Читать интересную книгу Малыш 44 - Том Смит

Ирония судьбы, по которой он оказался привязанным к креслу в подвале Лубянки, не прошла мимо его внимания. Защитник государства превратился в его пленника, что случалось, впрочем, довольно часто. Значит, вот каково оно — чувствовать себя врагом страны.

Дверь открылась. Лев поднял голову. Кто этот человек с землистой кожей и желтыми от курения зубами? Бывший коллега, это он понял сразу. Вот только имя его вспомнить не смог, как ни старался.

— Вы меня не помните?

— Нет.

— Я доктор Зарубин. Мы встречались с вами пару раз. Я приходил к вам домой несколько месяцев назад, когда вы были больны. Мне очень жаль, что мы вновь встретились при столь прискорбных обстоятельствах. Я говорю это не потому, что не одобряю того, как с вами обошлись; здесь все справедливо и честно. Я всего лишь имею в виду, что зря вы сделали то, что сделали.

— И что же именно я сделал?

— Предали свою страну.

Доктор потрогал ребра Льва. При каждом прикосновении ему приходилось стискивать зубы от боли.

— Мне сказали, что ребра у вас не сломаны. Это всего лишь сильный ушиб. Без сомнения, вам очень больно. Но ваши раны не требуют хирургического вмешательства. Мне приказали обработать порезы и сменить повязки.

— Лечение перед началом пыток — отличительная черта этого заведения. Однажды я спас человеку жизнь только затем, чтобы доставить его сюда. Надо было дать Бродскому утонуть в той реке.

— Я не знаю человека, о котором вы говорите.

Лев умолк. Можно лишь сожалеть о своих поступках, когда фортуна повернулась к тебе спиной. Сейчас он еще отчетливее понимал, что упустил единственный шанс искупить свою вину. Преступник продолжит убивать, и гарантией безопасности ему служат не блестящий ум и хитрость, а нежелание этой страны признать саму возможность его существования, что давало ему иммунитет и делало невидимкой.

Врач закончил обрабатывать раны Льва. Такая забота обеспечивала полную восприимчивость к пыткам, которые последуют за ней. Подлечить обвиняемого, чтобы затем подвергнуть изощренным мучениям. Врач наклонился и прошептал Льву на ухо:

— Сейчас я займусь вашей супругой. Ваша красавица жена привязана к креслу в соседней камере. Совершенно беспомощная, и в этом ваша вина. Во всем, что я с ней сделаю, виноваты вы. Я заставлю ее пожалеть о том дне, когда она полюбила вас. Я заставлю ее сказать об этом вслух.

Льву понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь смысл этих слов, словно они были сказаны на иностранном языке. Он не сделал этому человеку ничего плохого. Он практически не знал его. Так почему тот угрожает Раисе? Лев попытался встать и рванулся к врачу. Но кресло было привинчено к полу, а он, в свою очередь, был привязан к креслу.

Доктор Зарубин отшатнулся, как человек, слишком близко наклонившийся к клетке с хищником. Он смотрел, как Лев бьется в путах, стараясь освободиться от ремней, как на его шее вздулись вены, как налилось кровью его лицо и как боль плескалась в его припухших глазах. Наблюдать за бывшим оперативником было очень забавно — словно за мухой, накрытой стеклянным колпаком. Этот человек, похоже, не понимал всей тяжести своего положения.

Беспомощность.

Доктор подхватил с пола свой чемоданчик и подошел к двери, которую распахнул перед ним охранник. Он ожидал, что Лев окликнет его, быть может, пригрозит убить. Но, по крайней мере тут, его ждало разочарование.

Выйдя в коридор, он прошел несколько метров до соседней камеры. Дверь ее была приоткрыта. Зарубин переступил порог. Раиса сидела в таком же кресле, точно так же пристегнутая ремнями, как и ее муж. Доктор открыто наслаждался тем, что женщина узнала его и должна была пожалеть, что не приняла его предложение. В противном случае она теперь была бы в безопасности. К сожалению, она оказалась совсем не тем человеком, способным выжить в любых условиях, каким он ее полагал. Она была исключительно красива, но не сумела воспользоваться своим преимуществом, предпочтя ему верность. Не исключено, она верила в загробную жизнь, в рай, где ее преданность будет вознаграждена. Но здесь, на земле, этой добродетели не было места.

Зарубин не сомневался, что ее сожаление окажет на него возбуждающее действие, и он ждал, что она начнет умолять его: «Помогите мне!»

Теперь она согласится на любые условия: он мог потребовать от нее что угодно. Он мог обращаться с ней, как с грязью, и она с радостью смирится с этим и будет просить большего. Она полностью подчинится его воле. Доктор откинул решетку на стене. Хотя она была замаскирована под часть вентиляционной системы, но на самом деле служила для передачи звуков из одной камеры в другую. Он хотел, чтобы Лев слышал каждое слово.

Раиса смотрела, как Зарубин напустил на себя выражение вселенской скорби, словно желая выразить свои соболезнования:

— Ах, если бы вы приняли тогда мое предложение…

Он опустил чемоданчик на пол и начал осматривать ее, хотя она не пострадала при аресте.

— Я должен обследовать каждую часть вашего тела. Для отчета, как вы понимаете.

Раису взяли безо всяких хлопот. Ресторан был окружен со всех сторон: агенты просто вошли внутрь и арестовали ее. Когда ее выводили, Базаров со вполне ожидаемой злобой крикнул ей в спину, что за свои преступления она заслуживает самой суровой кары. С руками, связанными за спиной, ее везли в грузовике, и она не имела ни малейшего представления о том, что случилось со Львом, пока не услышала, как один офицер сказал другому, что они взяли и его. По удовлетворению в его голосе она догадалась, что муж, по крайней мере, пытался сбежать.

Она старалась сохранить высокомерие, глядя прямо перед собой, пока руки врача ползали по ее телу, словно его здесь не было. Но она все-таки не могла удержаться, чтобы время от времени не бросать на него взгляд украдкой. Охранник за ее спиной вдруг рассмеялся, совершенно по-детски. Она пыталась представить себе, что тело ее находится вне пределов досягаемости врача и, что бы он ни делал, он не сможет коснуться ее и пальцем. Но у нее ничего не получилось. Его пальцы ползли по внутренней стороне ее бедра с намеренной и ужасающей медлительностью. Раиса почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Она заморгала, изо всех сил стараясь подавить их. Зарубин вплотную приблизил к ней свое лицо. Он поцеловал ее в щеку, прихватив кожу губами, словно собирался укусить.

Распахнулась дверь, и в комнату вошел Василий. Врач отпрянул, выпрямился и отступил на шаг. На лице Василия отразилось недовольство.

— Она не ранена. Вам незачем находиться здесь.

— Я всего лишь хотел в этом убедиться.

— Можете быть свободны.

Зарубин взял свой чемоданчик и вышел. Василий закрыл решетку. Он присел на корточки рядом с Раисой, заметив слезы у нее на глазах.

— Ты сильная женщина. И, наверное, думаешь, что выдержишь. Я понимаю твое желание сохранить верность мужу.

— Правда?

— Нет, неправда. Не понимаю. Я хочу сказать, что тебе же будет лучше, если ты прямо сейчас расскажешь мне все. Ты считаешь меня чудовищем. Но знаешь ли ты, у кого я научился быть таким? У твоего мужа, и он повторял эти самые слова подозреваемым перед тем, как их начинали пытать, — иногда в этой самой комнате. Он, кстати, искренне верил в свою правоту, если хочешь знать.

Раиса смотрела на привлекательные черты этого мужчины и силилась понять, как и на вокзале несколько месяцев назад, почему он выглядит уродом. Глаза его оставались тусклыми, но не безжизненными или глупыми, а очень-очень холодными.

— Я расскажу вам все.

— Но будет ли этого достаточно?

* * *

Льву следовало поберечь силы до того момента, когда у него появится возможность действовать. Но этот момент все никак не наступал. Он видел слишком многих заключенных, которые напрасно расходовали энергию, стуча кулаками в двери, крича и безостановочно расхаживая по крошечным камерам. В то время он удивлялся тому, что они не могут понять тщеты своих усилий. И только теперь, оказавшись в аналогичном положении, он на собственной шкуре испытал, что они чувствовали. Тело его как будто страдало от аллергии на замкнутое и ограниченное пространство. Это не имело ничего общего с логикой или здравым смыслом. Он просто не мог сидеть на месте и ничего не делать. Вместо этого он отчаянно старался освободиться от пут, пока запястья у него не начали кровоточить. Какая-то часть его искренне верила в то, что он способен разорвать цепи, хотя он собственными глазами видел сотни мужчин и женщин, прикованных ими, и они ни разу не порвались. Согреваемый мыслями о грандиозном побеге, он старательно игнорировал тот факт, что подобная надежда была так же опасна, как и любые пытки, которые могли применить к нему.

В камеру вошел Василий и знаком показал охраннику, чтобы тот поставил стул напротив Льва. Охранник повиновался, разместив его вне пределов досягаемости узника. Их колени почти соприкасались. Василий уставился на Льва, глядя, как тот бьется в путах, силясь разорвать их.