Читать интересную книгу Чингисхан - Василий Ян

Старик стегнул женщину плетью. Она рванулась вперед и упала. Веревка, которой она была привязана, натянулась и поволокла пленницу. Монголка с повозки закричала:

– Что ты, старый пес, жадничаешь? Была бы хорошая овца, я бы взяла ее себе на колени – от овцы хоть мясо и шкура. А какая нам прибыль от этой скотины? Ее дочь уже подохла, вот и она свалилась. А нам ой как далеко еще плестись домой, к родным берегам Керулена!.. Брось ее!

– Не подохнет! Живучая! – хрипел от злости старик. – И эта падаль, и эти три молодца – все у меня дойдут до нашей юрты. Другие наши соседи по двадцать рабов домой гонят, а мы не можем пригнать четверых? Эй вы, скоты, вперед! Уррагх, уррагх!

Монгол стегнул плетью волочившуюся женщину, веревка оборвалась, и рабыня осталась на дороге. Повозки двинулись дальше. Старик придержал своего коня, щелкнул языком и спросил подъехавшего молодого всадника:

– Выживет или не выживет? Купи ее у меня! Дешево продаю, всего за два золотых динара…

– Она и до ночи не доживет! Хочешь два медных дирхема?

– Давай! А то и вправду не доживет! Тогда и этого я не получу… – Монгол засунул за голенище две полученные от всадника медные монеты и рысцой направился догонять свой обоз.

Всадник свернул в сторону и, не оглядываясь, поскакал через высохшее поле…

Впереди выросли белые развалины, причудливые груды обломков, старые стены с проломами и несколько величественных арок. На них еще сохранились разноцветные арабские надписи. Много искусства и мысли было положено зодчими, построившими эти стройные здания, и еще больше труда внесли неведомые рабочие, сложившие из больших квадратных кирпичей и красивые дворцы, и внушительные медресе, и стройные минареты. Монголы все это обратили в покрытые копотью развалины.

– Один бы сноп сухого клевера и несколько лепешек, – шептал всадник, – и тогда мы, проехав еще день, доберемся до зеленых гор, где найдутся и люди, и дружеская беседа возле костра.

Каменные развалины уже близко. Вот под массивной аркой тяжелые ворота, открытые настежь. Двери обиты железом с большими, как тарелки, выпуклыми шляпками гвоздей.

«Знакомые ворота! Когда-то здесь проходили дервиш Хаджи Рахим, крестьянин Курбан-Кызык и мальчик Туган. Теперь Туган вырос, стал искусным воином, но, как бесприютный путник, не находит себе ни хлеба, ни пристанища в благородной Бухаре, раньше столь цветущей и многолюдной».

Под темными воротами гулко прозвучали копыта коня. Впереди метнулась рыжая лисица, легко взлетела на груду мусора и скрылась.

Осторожно ступал конь, пробираясь между обломками мертвого, безмолвного города. Вот главная площадь… Величественные здания окружали раньше это место шумных народных сборищ. Теперь площадь засыпана мусором и посреди белеет скелет лошади. В бирюзовом просторе неба медленно плывут бурые коршуны, распластав неподвижные крылья.

Конь остановился возле каменных ступеней мечети и, фыркая, попятился, поводя ушами. Впереди, на каменной подставке, лежала огромная раскрытая книга Корана с покоробившимися от дождей листами, которые шевелились от ветра.

«По этим каменным ступеням въезжал в мечеть на саврасом коне мрачный владыка монголов, рыжебородый Чингисхан. Здесь он повелел бухарским старикам кормить до отвала его плосколицых воинов. Тогда на площади пылали костры, жарились бараньи туши… До сих пор еще видны на каменных плитах следы костров…»

Туган сошел с коня, разостлал плащ и накрошил сухого хлеба. Он разнуздал коня и присел на ступени, держа конец повода.

За грудой камней что-то зашевелилось. Из-за обломков кирпичей поднялась истощенная женщина. Кутаясь в обрывки платья, она приближалась, протянув руку, и не могла оторвать жадных, горящих глаз от хлебной корки.

Туган дал ей горсть сухарей. Она величественным медленным жестом приняла их, как драгоценность, и, отойдя, опустилась на колени. Она поднесла сухарь к воспаленным губам, но резко опустила руку и стала раскладывать сухари ровными горсточками на каменной плите. Осторожно слизала с руки крошки и крикнула:

– Эй, лисята, эй, пузанчики, ко мне! Не бойтесь! Он наш, он добрый!

Из черного отверстия между каменными плитами показалась сперва одна, потом три взлохмаченные детские головки. Пробираясь между развалинами, цепляясь друг за друга, дети медленно приблизились к женщине. Голые, обожженные солнцем, они были худы как скелеты, только животы их раздулись шарами. Из черной дыры вылезли еще двое детей. Они и не пытались встать, а подползли на четвереньках и уселись, обняв руками свои опухшие животы.

Женщина ударила по рукам тех, кто потянулся к сухарям, и стала по очереди класть детям в рот крошки. Она рассказывала:

– Ворвались они… эти страшные люди, закутанные в овчины… Скакали повсюду на небольших лошадях и забирали все, что замечали…. Они схватили моего мужа – он хотел оградить семью… Они схватили всех моих детей и увезли – не знаю, живы ли они?.. Всадники волокли меня на аркане, держали рабой на потеху всем. Однажды ночью мне удалось скрыться, и я пробралась сюда, в эти развалины… Здесь я не нашла своего дома. Только кучи мусора. Днем бегают ящерицы, ночью воют и подкрадываются шакалы… Около города я встретила этих брошенных монголками детей. Мы вместе искали еду и выкапывали корешки дикого лука… Теперь эти дети стали моими детьми, и мы умрем вместе, а может быть, и выживем…

Туган отдал женщине последние сухари и, ведя в поводу коня, вышел из города.

Туган пробирался все дальше к Самарканду. Он не встречал караванов. Кое-где на полях показывались редкие посевы. Раза два прорысили монгольские всадники. Тогда работавшие поселяне падали как подкошенные и уползали в канавы. Когда облачко пыли, провожавшее монголов, уплывало за холмы, на полях снова подымались напуганные поселяне и принимались вскапывать землю.

Глава вторая

Где шумный город Самарканд?

Через несколько дней Туган остановился на пустынной возвышенности, изрытой могильными буграми. Перед ним зеленела долина реки, где громоздились развалины недавно еще славного Самарканда. Домики с плоскими крышами лепились один около другого, но никакого движения не замечалось в бывшей столице Мавераннагра, где раньше трудились десятки тысяч искусных рабочих.

Поломанные и размытые дождями крепостные стены огибали среднюю часть города. Там сохранилась закоптелая часть высокой мечети, выстроенной последним хорезм-шахом Мухаммедом, и две круглые башни.

Хромой нищий приблизился к Тугану и просунул из отрепьев тощую руку:

– Подай убогому, славный бек-джигит! Да сохранит тебя в битвах Аллах! Да отведет он вражескую стрелу от твоего храброго сердца!

– Где же город? Где блестящая столица султанов и шахов? Где важные купцы, где веселый шум молотков в мастерских? – говорил Туган, рассуждая больше с самим собой, чем с нищим.

– Всего этого больше нет! – сказал нищий. – Ведь тут прошли монголы! Разве они что-нибудь оставят? Ты спрашиваешь, куда девался город? Одну часть людей вырезали безжалостные всадники, другую часть угнали они в свои далекие степи, остальные жители бежали в скалистые горы, где многие уже погибли…

– Долго ли беглецы будут скитаться?

– Туда за городом, выше по реке, уже понемногу сходятся люди и строят себе хижины из хвороста и глины. Но живут они всегда в страхе: монголы могут вернуться каждый день, забрать кого хотят и утащить с собой на арканах… Да сохранит тебя Аллах за твою щедрость!

– А что это за башня в середине города?

– Заворачивай коня подальше от этих башен! Там тюрьма! Монгольские ханы уже завели тюрьму в мертвом городе. При ней живут монгольские палачи, они железными палками разбивают головы осужденных. Я расскажу тебе, как они это делают…

Туган, не слушая, спустился вниз по косогору. Пробравшись между развалинами города, Туган подъехал к крепости, где возвышались две старые башни, мрачные и безмолвные. Вдоль стены на земле сидели унылые родственники заключенных. Часовые с копьями сторожили у ворот. Оседланные кони дремали, привязанные к столбам.

– Ты откуда? Отъезжай! – крикнул часовой.

– У меня дело к смотрителю тюрьмы, – сказал Туган.

– Ты по ней стосковался?

– Может быть, если в башне сидит мой брат.

– У нас в тюрьме немало разбойников. Но долго они не засиживаются: их приводят на площадку перед рвом и стукают по темени железной булавой. Поищи там, во рву, – может быть, найдешь тело брата. Как звали его?

– Он дервиш и пишет книги, Хаджи Рахим Багдади.

– Длинноволосый безумный дервиш? Такой еще жив! Мы его зовем «дивона«(юродивый). Посажен надолго…

– «Навеки и до смерти»?

– Я слишком с тобой разболтался… Привяжи коня и ступай во двор. Спросишь начальника тюрьмы. Его дом стоит там же. Около двери на крюке повешен кувшин. Не забудь положить в этот кувшин не меньше шести дирхемов. Тогда начальник будет тебя слушать…