нет, но, как только войско спускается в плодородную долину Киликии, парасанги вновь начинают мелькать на страницах «Анабасиса».
При отступлении из-под Вавилона эллины идут сперва по богатой и густо населенной области Месопотамии, и Ксенофонт продолжает отсчи-тывать парасанги, правда не с прежней аккуратностью, что легко объяснимо напряженностью обстановки и ночными переходами. Но вот эллины подходят к области независимых кардухов (Западный Курдистан), куда не отваживается проникать персидское войско. В течение 7 дней греки пробиваются через горную и труднопроходимую местность, и на протяжении этих 7 дней парасанги не упоминаются ни разу.
К северу от страны кардухов находилась Армения, управляемая персидским сатрапом. При переходе через пограничную реку греки увидели перед собой, как говорит Ксенофонт, «…единственную, по-видимому, искусственную дорогу…», по которой и направилось эллинское войско, причем Ксенофонт вновь возвращается здесь к измерению пути парасангами, допуская, впрочем, значительные пропуски, вызванные тяжелыми условиями похода, совершаемого частично по глубокому снегу. Так измеряется путь во время длительных блужданий эллинского войска между Арменией и Трапезунтом. Но по прибытии в этот город парасанги совсем исчезают со страниц «Анабасиса», и при описании дальнейшего пути Ксенофонт, желая дать читателю представление о пройденных расстояниях, прибегает к обычному у греков приему измерения пути часами или, приближенно, стадиями. Причина этой перемены выясняется из текста самого «Анабасиса». Южный берег Черного моря, вдоль которого направилось греческое войско из Трапезунта, в то время был фактически независим от персидского управления, и последнее не было заинтересовано в проведении там удобных путей сообщения. По рассказу Ксенофонта, прибрежная дорога была так плоха, что войско с его обозом не могло бы пройти по ней, если бы он не заставил жителей греческих городов привести ее в порядок. Подобная дорога не могла быть измерена парасангами, и потому их нет и в рассказе Ксенофонта.
Итак, проверка сообщаемых Ксенофонтом сведений о пройденном пути при помощи данных, частично почерпнутых из самого «Анабасиса», раскрывает до известной степени метод работы автора над своим произведением и позволяет утверждать, что Ксенофонт чрезвычайно строго относился к своим обязанностям летописца похода, не разрешая себе, как правило, никаких отступлений от собранного им на местах фактического материала. Впрочем, добросовестность Ксенофонта как историографа похода подтверждается и другими наблюдениями над текстом «Анабасиса». Так, Ксенофонт всегда строго различает виденное собственными глазами от передаваемого с чужих слов, и в последнем случае он обычно указывает источник осведомления. Даже тогда, когда, по примеру своего предшественника Фукидида, Ксенофонт прерывает повествовательную форму изложения иногда весьма пространными и составленными по всем правилам риторики речами, вкладываемыми им в уста действующих лиц, он не скрывает того, что предается здесь свободному творчеству, и часто предпосылает
Таким образом, за «Анабасисом», в том, что касается описания объективной обстановки похода, необходимо признать высокую степень исторической достоверности — вывод, имеющий немаловажное значение для истории древнего мира и в частности для ранней истории некоторых народов бывшего Советского Союза, так как в книгах IV и V разбираемого сочинения содержатся довольно подробные описания племен, обитавших в V веке до н. э. в северо-восточных областях Малой Азии и на южном берегу Черного моря и впоследствии вошедших в состав населения Закавказья. Для истории Закавказья эти страницы «Анабасиса» имеют примерно столь же высокую ценность, как книга IV Геродота для истории юга бывшего СССР, «Германия» Тацита для Средней Европы и «Записки» Юлия Цезаря для галльских стран.
Говоря о заметках, которые Ксенофонт составлял на местах, мы никоим образом не желаем создать представления, будто весь «Анабасис» является только литературно обработанным сухим дневником похода. Путевые заметки касались, вероятно, лишь мелких подробностей и цифровых данных. Крупные события и яркие эпизоды не нуждались в немедленном закреплении на табличках или свитках: они и так запомнились Ксенофонту на всю жизнь и в нужный момент воскресли в его памяти с былой силой и свежестью. Ксенофонт сумел воспроизвести их в своем повествовании в целом ряде необычайно наглядных, как бы выхваченных из живой действительности, сценок, искусно вставленных в отчет о наступательном движении войска. И если в композиции вышеупомянутых речей он показал себя хорошим оратором, знакомым со всеми тонкостями искусства красноречия, то в этих сценках проявился его замечательный талант рассказчика (от которого, кстати сказать, приходил в восторг такой мастер искусства повествования, каким был Проспер Мериме). Простым и ясным языком, изящным и гибким стилем, заслужившим ему прозвание «аттической пчелы», Ксенофонт в немногих словах набрасывает незабываемые по живости и яркости картины, которые прямо переносят нас в конкретную обстановку похода и дают гораздо больше, нежели могли бы дать пространные описания.
И раз завладев вниманием, Ксенофонт уже не отпускает читателя и ведет его за собой до окончания похода. Читатель сам как бы превращается в участника экспедиции, постепенно сживается с греческим войском — этой своеобразной вольницей, способной как на подвиги, так и на грубые эксцессы, — вместе с ним переносит все превратности судьбы и, по отзыву Плутарха о битве при Кунаксе в описании Ксенофонта (Сравнительные жизнеописания, Артаксеркс, 9), «…сам чувствует опасность и переживает события прошлого как живого настоящего».
Пусть Ксенофонт иногда пристрастен, пусть он временами нарочито подбирает факты, стремясь выдвинуть собственные заслуги, — предупрежденный читатель легко в этом разберется и, совершив мысленно поход в глубь Малой Азии вместе с Ксенофонтом, почувствует себя обогащенным не только знаниями, но и надолго запоминающимися впечатлениями. В этой способности приобщать людей иных времен к далекому прошлому сказывается сила художественного дарования Ксенофонта; в этом и причина неувядаемой юности его произведения.
ПРИМЕЧАНИЯ
АНАБАСИС
К книге первой
1 Перевод сделан с издания: Xenophontis[4]. Expeditio Cyri recensuit Guilelmus Gemoil. Editio minor. Bibliotheca Teubneriana. Lipsiae, 1910. Части текста, взятые в квадратные скобки, считаются Гемоллем не принадлежащими Ксенофонту позднейшими вставками древних издателей «Анабасиса». В круглые скобки заключены отдельные слова, введенные в текст переводчиком в целях необходимого иногда уточнения смысла греческих фраз.
Название произведения Ксенофонта — «Анабасис» (Άνάβασις — существительное от глагола άναβαίνω) — в буквальном переводе на русский язык означает «восхождение, подъем». Однако греки применяли глагол «восходить» не только тогда, когда речь шла о