А у него и в самом деле имелись ни на что не похожие странности. На рассвете в одной из землянок кричал петух. Может, шутник солдат, а может, настоящий петух. В субботу солдаты напились и пели песни, в каждой землянке — свою. В той, что была ближе к артиллерийскому НП, — печальные, в других — веселые и бодро-деревянные. В субботу солдаты ходили не только по траншеям и ходам сообщения, но и поверху.
— Надоедает, как кротам, в земле жить, хочется размяться.
Матюхин немедленно засек эти маршруты — значит, там мин нет. Он слушал и все отмечал.
Полночи он простоял рядом с дежурным разведчиком и при свете ракет следил за обороной противника. Этот крутой взлобок, кажется, был как раз тем участком, который он и его начальники искали…
9
Матюхин вернулся в свою землянку перед рассветом и приказал дневальному не будить по подъему. Но его поднял капитан Маракуша: лейтенант Матюхин вечером не доложил о событиях дня и не явился на утренний развод.
Сонный Матюхин откинул плащ-палатку с шинелью, потянулся к гимнастерке, увидел поигрывающего желваками капитана и вдруг сразу, как при озарении, понял, что у него созрел конкретный план предстоящего поиска.
Ночью он колебался, перебирал десятки вариантов и ни в одном из них не был уверен. Сегодня он знал, чувствовал: есть лишь один вариант, и он может обосновать его. Больше того, он уже представлял себе не только место поиска, не только действия разведчиков, но и поддерживающие и приданные средства и людей. Как это получилось и могло ли такое получиться во сне, он не знал и знать не хотел. Просто произошло то, воистину чудесное, великое таинство творчества, секретов которого люди все еще не могут разгадать.
— Простите, товарищ капитан, не хотел вас будить ночью, потому не доложил о новом варианте поиска. Кажется, окончательном.
Маракуша переступил с ноги на ногу. Каков нахал! Вместо того чтобы оправдываться, он еще и заботу о своем начальнике проявляет и при этом сам же определяет окончательность решения. Мальчишка! Он всего лишь исполнитель! А руководители поиска — люди и постарше и поопытней. Они, и только они, примут окончательное решение и проведут его в жизнь, если… если утвердит начальство. А у этого все, видите ли, готово!
Очень захотелось крикнуть: «Встать! Доложить по форме!» — ведь лейтенант даже не пытается одеться, сидит себе на нарах и смотрит ясными глазами, в которых нет и тени сомнения в том, что капитан все поймет, все примет на веру.
— Извините, товарищ капитан, — спохватился Матюхин. — Я сейчас, сию минутку.
«Раньше об этом нужно думать. Увидел старшего — вскочи и стой как штык, не прохлаждайся. Распустил я тебя, ох распустил. Ну ничего! Я тебя еще подтяну, научу дисциплине и уважению старших!»
Капитан Маракуша молча злился, и все сильнее и грознее набухали его желваки. Матюхин взглянул на него и, кажется, испугался: капитан был чересчур хмур.
«Вероятно, мои что-нибудь натворили», — подумал Андрей и улыбнулся жалко, заискивающе, как когда-то в курсантские дни улыбался строгому старшине, когда тот ловил на каком-нибудь проступке.
Все, что копилось на душе у капитана Маракуши, сразу вспыхнуло, освещенное этой мальчишеской улыбкой, вспыхнуло — и сгорело. И вместо того чтобы распечь нерадивого и неаккуратного подчиненного, Маракуша в душе махнул на все рукой и ворчливо сказал:
— Ладно, ладно… Лежи. — И, к собственному удивлению, присел на нары в ногах у лейтенанта. — Что ты там выдумал?
Торопливо, разбрасывая снаряжение, Андрей выпростал планшетку, достал карту и свои схемы.
— Место поиска — вот этот взлобок.
— Круче не нашел?
— Под ним есть землянки, — не обращая внимания на реплику капитана, озаренный внутренней ясностью, заторопился Андрей, — фашисты в них не бывают. Там лисица живет. Она мышкует у брустверов, — значит, мин нет. Выдвигаемся затемно, ждем до после обеда, броском врываемся в траншеи и скатываем пленного вниз.
Маракуша отметил торопливую нелогичность фраз, но не разозлился, а усмехнулся:
— Они ж одеревенеют от холода — полдня ждать.
— Надо взять плащ-палатку с лямками. Днем будут греться под ней, а потом на ней потащат пленного. Возможно, на обратном пути их заметят. Значит, в ночь перед поиском саперам следует вырыть вот здесь промежуточный окоп, чтобы спрятаться. А вот здесь есть окопы боевого охранения. Самое опасное — вот этот НП артиллеристов. Его нужно обезвредить…
— Артиллерию на прямую наводку?
— Исключено. Нацелить на него снайперов. Вообще, главное обеспечение — снайперское. День ведь будет. День! Снайперы ослепят НП. Потом — при нужде — артналеты на взлобок и на лощину. Там стоят наши артиллеристы, у них все пристреляно.
— Приданные гаубичники?! Кто ж их даст?
— Приезжал подполковник Лебедев. Пусть договорится. Важно не спугнуть.
— Ну-ка дай-ка твои цидульки.
Капитан отобрал схемы и заметки Андрея. Сидеть на нарах боком Маракуше стало неудобно, он развернулся и лег на живот. Андрей торопливо натянул гимнастерку, искоса, нетерпеливо и опасливо наблюдая за капитаном, не выдержал, прилег рядом. Так они лежали на нарах, исследуя варианты, уточняя их, прикидывая возможные неприятности, которые могут возникнуть в таком новом для них деле.
— Ну что ж, — решил под конец Маракуша. — На бумаге все верно. Доложу, а там поглядим… Готовь своих.
10
Командарм вызвал к себе полковника Петрова и подполковника Лебедева сразу же после возвращения из штаба фронта. Он коротко ответил на приветствие и кивком пригласил сесть за стол, накрытый картой и заваленный грудой аэроснимков.
— Я посмотрел на ваш план дезинформации противника, подполковник. Указания командующему артиллерией даны. Как с поисками?
— Пока ничего, — поднялся Лебедев.
— Ваша основная задача — обеспечить «языка». Как можно скорее. Я не снимаю с вас контроль за проведением дезинформации. Вся артиллерия, привлекаемая по вашему плану, будет поддерживать дневной поиск. Учтите это и проследите за планированием. Как видите, задачи совместимы. Вопросы есть?
— Никак нет.
— Тогда у меня все. Вы свободны. — Лебедев круто повернулся и ушел. Командарм посмотрел на полковника Петрова: — Для вас, полковник. Комфронта считает, что главная причина неудач наших северных соседей не только в резервах противника, но и… в плохой работе нашей артиллерии, чего за ней никогда ранее не замечалось. А возможно, и… нечто неучтенное в тактике противника. Трижды пехота вслед за танками врывалась в первые и во вторые траншеи противника. Трижды! Прямых попаданий в эти траншеи масса, а трупов… почти нет.