схватил ее за руку и потянул на себя.
Она выскользнула и встала на прежнее место.
– Боишься, что я подпорчу его смазливое личико? – оскалился Паша и перевел грозный взгляд на противника. – Трезвый я не промахиваюсь.
Саша развернулась лицом к нему, загородив собой проход к Золотову.
– Паш, не надо, пожалуйста. Он ведь прав, вам нечего делить. С Ингой они поговорят сами.
Паша фыркнул.
– Какая же ты надоедливая! Вали нахер! Мешаешься вечно под ногами.
Он толкнул ее с силой в плечо. Саша не сумела устоять, отлетела в стену с доской почета и ударилась затылком об угол одной из рамок. Острый удар пронзил ее вглубь нутра, долетел до пяток и отразился обратно в макушку, а затем вырвался вместе с «Ай».
– Сань…
– Все в порядке, я даже не ушиблась, – поспешила она успокоить Золотова и быстро выпрямилась. На лицо натянула улыбку. Поправила растрепавшиеся волосы.
Золотов стоял на месте, как заведенная ракета. Набирал мощности. Все жилки в нем набухли. И костяшки побелели. Он перевел ледяной взгляд с нее на Пашу и бросился на последнего с кулаками.
Тот не успел даже устойчивую позу принять. Золотов повалил его на пол и стал мутузить по голове. От удара в ухо что-то хрустнуло. Кровь потекла на пол. И все лицо Паши быстро становилось красным, а затем бордово-фиолетовым от гематом. Золотов размахивался широко и буквально вдалбливал твердые кулаки в мягкое Пашино лицо, которое разжижалось на глазах.
Саша смотрела на эту лихость как в «Заводном апельсине». Ей как будто насилу открыли веки и заставляли наблюдать за жестокостью. Закрыть глаза она не могла и видела каждую каплю крови, которые разлетались вокруг. Одна прилетела на носок ее туфли. Растеклась по лаку. Так и осталась вязкой кляксой на самом кончике. Паша что-то пытался мычать, но удары его заглушали. Девушка просто онемела. Слышала, как кричат сотрудники, вышедшие в коридор, как визжат женщины, как матерятся мужчины. Вся редакция, казалось, сбежалась на побоище.
– Больно тебе, сука? Больно так? – крик Золотова застревал у Саши гвоздями в барабанных перепонках. Держа Пашу за волосы, он бил того затылком о пол. Из Паши от каждого стука выплескивались кровавые слюни. – Еще раз ее тронешь, руки нахуй оторву.
Двое крупных мужчин оттащили Золотова и кинули в угол холла, к охране. Женщины подбежали к Паше и пытались привести в чувство. Кто-то сообщил, что уже вызвал скорую.
Саша посмотрела на Золотова, злого как дикий зверь, которого давно не кормили плотью и у которого отобрали с трудом добытый кусок мяса. На самом не было ни царапины, но рукавом он размазал Пашину кровь по щекам. Едва заметно скалился на недвижимое избитое тело, а, встретившись с Сашей глазами, застыл.
Еле переплетая ноги, она пошла к нему словно не по своей воле. Чужая сила, непреодолимая и пугающая, тащила ее. Девушка помогла Золотову подняться и увела в туалет, где он спокойно мог умыться. И сама выполняла простые действия, лишь бы прийти в себя. Она долго мылила руки, не поднимая лица. Чувствовала в отражении его взгляд. Такой же холодный, как само зеркало. И такой же непроницаемой.
– Говори, что хочешь сказать, – он первым нарушил тягучее молчание.
Лицо уже было чистым и мокрым. Парень не торопился его вытирать, хотя набрал в руки бумажных полотенец.
Саша, наконец, удостоила его взглядом. Сама подсела на крючок, не смогла сорваться.
– Я, наверное, какая-то неправильная принцесса, – хмыкнула она, потому что улыбка не выдавливалась. – Должна ликовать, кажется, что парень мечты за меня заступился, но мне… – девушка спрятала глаза за ладонями, – …жутко.
– Сань, ты чего? Этот урод ведь сам напросился, – он склонил над ней голову и коснулся аккуратно плеча.
Она инстинктивно его отдернула, хотя сознательно не хотела, и отвернулась.
– Ты меня… пугаешь.
– Сань, я не псих, ладно? Тебе-то я точно никогда вреда не причиню.
Золотов шагнул к ней сзади и попытался развернуть за руку, но Саша обхватила свои плечи и отвела лицо в сторону, насколько позволяла шея. Слезы почему-то текли. Хотя боль от удара на затылке заметно притупилась. Отдавалась лишь слабыми отголосками.
– Там как будто не ты был. Стремное ощущение. Ты же вроде не такой?
Сине-зеленые глаза наполнились надеждой. Она хотела получить утвердительный ответ. Чтобы он расплакался, припал к ее груди и попросил прощения. У Инги, у Паши, у вселенной.
– Нет, Сань, я именно такой.
Он прислонился к стене спиной и накрыл лицо руками.
– Отец научил меня, как не быть слабаком, у которого любой может отобрать игрушку. Я больше никому не дам себя в обиду. Это ты все терпишь.
Сашу пронзил его упрекающий взгляд, как лезвие стальной и острый. Поежившись, она тоже прислонилась к стене и выдохнула.
– А мне кажется, это ты слишком терпишь. И потом срываешься. В тебе, видимо, еще много невысказанной… – девушка нахмурилась, пытаясь подобрать слово, но не придумала ничего более емкого, – …злости.
Зря искала его глаза. Напоролась на голубой холод и промерзла вся до костей. Изнутри. Саша его одновременно боялась и жалела. Такая тоска ее накрыла, будто чужой депрессией можно было заразиться. Душевная боль метастазами распространялась в крови. Физически угнетала.
– После такого… тебе вряд ли закроют практику, – сказала, лишь бы переключиться.
Золотов выдавил едкий смешок.
– Ебал я эту практику. Я здесь только из-за тебя.
Она закивала, потому что знала это с самого начала.
– Пойду я.
Саша посмотрелась в зеркало перед выходом, убедилась, что выглядит прилично, и вышла из туалета, оставив Золотова наедине с самим собой. Ему это требовалось.
Пашу как раз увозили на скорой, когда она вернулась в холл. Толпа рассосалась. Лишь особо сердобольные оставались в коридоре до последнего. Ульяна с Ингой шептались в конце коридора. Последняя на каждую фразу коллеги все шире открывала красные глаза.
Саша поняла, что сегодня не может здесь находиться. Отпросилась у Инги, когда все зашли в кабинет, пожаловавшись на головную боль, а сама отправилась гулять по слякотному городу.
С неба валил то ли еще снег, то ли уже дождь. Смачивал все вокруг, наседая моросью. Асфальт под ногами словно растекался. Ботинки хлюпали.
Девушка шагала с опущенной головой. В затылке еще ныло. При каждом неосторожном шаге боль разносилась электричеством по черепной коробке и схлопывалась под темечком. Она думала о собственной боли и о том, почему ее терпела.
Пройдя километров пять, она решила набрать Гену. Хотелось чего-то позитивного, обсудить с ним произошедшее и успокоиться.
– Че, цыпа, соскучилась? – голос друга как обычно растягивался в улыбке, словно