– Сидят, понимаешь, все эти Витусы, Марки и Генрихи на самом верху, гребут под себя, трясутся прямо, чтоб ни один кредит от них не уплыл!
Тут Арсений не выдержал:
– Вы думаете, чиновники из имперцев совсем не берут взяток? И все, как один, кристально честные? Боюсь, что нет. И, окажись в президентском кресле и парламенте Клименты, Савелии, Игнаты и Яковы – ничего бы не изменилось. Дело, к сожалению, не в национальности.
Таксист насупился, смерил пассажира уничижительным взглядом:
– А-а! Ты тоже из этих!…
И замолчал. Так больше и не сказал ни слова. Лишь когда машина тормознула у высоченного бетонного забора с затейливым навершьем из проржавевшей колючей проволоки, водитель процедил сквозь зубы:
– Двадцать пять сорок.
Арсений сунул ему три десятки. После недолгой внутренней борьбы таксист вытащил из кармана пачку смятых купюр и целую гору мелочи, скрупулезно отсчитал сдачу.
На пожелание «удачи» – поморщился и ничего не ответил. Стоило Арсению вылезти из машины, как она тут же рванула прочь, обдав его на прощанье сизым облачком выхлопа.
Следователь пожал плечами. Странно все-таки устроен человеческий фанатизм. В продолжающемся уже не первое десятилетие противостоянии между коренными североморцами и имперской становой нацией – первые ростки конфликта появились еще задолго до распада, – казалось бы, таким как он, полукровкам, досталась примиряющая роль. Обе стороны, по логике, должны считать Арсения за своего. На практике получается в точности наоборот – стоит сказать хотя бы полслова против их обвинительных излияний, как и те и другие моментально записывают его в противоположный лагерь.
Дорожка, тянувшаяся вдоль глухого забора, привела его к железным воротам. Они явно нуждались в косметическом ремонте – краска отваливалась целыми пластами, из-под нее проступали неряшливые пятна ржавчины, толстенные петли прогнулись под непосильной тяжестью. Справа, в один из бетонных блоков была вмурована решетчатая калитка, рядом – окошечко проходной. Над ним висела мраморная табличка. Надпись золочеными буквами гласила: «Национальный военный госпиталь. Режим работы: круглосуточный. Посещения по записи, с разрешения главного врача». Все это выглядело бы солидно и пафосно, если бы не сколы по краям таблички и змеящаяся трещина точно посередине. Здесь не помог бы и капитальный ремонт – только замена.
Охрана поначалу не хотела пускать Арсения.
– Здесь закрытое лечебное учреждение. Посещения строго по расписанию, – сказал из-за калитки дородный секьюрити в черном комбинезоне и указал на табличку. – У вас есть разрешение?
– Нет, но…
– Извините, тогда я ничем не могу вам помочь. Не имею права.
Прав оказался Юзеф, что посоветовал захватить удостоверение. Магические слова «Центральная прокуратура», тисненые на обложке бордовой книжечки, если и не повергли строгого цербера в шок, то, по крайней мере, произвели нужное действие. Он сразу как-то сник, засуетился, открывая перед Арсением калитку.
– А-а… ну, вам можно. Проходите, пожалуйста.
– Спасибо. Скажите, а где у вас тут шестой корпус?
Охранник посмотрел на следователя с интересом, видно было, что ему страсть как хочется спросить, почему это вдруг Центральная прокуратура интересуется шестым корпусом?
– Вот по этой дорожке до конца. Серое четырехэтажное здание. Только я не знаю…
Он смешался и замолчал.
– Что не знаете? – спросил Арсений.
– Не знаю, пустят ли вас. Это же рефлексология и ПЖ. Там безнадежные лежат.
– Я все же попробую. Спасибо.
Заасфальтированная тропинка петляла по неухоженному больничному саду. Темный и пустой, с голыми ветками мертвых деревьев, пожухлой травой, вросшим в землю мусором и изъеденными непогодой бордюрными камнями он производил странное впечатление. Видимо, когда-то за ним ухаживали, заботились – на деревьях кое-где сохранились следы побелки, тянувшаяся вдоль дорожки сплошная стена кустарника явно соскучилась по привычной стрижке, но потом сад забросили. То ли новое руководство госпиталя просто не видело в нем нужды, то ли, как всегда, просто не хватило средств.
Несмотря на сухую погоду, в воздухе висел устойчивый запах прелых листьев.
Серое здание шестого корпуса появилось из-за поворота неожиданно. Как бетонный бункер имперских времен, замаскированный в глухих таежных лесах, оно как будто выросло из земли. Сложенное из плохого местного кирпича оно расползалось на глазах, по стенам ползли трещины, на углах фундамента не хватало камней, цемент крошился и отваливался целыми кусками.
Шестой корпус стоял сгорбившись, будто столетний старец, и подслеповато щурился на яркое летнее солнце бездонными черными провалами окон.
Главная дверь соответствовала – неопрятная железная громада со следами грубой сварки. На высоте полутора метров кто-то наспех намалевал белой краской: «6 корпус. Рефлексология. ПЖ». Под надписью шла жирная стрела, которая указывала на хлипкий звонок, болтавшийся на проводах справа от входа: «Вызов дежурного персонала».
Размышляя на тем, как все-таки расшифровывается таинственная аббревиатура ПЖ, Арсений потянул за ручку – капризное железо не подалось. Пришлось звонить. Кнопка нажалась с большим трудом, а дверь приглушила звук звонка, и следователь так и не понял, «вызвал» он кого-нибудь или нет. Но через несколько секунд щелкнул невидимый засов и на пороге появился небритый санитар в несвежем халате с бурыми потеками на рукавах. Правая ладонь у дежурного была замотана бинтами в несколько слоев.
– Вы ошиблись корпусом, – сказал он. – Онкология сразу за нами, а неврологическое отделение вы уже прошли.
Арсений достал удостоверение, сунул его под нос санитару.
– Мне нужен именно шестой корпус. Могу я поговорить с главным врачом?
Дежурный долго вглядывался в надписи на книжечке, потом оглядел следователя с головы до ног, хмыкнул и сказал:
– Ну, пойдемте.
Внутри шестой корпус тоже, прямо скажем, не блистал. Тусклые, засиженные мухами лампочки в железной сетке под потолком давали совсем немного света. Закрашенные наполовину казенной зеленой краской стены выглядели осклизлыми, возможно из-за омерзительного вида потеков, тянувшихся откуда-то сверху. Плитки на полу расшатались и позвякивали под ногами.
Санитар шел быстро, не оглядываясь, Арсений едва поспевал за ним. Несмотря на то, что пол выглядел чистым, из-за окружающей обстановки казалось: вот-вот вляпаешься в какую-нибудь мерзость. Приходилось смотреть под ноги, и следователь чуть не отстал от своего провожатого.
Миновав длинный и темный коридор, они поднялись по лестнице на один пролет. Второй этаж разительно отличался от первого. Здесь на полу красовался хоть и потертый, но вымытый до блеска линолеум, а с подвесного потолка в ойкуменском стиле светили старомодные дневные лампы. Похоже, здесь располагалась администрация.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});