Читать интересную книгу Пламя возмездия - Биверли Бирн

– Но вы, – шептал он, понимая, что отрицать что-то бессмысленно, – вы ведь знаете об этом моем грехе.

– Мне об этом было сказано лишь в эти последние дни, и я желаю вас успокоить.

– Как в последние дни? В последние дни чего? – епископа вновь пронзил страх.

– В последние дни моей жизни.

– Но вы же еще молодая женщина. И они могут стать последними лишь по вашей собственной воле. А желать этого – означает грех. И вы об этом отлично знаете.

– Это не моя воля, а Всевышнего.

– Как может случиться, что Бог желал, чтобы вы уморили себя голодом? – несмотря на смирение, которое полагалось бы ему чувствовать от ее присутствия, несмотря на то, что он ни на йоту не сомневался в ее святости, в голосе епископа слышалось раздражение.

– Вы должны питаться. Тела наши – чудесный храм, обиталище Духа Святого. Мы должны заботиться о нем.

– Да, Ваше Преосвященство. Но так лишь до тех пор, пока Бог не решит иначе.

Сестра Магдалина слегка приподнялась и принялась шарить в простынях. После недолгих поисков в ее руках оказался кусок белого полотна, очевидно, носовой платок. Магдалина наклонилась к свече и осветила его.

– Взгляните, Ваше Преосвященство, прошу вас.

Он взглянул на платок и, увидев темно-красные пятна, отпрянул:

– Кровь!

– Да, Ваше Преосвященство, я уже две недели кашляю кровью. Из-за этого не могу есть… Ваше Преосвященство, я не в состоянии принимать твердую пищу, лишь немного жидкости.

Епископ перекрестился.

– Матерь Божья, в таком случае ваш переход в обитель еще более необходим, вы нуждаетесь в постоянном уходе.

Магдалина отрицательно покачала головой.

– Нет, в этом уже нет надобности. Здесь со мной всегда Господь наш. И большего мне не нужно. Кроме разве что…

– Разве что?

– Кроме двух вещей, о которых я вас хотела бы попросить. Скажите мне.

– Надо как-то предупредить тех людей, которым грозит опасность…

– Понимаю. Это все связано с американцами. Ходят слухи, что они скоро окажутся на острове, – признался епископ. – Они уже заняли Кубу и вполне логично предположить, что они не оставят в покое и Пуэрто-Рико.

– Но кровавой бойни быть не должно, ее нельзя допустить.

Он помедлил, сосредоточенно раздумывая.

– Я, конечно, могу поговорить с некоторыми людьми. Нет, это не политики, среди них нет официальных лидеров, но это люди, обладающие определенным влиянием на народные массы. Может быть…

– Да! – воскликнула она. – Это прекрасная идея, Они к вам прислушаются.

– Не исключено, что прислушаются, – не без самодовольства признался епископ. – Несколько недель назад, когда вы впервые об этом упомянули, в самом деле, раздавались всякого рода лихие призывы противостоять американцам. Но к сегодняшнему дню люди стали на это смотреть гораздо реалистичнее, трезвее. Я торжественно могу заверить вас, что попытаюсь сделать все, что в моих силах, – пообещал он. – Но, сестра, вы сказали, что просите меня о двух вещах. Что же второе?

– Это человек по имени Майкл Кэррен, – без всяких колебаний произнесла сестра Магдалина. – Я должна его увидеть еще раз перед тем, как умру. Я должна сказать очень важное для него. Вы сможете прислать его ко мне?

– Я попытаюсь и это сделать для вас. Не думаю, чтобы это составит труда – сеньор Кэррен очень живо вами интересуется.

Сестра Магдалина улыбнулась.

– Благодарю вас, Ваше Преосвященство. Да вознаградит Господь вашу доброту. А теперь простите меня… – Она показала на епитрахиль.

Епископ набросил его и опустился на колени подле каменной плиты. Магдалина перекрестилась и начала исповедоваться:

– Отпусти мне грехи мои, отец…

Десять минут спустя епископ со свечой в руке вышел из кельи в маленькую темноватую прихожую, где его ожидала мать-настоятельница. Очень недолго они о чем-то совещались, после чего он дал ей какие-то указания. Когда он говорил с пожилой монахиней, он ни на секунду не забывал о том запахе, который ощутил в келье у сестры Магдалины. Он, наконец, вспомнил, что это такое. Вблизи на было ни одного цветка, но в келье стоял отчетливый запах роз.

Понсе

Одиннадцать тридцать вечера

Майкл стоял на главной улице города, ругая себя за то, что, поддавшись какому-то непонятному импульсу, приехал сюда. Он ждал в Агвадилье на железнодорожной станции поезда в Сан-Хуан, когда к платформе подошел еще один, который шел в противоположном направлении во второй по величине город острова, расположенный на его южном берегу. Ему потребовалось не больше пяти секунд, чтобы принять решение и сесть в этот поезд, и теперь, три часа спустя, он стоял в обычной вечерней толпе шумливых пуэрториканцев и ломал себе голову над тем, для чего он собственно сюда приехал.

Майкл остановил какого-то прохожего.

– Извините, сеньор…

– Да, сеньор, что у вас? – прохожий с нескрываемым удивлением уставился на Майкла, дивясь его внешности.

– Я ищу приют, – объяснил Майкл.

– Какой приют, сеньор?

– Тот, который поддерживает епископ Пуэрториканский из Сан-Хуана.

Мужчина со злостью плюнул под ноги Майклу.

– Никто из Сан-Хуана ничего в Понсе не поддерживает.

Майкл не имел ни малейшего желания влезать в их региональные тонкости, он лишь хотел разузнать о приюте.

– Ну, понимаете, приют…

– Не знаю я никакого приюта.

С этими словами мужчина хотел уйти, но Майкл удержал его.

– Пожалуйста, мне очень нужно найти это место. Я знаю, что он где-то здесь, поблизости, там заботятся о детях, у которых нет родителей.

Вдруг мужчина щелкнул пальцами.

– Я знаю, о чем вы говорите. Я понимаю, что вы имеете в виду. Эту женщину зовут Ла Бруха, она живет возле гасиенды Вивеса, иногда она берет к себе детей.

– Ла Бруха.[7] Это что, имя у нее такое или кличка?

– Может и кличка, – согласился мужчина. – Но вообще-то ее зовут вроде как Долорес, но я точно не знаю. Мы ее зовем Ла Бруха.

Да, начало было не очень-то благоприятным. Майкл, прикинув направление, в котором ему предстояло идти около шести миль, может, немного меньше, подхватил свой багаж и отправился в путь.

Светившая луна была почти полной. Она хорошо освещала дорогу, и хотя идти было легко, Майкл решил спрятать свои вещи в кустах, неподалеку, что позволило бы ему продвигаться гораздо быстрее. После недолгих колебаний, он все же решил рискнуть. Положив вещи в кусты, он как следует замаскировал саквояж и портфель и оставил снаружи камень, чтобы потом определить это место на обратном пути.

Вдоль дороги текла небольшая речка. Когда он шел, его сопровождало журчание воды. Майкл решил спуститься к речке. Продравшись через придорожный кустарник, он наклонился, обмыл лицо и немного попил речной воды. Она была ледяной. Видимо, речка текла с гор, разделявших Понсе и Сан-Хуан. В прежние времена горы эти были неприступными. Лишь несколько лет назад, когда была построена железная Дорога и наладилось сообщение, эти два города, наконец, впервые по-настоящему узнали о существовании друг друга.

Он шел, размышляя о том, что если сюда все-таки пожалуют американцы, то жизнь здесь, несомненно, изменится. Но как? В принципе размышления Майкла были чистым умствованием, на самом деле это его нисколько не волновало. Просто сейчас нужно было хоть чем-то занять голову. Это помогало скрасить однообразие этой идиотской ходьбы ночью через пустынную местность. Он отправился на поиски женщины, которую здесь все считали ведьмой. Скорее всего, она ничего ему не пожелает сказать, при условии, если он вообще ее здесь разыщет.

Лачугу он увидел часа через полтора. Она была очень маленькой и с годами, наслаивавшаяся на ее стены штукатурка, придала ей сходство с глазированным пирожным. Позади виднелся участок земли и небольшой сад, ровными рядами сбегали к речке деревья. Сначала Майкл обошел дом. Окон в нем не заметил. В темноте смог разобрать лишь низкую дверь, при свете луны ее цвет показался ему зеленым.

Майкл понял, что он пришел, куда желал. Возникал еще один вопрос: что сейчас предпринять? Как повести себя? Стучать в дверь в этот час показалось ему совершенно недопустимым. Да, но коль он здесь, то нужно было что-то делать. Он все еще гадал, как ему поступить, как дверь вдруг открылась и он услышал: «Войдите, сеньор».

Женщина, приглашавшая его, была маленькой и старой. Свеча в руке освещала оливковую кожу, всю изрезанную морщинами. Ее седые волосы были короткими и курчавыми. В ней явно преобладала индейская кровь, это выдавали выпиравшие скулы и смуглость лица. Ее можно было вполне принять за мужчину, если бы не длинная юбка и фартук.

– Извините, что пришлось вас побеспокоить, уже поздно и… – начал он.

Женщина пожала плечами:

– Люди всегда приходят ко мне, когда им нужно. Время роли не играет, – она отошла в сторону, пропуская его.

Дом этот был выстроен в том самом стиле, который испанцы принесли с собой во все уголки Латинской Америки. Сначала он оказался в небольшом четырехугольном патио, в который выходили двери трех комнаток. В патио стояла скамейка и стол. Женщина жестом пригласила Майкла сесть.