— Правда, не стоит принимать никакого решения. Пока не стоит. — Блэз старался говорить спокойно. Они видели, что к ним скачут три человека, вздымая пыль копытами коней. — Если мы поедем вместе с людьми из Портеццы, многие из них меня знают. Нет смысла пытаться остаться неузнанным.
— Я так и думал, — произнес Бертран. — Очень хорошо. С этого момента, как я полагаю, именно Блэз де Гарсенк оказывает мне честь, присоединившись на время к моим коранам, несмотря на очевидное желание его отца организовать мое убийство?
Это стало своего рода водоразделом, тем моментом, когда многое может измениться.
— Как пожелаешь, — тихо согласился Блэз.
Три всадника подъехали ближе. Он их не узнал. Они были экстравагантно одеты даже на пыльной дороге. Это свойственно портезийцам.
— А другой вопрос? — спросил Бертран, и теперь в его голосе появилось еле заметная напряженность. — Тот, который мы все время откладывали?
Блэз понимал, что имеет в виду герцог, разумеется, понимал: «Что вы от меня хотите, чтобы я объявил себя истинным королем Гораута?» Его собственные слова.
Он покачал головой. Сердце сжималось и тяжелело в его груди, когда он думал об этом. Это был прыжок через пропасть настолько широкую, что он никогда и не пытался окинуть ее даже мысленным взором.
— Нет, — ответил он. — Оставим это. Сейчас осень, и объявлено перемирие на время ярмарки. Гораут здесь ничего не сделает, даже если кто-нибудь оттуда приедет, а потом Адемару придется ждать, пока весна снова откроет горные дороги. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет.
Валери сказал своим размеренным голосом:
— Мы могли бы сами что-нибудь предпринять зимой, а не ждать, что сделают другие.
Блэз повернулся к нему.
— Мне очень жаль, — резко ответил он, — если мое нежелание, чтобы меня использовали в качестве подставной фигуры, испортит вам зиму.
Бертран, едущий с другой стороны, громко расхохотался.
— Это справедливо, — заметил он, — хотя ты едва ли подставная фигура, если быть честным. Если считать, что Адемар предал свою страну Иерсенским договором, есть ли в Горауте человек, который с большим правом, чем ты, может претендовать на его трон? Возможно, твой брат?
— Возможно, — ответил Блэз. — Но он ничего не станет делать. Им руководит мой отец. — Он поколебался. — Оставь это, Бертран. Пока оставь.
Воцарилось молчание. В это время подъехали три всадника, за которыми следовал юный Серло. Они были одеты в великолепные черно-красные одежды, знакомые Блэзу. Он внезапно понял, чьи это должны быть люди. Его сердце снова быстро забилось. Казалось, куда бы он ни поехал, события снова уводили его в прошлое. Первый из всадников остановил коня и преувеличенно низко поклонился, сидя в седле.
— Очень хорошо, оставим пока эту тему, — тихо сказал Блэзу Бертран. А затем, еще не успев договорить, резким, плавным движением развернувшейся пружины прыгнул на него со своего коня.
Он врезался в плечо Блэза, выбив воздух из его легких, и вытолкнул из седла на землю. Они вдвоем, сильно ударившись, упали в дорожную пыль, а кинжал, брошенный вторым человеком в черно-красном, просвистел над склоненной головой первого, пронзив воздух в том месте, где мгновение назад находилась голова Блэза. Об искусстве воинов Портеццы метать ножи ходили легенды.
Но кораны Бертрана де Талаира были обучены лучше всех в Арбонне. Валери убил метателя кинжала коротким и точным выпадом меча, а Серло с проклятием без церемоний расправился с третьим сзади. Теперь остался только первый. Бертран и Блэз поднимались с земли и выпрямлялись. Бертран морщился, сгибал и разгибал колено.
Серло и Валери приставили острия своих мечей к груди и спине портезийца. Все произошло так быстро, так бесшумно, что никто впереди ничего не понял. Однако на земле лежало два мертвых человека. Портезиец посмотрел на них, потом на Бертрана. У него было худое, загорелое лицо и тщательно завитые усы. На его пальцах сверкало несколько колец, надетых поверх перчаток.
— Я с готовностью отдаю себя в ваши руки, — хладнокровно произнес он на безукоризненном языке аристократов Арбонны. — Мой кузен выкупит меня за хорошую цену, уверяю вас.
— Твой кузен только что нарушил перемирие, официально гарантированное правительницей Арбонны, — ледяным тоном ответил Бертран. — Она спросит с него за это еще более строго, чем с тебя.
— Я уверен, что он ответит подобающим образом, — с вызовом произнес этот человек.
Лицо Бертрана побледнело; Блэз узнал признаки подлинной ярости. Он все еще был слишком потрясен, чтобы реагировать самому.
— Я в этом не так уверен, как ты, — мягко ответил герцог портезийцу. — Но пока ты сейчас ответишь мне, почему вы хотели убить одного из моих спутников?
Впервые на лице этого человека появилось выражение нерешительности. Он искоса бросил взгляд на Блэза, словно для того, чтобы в чем-то убедиться. Его лицо прояснилось, и еще до того, как он начал говорить, Блэз понял, что произошло. Что-то в нем, точнее, в его сердце, зазвенело, словно тронули тетиву лука или струну лютни.
— Мой повелитель и кузен Борсиард д'Андория питает смертельную обиду на этого человека, — ответил портезиец. — Это не имеет никакого отношения к тебе, эн Бертран. Он не испытывает к тебе ничего, кроме уважения и любви, мой господин, и к графине Арбоннской. — Слова были сладкими, как мед, он просто сочился из них.
— Боюсь, нападение на человека, едущего вместе со мной, имеет ко мне самое прямое отношение. И слова уважения бессмысленны, когда нападение совершается во время ярмарочного перемирия. Твой повелитель и кузен сделал ошибку.
— И я никогда в жизни не встречал Борсиарда д'Андория, — прибавил Блэз. — Было бы интересно знать, в чем заключается его смертельная обида. — Но он это знал или думал, что догадывается.
— О подобных вещах не говорят на людях, — высокомерно ответил портезиец. — И андориане не дают объяснений.
— Еще одна ошибка, — сказал Бертран решительным тоном, словно закрывая тему. — Не вижу причин откладывать. Как герцог Арбонны, поклявшийся правительнице хранить мир, я явно должен исполнить свой долг. — Он повернулся к Серло. — Возьми трех коранов и повесьте этого человека на дереве. Но сначала разденьте и заклеймите его. Весь мир знает, как наказывают тех, кто нарушил перемирие.
Портезиец был храбрым человеком, несмотря на все его позерство.
— Я человек высокого ранга и кузен Борсиарда д'Андория, — возразил он. — Ко мне положено относиться в соответствии с моим положением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});