Читать интересную книгу Скрут - Марина Дяченко

Тиар распоряжалась отрывисто и внятно. Он менял какие-то окровавленные тряпки, держал какие-то инструменты, куда-то лил какую-то воду; несколько раз ему с трудом удавалось удержаться от обморока. Он прекрасно помнил это чувство, когда перед глазами сгущается муторная темнота и подгибаются колени; как ему удалось не грохнуться – останется тайной.

Лица роженицы он не помнил; какое-то заурядное, достаточно грязное лицо с красными от лопнувших жилок глазами. Он не понимал, как Тиар удается говорить с ней так неподдельно ласково и чуть не по-матерински твердо: сам Игар не мог относиться к роженице иначе, как с брезгливой жалостью. Он боялся и маялся, стискивал зубы и боролся с обмороком, и делал то, что велит Тиар, и отворачивался при этом, старался не смотреть, закрывать глаза…

– Полюби его, – уговаривала роженицу Тиар. – Он же чувствует, как ты его не хочешь… Такая злоба… За что?! Чем он виноват? Это же… Полюби, это твое, это все, что у тебя есть в мире… Твой дом, твое достояние… Полюби!

Роженица мычала, и по щекам ее текли слезы.

А потом Игар впервые в жизни увидел настоящего новорожденного младенца – не в нарядных пеленках, как их показывают на смотринах. Он на секунду замер с открытым ртом – существо в руках Тиар вопило. Пурпурное, похожее на неопрятного зверька – и в то же время несомненно человеческое, с тонкими волосами на макушке, с ресницами на прикрытых веках, с крохотными, беспорядочно сжимающимися ладонями…

– Девочка, – сказала Тиар счастливо. – Посмотри, Нита, какая девочка…

И, не смущаясь страшной синей пуповиной, уродовавшей новорожденное существо, она показала его матери. Поднесла поближе, что-то вполголоса приговаривая – и Игар замер, увидев, как серое заурядное лицо бродяжки преображается вдруг, становясь почти…

Он не знал слов. Он вышел, шатаясь; в темноте двора, не смотря на запрет хозяина, изнывали от любопытства двое работников и служанка:

– Ну?!

Он отодвинул их плечом и пошел прочь, к реке…

– Плохо тебе было? – негромко спросила Тиар, и в ее голосе он уловил непривычную теплоту.

– Я, наверное, не гожусь в подмастерья, – отозвался он глухо.

Тиар засмеялась:

– Некоторые мужья по десять ребятишек у собственной жены принимают – и ничего…

Он снова плеснул себе в лицо ледяной водой и ничего не ответил.

– Я думала, что мне и тебя придется откачивать, – сказала она с усмешкой. – К счастью, Нита довольно быстро и легко разродилась.

– Легко?!

Некоторое время оба молчали.

– Тиар, – наконец сказал он шепотом. – Я чего-то не понимаю. Почему в мире все происходит так… как будто люди растут на грушах?! Почему их по-прежнему так много, если… родить одного – хуже камеры пыток? Как человек… то есть женщина… может обрекать себя на это, еще и радоваться?!

В темноте он увидел ее глаза. В них отражался отблеск далекого огня – но ему показалось, что это загорелись наконец зеленые звездочки.

– Ты мальчишка, – сказала она непривычно мягко. – Но ты кое в чем прав… Кто не знает, как жизнь приходит – тот ничего не знает о жизни, Игар. Если бы они… все… – она прерывисто вздохнула. – Мужчины, гордые своим красивым блестящим оружием… если бы все они знали эту цену не понаслышке… – она коротко усмехнулась. – Но это глупость. Ничего не изменилось бы, Игар. Ничего, – он увидел, как звездочки в ее глазах дрогнули.

Ему вспомнилось селение Холмищи, в просторечии именуемое Кровищами. Жирная трава на поле давней битвы; девочка с деревянным украшением на шее, стоящая в проеме низкой двери…

Ему страшно захотелось помянуть Холмищи и сказать Тиар, что ее сестра помнит ее и беспокоится. Ему так сильно и всерьез захотелось признаться в этом, что он испугался и больно прикусил язык.

– Но насчет камеры пыток – ты не прав, – она вздохнула. – Ничего страшного в этом нет. Все плохое забывается так быстро… Иначе, ты прав, мир бы вымер. Если бы женщины думали только о своих страданиях…

– А ты рожала? – спросил он прежде, чем успел подумать.

Наступила тишина; он обнаружил вдруг, что видит ее силуэт. Занимался рассвет, видны стали очертания мельницы и дома, и сарая, стоящего поодаль, и стены камыша…

– А я не рожала, – сказала она мягко. – И не смущайся, ты не спросил ничего ужасного. У каждого человека своя судьба…

– Я действительно помог тебе сегодня? – спросил он после паузы. Действительно… от меня был толк?

Теперь он мог видеть, как она улыбается:

– Даже удивительно, как тебе это удалось… Такому бледному, на грани обморока… Но если бы ты принимал роды дважды в неделю, как я ты очень скоро привык бы…

– Дважды в неделю?!

– Иначе мир опустеет, Игар.

Воды не было видно – такой плотный стоял над рекой туман. Зато берега просматривались ясно, и во всей красе явилась мельница; из маленького окошка показалось заспанное, помятое лицо служанки.

– Жалко, что мельница не ветряная, – сказала вдруг Тиар. – Я с детства обожаю ветряные мельницы… А здесь что – вода в лотках… она вздохнула. – Я думаю, она научится любить этого ребенка. Хоть и собиралась придушить его сразу после рождения.

– Да ее саму надо придушить! – возмутился он искренне.

Тиар опустила ресницы:

– Не стоит. Не надо так говорить. Ее ведь тоже кто-то когда-то в муках рожал…

У дверей сарая гурьбой стояли мельник с женой, работники, служанка, две собаки и пара ребятишек. Все без исключения, вытянув шеи, с любопытством заглядывали вовнутрь.

Спать не пришлось. Игар боялся, что Тиар после тяжелой работы потребует отдыха – но она сама заговорила о том, чтобы трогаться немедля. Отдохнувшая Луна резво помахивала хвостом; когда взошло солнце и далеко позади осталась деревня, Тиар придержала лошадь:

– Ну вот что, Игар… Солнышко, тепло… и очень хочется помыться. Времени займет немного, а… очень хочется. Подожди меня здесь, ладно?

– Вода же все равно холодная, – сказал он, растеряно глядя на реку. Тиар засмеялась:

– Я привычная… Быстро. Раз-два… Подожди.

Осторожно ступая, разводя в стороны камыши, Тиар углубилась в их трескучие заросли. Луна нашла себе кустик сочной, почти весенней травы и неспешно, с удовольствием его пощипывала; Игар сидел в двуколке, и назойливая мысль, мучившая его с момента знакомства с Тиар, понемногу превращалась в манию.

Он сцепил пальцы. Больно сжал; поглядел на стену камыша, на пустынный противоположный берег. Исподлобья глянул на Луну – не заподозрила ли чего; потом, стиснув зубы, поспешил к камышам, где еще виднелась протоптанная Тиар неверная тропка.

Проклятые высохшие стебли все норовили громко затрещать – по счастью, здесь же гулял ветер, раскачивал головки, наполовину коричневые, наполовину ватно-белые, шелестел широкими листьями; Игар пробирался как вор, осторожно ставя ноги в топкое месиво. Когда под башмаками внятно захлюпала вода, на его пути случилось небрежно брошенное на стебли платье.

Он затаился. Впереди между камышами синела вода; женское тело казалось ослепительно белым в солнечных лучах. Ему захотелось зажмуриться.

Тиар стояла в воде почти по пояс; прозрачные капельки скатывались у нее по спине, и родимое пятно, крохотное и аккуратное, казалось печаткой посреди белого листа. Маленький темный ромб…

Он укусил себя за руку. На коже остался красный полукруг от стиснутых зубов. Наконец-то. Наконец…

Тиар с коротким вздохом погрузилась в воду. Что-то счастливо выкрикнула, выпрыгнула, разбрасывая брызги; высокая прическа на ее голове покачнулась, готовая развалиться, и Тиар вскинула руки, спеша укротить распадающиеся волосы.

Игар смотрел. Теперь ему казалось, что этот маленький темный ромб он видел и раньше. И не один раз – некий привычный, сам собой разумеющийся значок… Как быстро он освоился со своей удачей.

По плечам Тиар скатывались прозрачные струйки – не замечая холода, она прикрыла глаза ладонью. Игар невольно посмотрел на противоположный берег, куда неотрывно глядела она; две еще зеленых, с редкой прожелтью ивы полоскали свои ветви, как белье. Их тени, опрокинутые корнями вверх, тускло отражались в матовом зеркале бегущей воды. Тиар почему-то улыбалась. Не то ивам, не то своим мыслям, которых Игару никогда не постичь.

Потом она повернулась. Теперь она стояла к нему лицом, и он понял, что Илаза красивее.

Непонятно, с чего ему взбрело в голову сравнивать – однако он сразу определил, что у Илазы грудь выше и круглее, а бедра стройнее. Благородному человеку следовало повернуться и тихонько уйти – но Игар смотрел, не в силах оторвать глаз.

В движениях Тиар была сейчас особенная ленивая грация, которой он прежде не замечал. Казалось, она держит на голове невидимый кувшин – таким плавным и в то же время свободным был каждый ее шаг, так высоко несла она гордую голову с венцом отливающих медью волос. Солнце играло на мокрой белой коже, атласной и упругой, как у девочки; Игар осознал вдруг, что Илаза, оказавшись с ней рядом, безнадежно померкла бы – в ней не нашлось бы и доли этой зрелой силы и уверенной красоты. И это при том, что локти у Тиар слишком острые, а колени, наоборот, слишком полные и круглые, будто две маленькие луны… Или это, наоборот, красиво?..