Читать интересную книгу В долине горячих источников - Лора Вальден

Марианна уползла в свою постель, словно побитая собака. Ей было очень больно, оттого что не удалось вразумить подругу.

Марианну разбудил грохот. Рядом с ней стояла темная фигура. Не успела она вскрикнуть, как чья-то огромная ладонь зажала ей рот. Марианна едва не задохнулась.

— Ни звука! — прошипел чей-то нечеловеческий голос.

По неприятному запаху виски, безжалостно бившему в лицо, Марианна сразу поняла, кто ее незваный гость, который другой рукой уже срывал с нее одеяло. Она пыталась удержать мужчину, брыкалась и отбивалась как могла. Тот убрал руку от ее рта и больно ударил по щеке. Марианна вскрикнула.

— Отпусти ее! Вальдемар, немедленно отпусти ее! — взвизгнула Фрида.

Он не отреагировал, более того, запустил свою руку, которой только что ударил Марианну по лицу, ей под сорочку.

— Отпусти ее! — кричала Фрида.

Она подскочила к нему и принялась колотить его по спине кулачками. Вальдемар на долю секунды отпустил Марианну, отвернулся и изо всех сил оттолкнул Фриду. Та упала на пол и пролепетала:

— Что ты от нее хочешь? Я думала, ты любишь меня!

Но Вальдемар не обращал на нее внимания. Сопя от похоти, он навалился на Марианну и с громким треском разодрал на ней сорочку. Ему было все равно, что Марианна отчаянно пыталась прикрыть наготу. Он обеими руками развел ей бедра.

— Вальдемар, что ты делаешь? Иди ко мне! Я добровольно дам тебе то, что ты хочешь! Иди сюда! — С этими словами Фрида подняла подол ночной рубашки, предлагая ему себя.

Тот с отвращением отвернулся.

— Ты, глупая гусыня, заткнись наконец! Я должен объездить ее для клиентов. Кто-то должен сделать это, чтобы госпожа недотрога не считала себя лучше других, — презрительно произнес он.

Фрида заплакала.

— Значит, это правда. Ты хочешь ее, а не меня.

— Да, ты давно надоела мне. А эта чертовка меня заводит! А теперь прочь отсюда! Марш за дверь!

Марианна лежала, застыв от ужаса.

Фрида медленно поднялась с пола. Всхлипывания сменились причитаниями, и Марианна начала опасаться, что подруга бросит ее. Но когда Фрида уже дошла до двери, она резко повернулась и с проклятиями бросилась на Вальдемара.

Дрались эти двое ожесточенно. Марианна вскочила с постели, но Вальдемар повалил ее обратно. А затем изо всех сил ударил Фриду по лицу. Из уголка рта у девушки потекла кровь, но мужчина был безжалостен. Он схватил Фриду за волосы, вышвырнул в коридор и захлопнул перед ней дверь. Усмехнувшись, задвинул засов.

Толкнув Марианну на деревянные половицы, он хрюкнул и навалился на нее. Перед глазами у девушки потемнело.

Окленд, 27 декабря 1900

Доктор Грин, врач семьи Гамильтон, выйдя из комнаты Оливии, с сожалением покачал головой. Стоявшие в коридоре Хелен, Алан и Дункан с нетерпением ждали результатов его обследования. О случившемся вчера они не говорили. Тревога за Оливию отодвинула все на второй план. Однако Дункан постоянно чувствовал на себе пристальные взгляды отца. Да и сам он в глубине души задавался вопросом, имеет ли он все еще право называть Алана отцом.

«Пока мама не придет в себя после обморока, все это останется досужим домыслом», — решил Дункан, которому даже не приходило в голову расспросить сестру. Сцена, во время которой она так явно проявила свою ревность, вызывала у него отвращение.

— Как она, доктор? Оливия поправится? Мы можем пойти к ней? — В голосе Алана слышались тревога и отчаяние.

Врач глубоко вздохнул.

— Мистер Гамильтон, нам не следует разговаривать так громко. Ваша жена как раз очнулась и… — прошептал он.

Алан тут же попытался протиснуться мимо него в комнату больной.

Но доктор удержал его.

— Проявите благоразумие, мистер Гамильтон, — тихо произнес он и отвел Алана к двери салона.

Хелен и Дункан молча последовали за ними. Встревоженный взгляд доктора, смотревшего то на одного члена семьи, то на другого, говорил о многом.

— Говорите же! — не вытерпев, воскликнул Алан.

— Ваша жена умирает.

— Это невозможно! — возразил Алан со слезами на глазах. — Неужели она умрет от удара, который вовсе не был таким уж сильным?

— Дело не в ударе. Боюсь, когда она ударилась, в мозгу у нее что-то лопнуло, что рано или поздно все равно привело бы к смерти. Она когда-нибудь жаловалась на головную боль?

— Да, очень часто, — подтвердил Дункан.

Врач задумчиво нахмурился и пробормотал:

— Это подтверждает мой диагноз. Есть еще несколько признаков: она не может разговаривать. Я ужасно огорчен, но то, что она пережила внутреннее кровоизлияние, граничит с чудом. Попрощайтесь с ней! Она не переживет эту ночь. Мне искренне жаль, но не хочу вас обманывать.

Алан закрыл лицо руками, замер, словно окаменев. Хелен схватилась за каминную полку и душераздирающе разрыдалась. Первым пришел в себя Дункан. Словно в трансе, он направился в комнату матери.

Увидев побледневшую, как будто постаревшую сразу на несколько лет мать, он испугался. Оливия широко открыла глаза и умоляюще посмотрела на него. «Она хочет мне что-то сказать, но что?» — подумал Дункан. Возможно, ему удалось бы узнать больше, если бы в комнату не ворвался отец.

Оттолкнув Дункана, Алан взял жену за руку.

— Оливия, любимая моя Оливия, подай знак, что ты меня понимаешь!

Оливия закрыла глаза и быстро открыла их.

— Пожалуйста, не уходи, не сказав мне правду… Ведь Хелен солгала, да?

Оливия измученно смотрела на него.

Он погладил ее руку и в отчаянии повторил:

— Оливия, Хелен солгала?

Дункану показалось, что он прочел признание в глазах матери, но тут в комнату ворвалась Хелен, лицо у нее было заплаканное и опухшее.

— Отец, мама, мне так жаль, — лепетала она, — это я во всем виновата. Я… я сказала неправду, я ничего не слышала, когда мама ссорилась с тем мужчиной в саду. Я так ревновала к Дункану. Я солгала!

Дункан увидел, что мать тщетно пытается сесть. И вдруг понял: да, Хелен солгала, но не позавчера, а только что. Внезапно он догадался, кто был тот маори. Мистер Рангити! Он был той ночью в Роторуа, чтобы помешать Пайке выйти замуж за пакеха…

Дункан вздрогнул. И если это так — он почти не осмеливался додумать эту мысль до конца, — то судебный эксперт — его отец!

Дункан слушал вполуха то, что в этот момент, словно обезумев, продолжал говорить жене Алан:

— Оливия, любимая моя, пожалуйста, прости меня за все зло, которое я тебе причинил. Я всегда любил тебя. Я готов отдать все, лишь бы этого всего не было! И поверь мне, я очень счастлив, что ты подарила мне такого прекрасного сына!

Дункан украдкой бросил взгляд на Хелен. Его сестра стояла, понурившись, будто окаменев. Ему стало жаль ее. Из любви к родителям она отказалась от козыря, на который так рассчитывала. Дункан снова задумался о мистере Рангити. Разве еще во время первой встречи он не почувствовал необъяснимую симпатию к маори? Разве у них не одинаковые голоса? И разве он, Дункан, не дрался на палках с уверенностью, жившей у него в крови?

Тут раздался убийственный крик. Несколько секунд спустя Алан безудержно разрыдался. Он молил Бога, бросался на хрупкую фигуру Оливии, покрывал ее лицо поцелуями. Леди Оливия Гамильтон навеки закрыла глаза.

Дункан как будто оцепенел. Он не мог сдвинуться с места. Он наблюдал за происходящим словно бы издалека, не в силах даже заплакать. Конечно, он понимал, что его мать умерла, и даже чувствовал нахлынувшую на него грусть, но все это происходило на фоне шокового состояния. Он смотрел на мать и осознавал, что между ними все время стоял этот чудовищный обман. Жизнь требовала от него просто нечеловеческих усилий. «И, несмотря на это, я должен простить ей все, — стучало у него в голове, — причем здесь, у ее смертного одра. Не тогда, когда она уйдет навеки. Тогда будет уже слишком поздно». С гулко бьющимся сердцем он дождался, когда отец успокоится, затем нерешительно подошел к постели матери, нежно склонился над ней и поцеловал в лоб. Он хотел еще раз спокойно рассмотреть ее лицо, но не смог.

— Я прощаю тебя, — прошептал он тихо-тихо, чтобы ни отец, ни сестра не услышали его слов, а затем поспешно вышел из комнаты.

Дункан искренне надеялся, что однажды действительно перестанет злиться на мать. Если уж он не может призвать ее к ответу, то нужно хотя бы выплеснуть гнев. И молодой человек даже знал, на кого.

Сандхерст, январь 1858

Полумертвая Марианна лежала в своей разворошенной кровати. Кошмарная боль в теле и нежелание вдыхать оставленный ее мучителем запах, въевшийся в простыни, словно грязь, парализовали ее. И только в глубине души не было покоя — там вовсю бушевали отвращение, ненависть и страх.

Она лежала в этом ужасном состоянии не первый час, а страх все не уходил. «Как быть? Что со мной будет, если он сделал мне ребенка?» — думала Марианна. При мысли о внебрачном ребенке ей вспомнилась кошмарная сцена с Якобом Зенгером. Интересно, с мамой произошло что-то подобное? Может быть, Зенгер был тогда прав и я действительно ребенок незнакомца, который взял мою мать силой, точно так же, как меня взял силой Вальдемар? Может быть, поэтому мать любила меня меньше, чем братьев и сестру? «Я готова на все, чтобы не рожать дитя насилия», — думала Марианна.