В последнее время я научился защищаться с улыбочкой, что как бы смягчает мои слова которые сами по себе достаточно жестки, а с точки зрения их культуры даже отвратительны и уничтожающи. А с улыбочкой как бы говорю всем своим видом, что, мол, не принимайте все так уж всерьез, я же сам вроде бы подтруниваю над своими словами, в них не обязательно все так уж обрекающе и безысходно для великой русской культуры и великой русской интеллигенции, хранительницы извечных и непреходящих ценностей всего человечества.
Я уже твердо здесь и везде, где меня знают, считаюсь трансгуманистом, то есть признающим человека не конечным продуктом эволюции, а всего ступенью к более совершенным формам. Транслюди – это те, кто постепенно подготавливает себя к переходу на качественно высокий уровень. Начинать можно с простейших действий: заниматься своим здоровьем и постараться осваивать новые профессии, более технологически совершенные, постараться освоить хотя бы английский язык, хорошо бы еще развивать или способствовать развитию тех областей, которые ведут не к антиквариату, а приближают технологическую эру…
Словом, я по всем параметрам – трансчеловек, потому Аркадий чаще всего именно меня атакует обвинениями в бесчеловечности, аморальности и даже каннибализме.
Я возразил:
– Как вам ни покажется странным, но наш каннибальский трансгуманизм прекрасно совместим со всеми этическими системами. Мы считаем, что имеем право считать улучшением положения человечества, если улучшается положение отдельных людей.
Аркадий вскинул руки, призывая компашку в свидетели, что я попался, воскликнул с великим торжеством:
– Вот!.. Вот оно, слово каннибала!
– В чем оно? – спросил я.
– Вы открыто признаете, – заорал он, – что собираетесь улучшать положение отдельных людей, а не всего человечества!.. Вы сказали то, о чем стеснялись сказать даже фашисты!
Я поморщился.
– Знаете, меня не пугают ярлыки типа «фашист», «коммунист», «расист» или что-то еще. Это моего отца разве что еще могло вогнать в трепет, а для меня это только сухие листья давно срубленных деревьев. Я считаю… мы считаем, что только человек сам может и должен судить, что для него хорошо или что плохо. Нельзя человечество загонять в рай дубиной. Нельзя тащить на веревке. Мы, трансгуманисты, являемся сторонниками личной свободы каждого, будь это президент страны или последний пропойца под забором. Сторонникам личной свободы и морального права самим выбирать: использовать или нет технологические новинки для продления жизни, усиления работоспособности, расширения своего интеллекта.
Леонид и Михаил явно задумались, вижу по лицам, их жены смотрят на них преданными глазами и ждут указаний, как правильно реагировать, Коля просто не врубился, Аркадий выкрикнул с тем же ожесточением:
– А как он может купить этот чип, расширяющий ему интеллект, если у него нет денег?
– Пусть копит, – ответил я холодно. – А если все зарабатываемые деньги вбухивает в покупку водки ящиками, то что же, я должен ему отдать свой чип? Или чей-то?.. Нет уж, время лжегуманизма прошло. С этой дрянью нянчились, потому что она была нужна на грязных работах. В том будущем, куда мы идем, грузчики не нужны. А здесь они могут остаться и такими.
– Здесь, это где?
– В этом мире, – уточнил я. – В этом обществе. В конце концов, и без чипов жить можно.
Он сказал язвительно:
– А с чипами будет только золотой миллиард?
Я сдвинул плечами.
– Что такое золотой миллиард? Это те, которые так и не стали общечеловеками даже в самый что ни есть разгул этого психоза. Общечеловеки – это остальные шесть миллиардов. Тупейшее стадо. Принадлежность к золотому миллиарду не выражается в миллионах долларов на счету или в стране проживания. Золотой миллиард – это люди, которые мыслят самостоятельно.
Леонид сидит, обняв за плечи свою Памелу, сказал из угла своего уютного дивана:
– Полагаешь, самостоятельно мыслит один из семи? Оптимист!
Я отмахнулся.
– Миллиард – красивая цифра. Ты же знаешь, круглые цифры всегда врут. Можно, конечно, сказать, что каждый из мыслящих самостоятельно не даст утонуть в животной морали общечеловеков своей родне и друзьям, так что всего может оказаться и побольше миллиарда…
– Все равно миллиард – многовато.
Я отмахнулся уже с раздражением.
– Ну что вы прицепились к этому слову? Ну, будет на самом деле полмиллиарда, а то и меньше, какая разница? Суть не в термине. «Золотой миллиард» – это подготовка общества к шоку. Ведь в один миллиард все-таки легче попасть, чем в миллион! А когда смирятся, что на планете останется миллиард, а остальных – под нож, тогда можно будет осторожно поправить, что на самом деле не миллиард, а… сто миллионов. Или же десять.
Они все смотрели на меня с ужасом. Аркадий сказал почти шепотом:
– Вы в самом деле полагаете, что ваши каннибалы решатся простых людей… под нож?
Я невольно засмеялся.
– Мало вам Коли, никак шутки понимать не научитесь. Зачем под нож? Можно оставить все, как есть. А самим уйти дальше. И наконец-то свершится то, о чем всегда мечтали все века! То, о чем гласит Библия, – к Богу отправятся избранные. Остальные… останутся. Одно дело нянчиться с алкоголиками и наркоманами, стараться лечить и перевоспитывать рецидивистов, другое – стараться сделать их умнее. Разве сейчас правительства не заботятся о людях? Постоянно вносят в пищу важные добавки, что незаметно искоренили остававшиеся болезни. Сейчас у всех здоровые зубы от рождения и до глубокой старости, никто не болеет даже гриппом, но народец вместо благодарности обвиняет власти во вторжении в личную жизнь! Какое вторжение, никто силой не тащит в будущее. Это уже никому не удастся. Но даже если бы удалось – на фиг в нашем светлом… в смысле, из силовых полей, будущем всякая мразь, что и там будет жадно оглядываться по сторонам: что бы украсть, кого бы ограбить, какую бы звезду загасить за неимением лампочки в подъезде, какую галактику разбить, как привыкли бить зеркала в лифтах?
Аркадий поморщился.
– Володя, вы чересчур, чересчур… Это же люди, в конце концов!
– О гуманизме, – возразил я, – и всеобщем равенстве хорошо говорить и чувствовать себя этаким хорошим и праведным, когда это ничего не стоит. Мол, все люди, от миллионеров до распоследних бомжей и наркоманов – равны и права имеют равные. О наркоманах и прочей дряни нужно заботиться, это считается хорошим тоном, лечить их и всячески уговаривать бросить это дело.
– А разве не так?
– Херня на постном масле, – ответил я достаточно откровенно. – Сейчас – да, по крайней мере на бумаге и права есть у каждого наркомана или рецидивиста, и суммы государство выделяет на лечение и уговаривание бросить и завязать. А завтра, простите, уже и на бумаге придется внести ясность. Наступает время, когда в самом деле скоро начнем приобретать сперва бесконечную жизнь, а потом и бессмертие. А вместе с тем и невероятную мощь. Ну, скажем, если сейчас простой человек сможет включить и выключить свет в туалете, то завтра сможет зажигать и гасить звезды. А это, знаете ли, налагает… Наркоман пусть гасит и зажигает в себя в туалете свет хоть всю ночь, но к звездам я бы таких не допускал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});