Читать интересную книгу ЖИВОЙ МЕЧ, или Этюд о Счастье. - ВАЛЕРИЙ ШУМИЛОВ

4 апреля Конвент взял на себя управление армиями, а 6 апреля Комитет общей обороны был преобразован в Комитет общественного спасения. Еще через три дня институт комиссаров – представителей народа при армиях и департаментах – был закреплен Конвентом законодательно.

А еще через двадцать дней 24 апреля Сен-Жюст выступил с собственным проектом конституции Франции. Он все еще надеялся, что принятие конституции примирит, наконец, обе партии, а введение этого основного закона страны в действие в конечном итоге облагодетельствует всех французов – и бедных, и богатых.

Обсуждение конституции фактически было свернуто в тот день появлением в зале Конвента оправданного Революционным трибуналом Марата. Раздраженный Сен-Жюст все еще пытался остаться в стороне от борьбы, но это получалось у него все хуже. В мае он выступил по конституционным вопросам еще дважды, и обе его речи затрагивали жирондистов.

15 мая в речи о конституционном делении территории Антуан полностью поддержал принцип неделимости Республики, в самой резкой форме отвергнув жирондистскую идею федерализма, предусматривающую создание федеративных штатов-департаментов (по типу САСШ [94]). 24 мая Сен-Жюст, участвуя в дискуссии об определении максимума населения в коммунах, выступил против другой жирондистской идеи – о разделе больших населенных пунктов на несколько муниципалитетов, мера, за которой ясно виделась тайная цель – ограничить влияние санкюлотских масс, имевших перевес в муниципалитетах крупных городов, в первую очередь в Париже. В этой речи Сен-Жюст прямо угрожал жирондистам:

– Если вы делите население, для того чтобы разделить муниципальную власть, вы или разжигаете вечную войну между гражданами, или постоянно вооружаете против правительства граждан, ненавидящих тиранические и безнравственные законы. Рано или поздно народное возмущение положит конец неразумным и бессмысленным законам.

Жирондисты промолчали. Но Сен-Жюст, четыре раза выступив в новой для него ипостаси – «конституционалиста», был замечен Конвентом и оценен. Оценили и его проект. 22 мая монтаньяр Гюффруа в речи, посвященной неделимости республики, заметил: «За исключением плана Сен-Жюста, у нас нет ни одного хорошего проекта Конституции».

30 мая самый молодой член Конвента Сен-Жюст был введен (вместе с такими же честолюбивыми «конституционалистами» безногим Кутоном и красавчиком Эро-Сешелем) в состав вновь образованной комиссии по завершению выработки конституции (взамен распущенной Конституционной комиссии), которую сразу же в полном составе присоединили к Комитету общественного спасения. Но приступить к своим обязанностям – окончательной выработке со своими коллегами новой конституции – он не успел. Грянул жирондистский апокалипсис.

За несколько дней до этой трагической развязки Сен-Жюст стал свидетелем еще одной трагической, но гораздо более отвратительной сцены, произошедшей прямо на его глазах в саду Тюильри. Толпа омерзительных неопрятных мегер в лохмотьях с дикими криками волокла по дорожке сада жестоко избитую молодую полуобнаженную женщину.

Сен-Жюст узнал Анну Тервань – Теруань де Мерикур.

Он не встречался с ней два с половиной года. Хотя несколько раз и видел ее в Конвенте на трибунах для зрителей. Прошлое, частью которого она была, для него не существовало – в том прошлом жил совсем другой Луи Антуан де Сен-Жюст, не имевший к нынешнему Антуану Сен-Жюсту никакого отношения.

Теруань тоже не узнавала его – она была жирондисткой.

Сен-Жюст знал, что, вернувшись в начале 1790 года на родину в Бельгию, Анна Тервань была немедленно арестована по приказу австрийского императора Леопольда. Затем сорокачетырехлетний император, заинтересовавшийся своей необычной (и прекрасной!) пленницей, решил встретиться с нею наедине. Злые языки рассказывали, что именно после той личной встречи император сделал настоящий рыцарский жест – подписал приказ об освобождении пленной амазонки.

Антуан знал также, как Теруань де Мерикур подтвердила когда-то сказанные ей слова о «вырванном сердце врага»: во время сентябрьских избиений 1792 года предводительница похода парижских женщин 5-6 октября, в последний раз в жизни возглавив своих менад во время разгрома столичных тюрем, вырвала сердце из груди еще живого молодого памфлетиста Сюло, насмехавшегося над «интимной жизнью Красной Амазонки с французским народом». А затем она примкнула к жирондистам.

Что заставило ее так поступить? Настоящая «героиня 1789 года», Анна Тервань, видимо, так и осталась по своим убеждениям умеренной революционеркой. Жирондисты были во всех отношениях ближе ей. И, кроме того, за время двухлетнего отсутствия Теруань в Париже появились новые предводительницы революционных парижанок, и бывшая актриса Клер Лакомб – «Красная Роза» предместий – быстро заставила забыть бывших «менад 1789», ставших «вязальщицами гильотины», Красную Амазонку Теруань.

Видя, что ее соперницы поддерживают якобинцев, Теруань де Мерикур приступила к вербовке женской гвардии для «партии Бриссо». Бриссо и стал причиной ее падения. Как потом узнал Сен-Жюст, причиной атаки на Анну в саду Тюильри ее бывших товарок послужило ее заступничество лидера жирондистов, на которого при выходе из Национального Дворца набросились парижские женщины.

Несчастная переоценила свою былую популярность. Бриссо ей удалось буквально вырвать из рук разъяренных мегер, но вслед за этим она сама попала в руки своих бывших «подруг». Раздетая догола, жестоко высеченная на глазах у огромной толпы, Теруань де Мерикур была проволочена по Национальному парку и сброшена в парковый пруд.

Сен-Жюст видел, как подоспевшие на помощь национальные гвардейцы еле-еле спасли Анну Тервань от гибели, вытащив ее, чуть живую и наглотавшуюся воды, из пруда.

Воспоминание об этом зрелище несколько дней не оставляло Сен-Жюста, а затем он узнал, что Теруань де Мерикур сошла с ума и была помещена в железную клетку Сальпетриетра [95].

* * *

2 июня во время ареста жирондистов прямо на скамьях Конвента Сен-Жюст понял окончательно: Общая воля народа, или, как он ее еще называл, «сила вещей», выбрала путь Марата. Именно этот путь, а не конституция, был нужен Франции. Восемь месяцев борьбы в Конвенте оказались для всех (и для него!) напрасными – еще почти ничего не было сделано по пути общественного спасения.

Жирондисты провалились по всем пунктам: завязав внешнюю войну, они не сумели добиться победы; вместо этого они, преследуя свои узкокорыстные интересы, воевали против Коммуны, против Парижа, против своих коллег-монтаньяров; они противились всем чрезвычайным мерам общественного спасения, проводя свою политику лишь в интересах одной буржуазии; наконец, очень долго со слепым упорством они пытались спасти от казни низложенного короля.

Судьба короля была определена первой «смертоносной» речью Сен-Жюста. Под влиянием ее доводов, которые умело развил и использовал в своей речи от 3 декабря Робеспьер, депутаты приняли решение, что «Национальный конвент будет судить Людовика XVI». Найденные 20 ноября в потайном шкафу Тюильри секретные документы короля полностью подтверждали обвинения в предательстве интересов нации и государства низложенного монарха и, казалось, давали достаточно материала для показательного процесса.

Растерянные жирондисты вместо суда над королем предложили просто изгнать с французской территории всех членов дома Бурбонов. Этим хитроумным приемом правая партия Конвента убивала сразу нескольких зайцев: спасала короля от неминуемой смерти, обвинением всех Бурбонов скопом поднимала свой авторитет партии республиканцев, наконец, наносила удар по авторитету якобинцев, которые до сих пор терпели в своих рядах революционного Бурбона – герцога Орлеанского.

16 декабря во время развернувшейся дискуссии по поводу этого смелого предложения, которое поддержал даже осторожный Робеспьер, Сен-Жюст во второй раз выступил по поводу судьбы короля. Он был краток:

– С изгнанием королевских родственников я согласен, я требую изгнания всех Бурбонов из Франции, кроме короля, который должен остаться здесь, вы знаете, почему.

26 декабря адвокат Капета Дезес произнес длинную защитительную речь, которая произвела большое впечатление на болото. В конце концов, многие депутаты, в большинстве своем – обыкновенные буржуа, никак не могли увидеть в короле, этом добродушном толстяке, примерном семьянине и заурядном обывателе, настоящего «врага рода человеческого».

Сен-Жюст был вынужден подняться на трибуну в третий раз.

– Мы не можем позволить себе быть слабыми, – заявил он с угрозой. – Я обращаюсь к вам, защитники Людовика! Вы оберегаете французов от приговора, который вынесет все человечество!… Когда мы в первый раз приступили к обсуждению этого дела, я заявил вам, граждане, что король находится как бы вне государства… Но, несмотря на это, вы превратили себя в гражданский трибунал, и суверен (народ) предстал перед судом вместе с королем, который выступает против него и произносит здесь речи в свою защиту! И вы допустили подобное посягательство на величие народа!… Вы оказались в порочном кругу: вы – судьи, Людовик – обвинитель, а народ – обвиняемый!… Защитники короля, что вы требуете от нас, желая его спасти? Если невиновен он, тогда виновен народ. Следует прекратить допрос, ибо подобный порядок обсуждения приводит к тому, что обвиняемым оказывается отечество… Не вы обвиняете, не вы судите короля, ибо сами по себе вы ничто; это народ в вашем лице судит и обвиняет его… Отечество незримо присутствует здесь, среди вас; выбирайте же между ним и королем, между исполнением воли народа и вашей личной слабостью.