадальную душу сжимали, терзали, рвали на части раскалённые клещи внутренней раздвоенности: «я колдун» – «я терпеть не могу колдунов». Это было хуже всяких пыток, приложенных к телу. Хуже отхваченного уха. Гораздо хуже обожжённого подбородка и подпаленной щетины на нём. А проблему душевного разлада следовало поскорее решить, ибо нельзя же так жить дальше…
– Эй, слышь… Как там тебя? – окликнул Карсидара предводитель. – Как тебя звать-то?
– Карсидар, – не слишком дружелюбно буркнул он, поглощённый невесёлыми раздумьями.
– Как-как? Хорсадар? – неуверенно переспросил бородач.
Карсидар всё равно не смог бы толково объясниться, не зная их языка, поэтому ему оставалось лишь утвердительно кивнуть.
– Странное имя. Поганское. Хорсадар, Дар Хорса. – Предводитель мотнул головой. – Никогда такого не слыхивал. Выходит, тебя нам Хорс послал, что ли?
Карсидар не знал, кто такой Хорс, но на всякий случай и с этим согласился.
– Ладно, Хорсадар, так Хорсадар, мало ли… Меня вот Михайлом кличут. Так ты вот что…
Предводитель замялся. Похоже, соображения насчёт истолкования имени Карсидара начисто выбили из головы то, что он хотел ему сказать. Поэтому Михайло надолго задумался, затем обронил вскользь:
– Смотри, будь поосторожнее. Мы подъезжаем к татарскому стану, как бы они и второе ухо тебе не оттяпали, – и, велев остальным ехать потише, вновь умолк.
Действительно, судя по отвратительному, хоть и лёгкому запаху гари, разгромленный лагерь должен был лежать где-то совсем рядом.
На труп первого татарина они наткнулись совсем неожиданно. Клок тумана лениво отполз в сторону, открыв небольшую ложбинку, в которой лежало ничком обгоревшее тело. Покрывавшая землю сухая трава в этом месте тоже выгорела. Михайло бесшумно слез с лошади, соблюдая всяческие меры предосторожности, подкрался к трупу и ногой перевернул его с живота на спину. Тело татарина уже успело окоченеть, а черты плоского лица были искажены непередаваемым предсмертным ужасом.
– Твоя, что ли, работа? – обратился предводитель к Карсидару, медленно переведя на него подозрительный взгляд прищуренных серо-голубых глаз.
Карсидар не ответил. В данный момент он изо всех сил боролся с подкатившим к горлу приступом тошноты, а также с вновь оживающей ненавистью.
– И как же ты на такое сподобился? – продолжал допытываться Михайло.
Карсидар и на этот раз не ответил.
– Ладно, будь по-твоему, молчи, – решил Михайло и, вновь взобравшись на коня, махнул рукой.
Воины пустили лошадей шагом.
Чем дальше, тем больше обгоревших трупов попадалось на их пути. Михайло всё сильнее хмурился и мрачнел. Увиденное ему явно не нравилось, и он заподозрил неладное.
– Слышь, Хорсадар, а ведь врёшь ты, – наконец сказал он раздражённо. – Неужто ты за каждым татарином гонялся, да каждого на угольях поджаривал? И отчего это они горели у тебя, как головешки?
А Карсидар больше не мог крепиться. Он готов был на всё. Даже не зная языка, хотел каким угодно способом объяснить им, как было дело. Лишь бы удовлетворить любопытство предводителя. И лишь бы он увёл отряд из этого ужасного места…
Но как только Карсидар раскрыл рот, Михайло вздрогнул и приказал:
– А ну цыц!
И немедленно Карсидар понял, что вон за той кучей камней кто-то прячется. Да не просто «кто-то», а…
Карсидар вытянул руку по направлению к куче и резко бросил:
– Татар!
Воины среагировали молниеносно. Но едва они устремились к указанному месту, как из-за кучи выскочил маленький бритоголовый человечек в полосатом кафтане и, точно трусливый заяц, стремительно пустился наутёк. Увидев его, Карсидар не выдержал, хлестнул Ристо. Конь птицей рванулся вперёд, и Карсидар в считанные секунды опередил бородачей.
Узкоглазый обернулся. Его измазанное грязью и сажей лицо перекосилось, как только он понял, что среди преследователей находится Карсидар. Это обстоятельство стало для татарина роковым. Он споткнулся, упал на спину и, катаясь по земле, заголосил:
– Колдун, колдун! Большой колдун! А-а-а-а-а!!!
Карсидар натянул поводья и осадил храпящего Ристо. Бородачи слышали слова плосколицего – но вот понятна ли им его речь?..
Ипатий первым настиг татарина, на скаку нагнулся с седла, схватил его за грудки и втащил на лошадь. Подъехав к Михайлу, он поставил пленника на ноги, хорошенько встряхнул и, страшно вращая глазами, приказал:
– Говори, собака!
Плосколицый же не сводил сумасшедших перекосившихся глаз с Карсидара и продолжал истошно вопить:
– Колдун! Колдун! Урус колдун!
– Урус, говоришь? При чём здесь мы? Почто русичей трогаешь? – переспросил Ипатий, понявший из выкриков татарина единственно последнее слово.
Но ошибка Ипатия была очевидна, и, проследив направление взгляда пленника, все уставились на Карсидара. Тот слегка покраснел от напряжения и, потупив взор, рассматривал луку седла. Возникшая в душе ненависть разрасталась, и он ничего не мог поделать с собой.
– Кто-нибудь из вас разумеет его собачью речь? – угрюмо спросил Михайло. Но, немного помедлив, добавил:
– А впрочем, и без того кое-что ясно.
Он слегка тронул поводья, подъехал поближе к Карсидару и тихо сказал:
– Он до смерти боится тебя, Хорсадар. Ответь, что ты сделал ночью с этими… со всей проклятой татарвой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});