не подправить: нос там, к примеру, или губы накачать. Я вот себе бы уши…
— Подожди, — перебила я его, пока он не углубился в тему ушей. — Какой пластикой? Ты же сказал, она хирург?
— Ну да, пластический хирург, а я что говорю? — обиделся Толик и, перегнувшись вперед, стал объяснять таксисту, как сократить дорогу, свернув налево.
Тут я так заволновалась, что даже подскочила на сидении и больно ударилась головой о крышу машины:
— Смотри: Галина — пластический хирург, Зверев вполне мог с ней познакомиться специально, когда в его уме весь этот план только зрел. Когда ему понадобилось укрыться, он мог наплести ей, что его хотели убить враги Бориса. А может, она была в курсе его плана и помогала ему не просто так, но за долю. В любом случае, скорее всего, она прятала его у себя. И, очень может быть, оказала ему услугу как пластический хирург.
— Это как? — заинтересовался владелец заинтересованных в пластике ушей.
— Рожу ему немного перекроила! — выдала я. — А что? Для нее это раз плюнуть, думаешь, они мало левых клиентов имеют? А то, что ему пришлось какое-то время в бинтах провести — так это ничего. Он же прятался, а не по концертам разгуливал. Швы зажили, бинты сняли и Зверев с чужими документами тю-тю. Так что, вполне возможно, он сейчас выглядит несколько иначе.
— Вот у тебя и фантазия, не зря ты книжки пишешь, надо почитать, — хмыкнул Толик, — только все это доказать надо. Может, эта баба вообще тут не при делах, а уехала, потому что личная жизнь не складывалась. Или к родителям подалась. В любом случае, узнаем, — кивнул он.
Мы как раз подъехали к нашему дачному дому. Машины Алексея не было, свет в окнах не горел, а я еще больше запаниковала:
— Толик, что-то никого нет!
Мы, наконец, отпустили таксиста, осмотрели дом и, никого там не обнаружив, вышли на улицу. Мотя радостно носилась по участку, потому что долгое заточение выносить никогда не могла.
— Алексею пора бы вернуться, — Толик нахмурился, а я чуть не плакала. — Черт, с этими телефонами вообще беда вышла. И не позвонить.
Тут он немного подумал и, кивнув, принял решение:
— Вот что, идите с собакой в дом, закройтесь и сидите. Вдруг Пелагея заявится, перехватишь ее. Так спокойнее. Я поеду Алексея искать, к Ахметовским ребятам заеду, номера их не помню. Вот он — век глобальной компьютеризации и телефонии. Раньше все в блокноты, а теперь без телефона — как без рук. Может, ахметовские Алексея видели? И Пелагею заодно. Ох, грехи мои тяжкие…
— Я с тобой! — пискнула я, потому что одна лишь мысль о сидении в темном доме приводила меня в панику.
— Кто-то должен остаться. Вдруг Алексей или Пелагея вернуться, а тут никого. Так и будем по кругу ездить. Вон соседи шашлыки жарят, — махнул он рукой через забор. — И напротив семья приехала. Так что не дрейфь! Тем более, ты с Матильдой. А я ее таким трюкам обучил: парит как бабочка, жалит, как лабрадор.
Конечно, надежды на бабочку Мотю я не возлагала, но выглядеть трусихой не хотелось, и я покорно кивнула. Потосковав у ворот и увидев, как отъезжает новое такси с Толиком, мы побрели в дом.
Тут я вспомнила, что у меня за целый день куска во рту не было, да и псина стала проявлять признаки беспокойства, и я полезла в холодильник за колбасой. Война войной, но кушать хотелось прямо-таки отчаянно. А про Мотю и говорить нечего: та вообще пожрать не дура, причем круглосуточно. И тут зазвонил телефон. Я вздрогнула, потом с облегчением подумала: «Пелагея объявилась». Схватив трубку, я прямо-таки заорала:
— Где тебя черти носят? — Даже если это окажется Алексей, вопрос вполне можно адресовать и ему.
— Рад, что ты соскучилась, — голос на том конце, скрипучий и глухой, заставил меня вздрогнуть. Впрочем, скрипеть могло и по причине качества дачной связи, весьма далекого от идеала. — Скажи, деточка, ты сейчас одна дома?
* * *
— Ну, допустим. А кто вы? Что вам нужно? — нелепее вопроса и придумать было сложно, но блистать оригинальностью в тот момент я была не настроена.
— Я тот, кого ты и твои дружки так упорно и безрезультатно ищете.
— Зверев, это ты, что ли? — ахнула я, точно мне позвонили с того света. Одно дело рассуждать о том, что Зверев жив, другое — услышать его голос и убедиться в этом самой.
— Ага, — хохотнул он, а ты догадливая. — Мне надо, чтобы ты приехала в одно чудное место.
— Зачем? — насторожилась я. — Можем по телефону поговорить. Ты деньги свистнул и Бориса убил, я это уже знаю. Только пусть тобой полиция занимается или ФСБ, я в этих материях не сильна. И местной мафии о тебе давно известно, так что ребята Ахмета и Чернова у тебя на хвосте. Понапрасну мне не угрожай, лучше о своей шкуре подумай.
— Ты мне без надобности, но надо смыться с деньгами. А у меня на хвосте вся местная, как ты выражаешься, мафия и твои дружки из Москвы. Через час ты должна приехать, куда я скажу, записывай адрес. И не вздумай брать с собой своего хахаля или звонить ментам. У меня там свой человек, и я сразу же узнаю о подставе. Добирайся на попутках, никаких такси. От леса пойдешь пешком, я должен проверить, что ты без хвоста.
— И чего я вдруг попрусь… — начала я, но он меня перебил:
— Здесь твоя подружка, так что, если она тебе дорога, поторопись. А если нет — мне терять нечего, я ее пристрелю.
Тут в трубке раздалось подозрительно знакомое мычание, и я с ужасом поняла, что Пелагея у него. Так выразительно мычать могла только она.
— Ты, псих, не трогай ее, она вообще в этой истории сбоку припеку! — тут я по-настоящему испугалась, потому что поняла, что ехать все-таки придется.
— Так что, киса, поступим так, — довольный произведенным эффектом, продолжил Зверев, — ты никому ничего не говоришь, едешь за своей подружкой и тихо сидишь здесь до завтра, а ваши дружки пусть немного