— Мышка после перехода чувствовала себя не очень хорошо, — сказал Марк детям, широко улыбаясь, и только жена заметила, что улыбка его чуть-чуть натянута.
Карун потрогал мышь пальцем. Если бы не вздымающиеся при дыхании бока, можно было подумать, что перед ним чучело, набитое опилками. Мышь даже не шевельнулась, она смотрела только вперед. Он бросил через портал подвижное, шустрое и энергичное животное; теперь же перед ним лежало вялое существо, в котором едва-едва теплилась жизнь.
Когда Карун щелкнул пальцами перед маленькими выцветшими глазами мыши, она моргнула… и, повалившись на бок, умерла.
— Тогда Карун решил попробовать еще одну мышь, — сказал Марк.
— А что случилось с первой? — спросил Рикки.
Марк снова широко улыбнулся.
— Ее с почестями проводили на пенсию.
Карун отыскал бумажный пакет и положил туда дохлую мышь. Позже, вечером, он собирался отнести ее к ветеринару, чтобы тот произвел вскрытие и сказал ему, все ли у подопытного зверька в порядке. Но о вскрытии можно будет подумать потом.
Карун соорудил небольшую горку, спускающуюся ко входу в первый портал. (Первая «джонт-горка» сказал Марк детям, и Патти, представив, видимо, горку для мышей, обрадованно засмеялась.) Он запустил туда новую мышь и закрыл выход рукой. Мышь потолкалась по углам, побродила немного, обнюхивая незнакомые предметы, потом двинулась к порталу — и исчезла.
Карун побежал ко второму порталу.
На ящике лежала мертвая мышь.
Ни крови, ни распухших участков тела, что могло бы свидетельствовать о резких перепадах давления, от которых полопались бы внутренние органы, Карун не заметил. Кислородное голодание? Опять же нет. Для перехода требовалась всего доля секунды: его собственные часы подтвердили, что времени на переход совсем не тратится, а если и тратится, то чертовски мало.
Вторая белая мышь отправилась в тот же бумажный пакет, что и первая. Карун достал следующую. Ее, ухватив понадежнее пальцами, он сунул а портал хвостом вперед и увидел, что из второго портала появилась задняя половина мыши. Маленькие ножки лихорадочно скребли по грубой деревянной поверхности ящика.
Карун вытащил мышь из портала: никаких признаков болезни и тем более смерти.
Карун извлек из коробки еще одну мышь и сунул ее хвостом вперед в портал. Целиком. Затем поспешил ко второму порталу.
Мышь прожила почти две минуты. Она даже пыталась бежать: шатаясь, сделала несколько шагов по ящику, упала на бок, с трудом поднялась, но так и застыла на месте. Карун щелкнул у нее над головой пальцами. Мышь дернулась, сделала еще, может быть, шага четыре, и повалилась. Бока ее вздымались все медленнее, потом дыхание прекратилось и она умерла.
По спине у Каруна пробежали мурашки.
Он достал еще одну мышь и сунул ее головой вперед, но только до половины. Из другого портала появилась голова и передняя часть маленького тельца. Карун осторожно разжал пальцы, приготовясь тут же схватить зверька, если от попытается улизнуть. Но мышь осталась на месте: половина ее у одного портала половина у второго в другом конце сарая.
Карун побежал ко второму порталу. Мышь еще была жива, но ее розовые глаза помутнели. Усы не шевелились. Обойдя портал, Карун увидел удивительное зрелище: перед ним оказался поперечный срез мыши (как это было и с карандашом). Крохотный позвоночник животного оканчивался белым концентрическим кружочком, кровь двигалась по сосудам, в маленьком пищеводе что-то перемещалось. «По крайней мере, — подумал он (и написал позже в статье), — эта установка может служить прекрасным диагностическим аппаратом».
Потом Карун заметил, как движение органов замедляется, и через несколько секунд мышь умерла. Он вытянул ее из портала за мордочку и опустил в бумажный пакет.
«Достаточно белых мышей, — подумал он. — Мыши мрут. И если их пропускать через портал целиком, и если только наполовину, но головой впред. Если же засунуть мышь наполовину, но хвостом вперед, она бегает, как ни в чем не бывало. Что-то здесь кроется… Может быть, в процессе перехода они видят, или слышат, или чувствуют нечто такое, что буквально убивает их. Что бы это могло быть?»
Ответа он не знал, но собирался узнать.
Он снял со стены у кухонной двери термометр, бросился обратно в сарай и сунул его через портал. На входе термометр показывал 83 градуса по Фаренгейту, на выходе — ту же самую цифру. Значит, мышей убивал не космический холод. Впрочем, это было видно и так. Порывшись в пустой комнате, где хранились детские игрушки, которыми Карун развлекал, случалось, наезжавших в гости внуков, он отыскал пакет с воздушными шариками, надул один из них и запихнул через портал. Шарик выскочил из другого портала целый и невредимый. Значит, при переходе не было и резких перепадов давления.
Из дома он принес аквариум с золотыми рыбками. Засунув аквариум в портал, он побежал в другой конец сарая. Одна рыбка плавала кверху пузом, другая медленно, словно оглушенная, кружилась у самого дна, а потом тоже всплыла пузом вверх. Карун уже хотел убрать аквариум, когда рыбка вдруг дернула хвостом и вяло поплыла. Медленно, но, похоже, верно она справилась с воздействием перехода, и часам к девяти вечера, когда Карун вернулся из ветеринарной клиники, рыбка была в норме и вела себя, как обычно.
Однако другая умерла.
Вскрытие мышей в тот же вечер ветеринаром ничего не прояснило. Насколько можно было судить по визуальному осмотру, без тонких лабораторных анализов, все внутренние органы у мышей были в порядке, мыши были здоровы, если не считать того факта, что они все-таки умерли.
Служащие с усыпляющим газом подходили все ближе, и Марк понял, что надо торопиться, иначе конец придется рассказывать, проснувшись уже на Марсе.
— Добираясь в тот вечер от ветеринара до дома — при этом, как уверяет история, половину дороги Карун прошел пешком, — он понял, что, возможно, одним махом решил все чуть ли не все транспортные проблемы человечества: все неживые грузы, которые отправляются поездами, пароходами, самолетами и автомашинами, когда-нибудь будут просто джонтироваться. Сейчас мы к этому привыкли, но для Каруна, поверьте мне, это значило очень много. И вообще для всех людей.
— А что же случилось с мышками, папа? — спросил Рикки.
— Такой же вопрос продолжал задавать себе Карун, — сказал Марк. — потому что он понял: если джонтом смогут пользоваться еще и люди, это решит многое. Он продолжал эксперименты, но вскоре в его исследования вмешалось правительство. Карун держал его в неведении, сколько мог, но комиссия пронюхала об его открытии и без промедления взяла все в свои руки. Карун оставался номинальным руководителем проекта «Джонт» еще десять лет, до самой своей смерти, но на самом деле он ничем уже не руководил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});