Янсон, также осматривавший берег в бинокль, не проронил ни слова.
Грузную шаланду вздымало на накатной волне. Её тупой нос, обрушиваясь на спаде волны в воду, поднимал тучу беснующихся брызг.
— Большая вода, — сказал Вальдман, ни к кому конкретно не обращаясь. — Волна нагнала к берегу воды. Я попробую подойти.
Он взглянул на командира конвоя. Тот молчал. Значит разрешал, поскольку не запретил.
Трюмы и прочие помещения канонерки были уже забиты до отказа солдатами 22-й дивизии НКВД, но место всегда можно найти «за счёт естественной сжимаемости человеческого тела», как писал в одном из своих морских рассказов Проспер Мериме. Капитан-лейтенант Вальдман, как и всякий русский человек, получивший воспитание до 1917 года, любил людей гораздо сильнее, чем это полагалось делать в эпоху строительства социализма.
«Амгунь» пошла к берегу. Зоркие глаза сигнальщиков на крейсере «Киров» увидели вздымающуюся на волнах канонерку. На гафеле крейсера взвился сигнал: «Амгунь», идёте ли вы куда-нибудь?»
На мостике крейсера, видимо, сложилось впечатление, что «Амгунь» собирается выброситься на берег.
В принципе, «Амгунь» из-за наличия на ней капитана 2-го ранга Янсона, тоже была флагманским кораблём 3-го конвоя и запрос с «Кирова» можно было проигнорировать, если бы на мачте крейсера уже не полоскался на штормовом ветру двухзвёздный вице-адмиральский флаг — флаг командующего флотом.
Капитан 2-го ранга Янсон, как бы очнувшись от оцепенения, приказал поднять «Ясно вижу».
«Амгунь», вернитесь на свое место!» — просигналили с «Кирова».
На тоненькой мачте бывшей грунтовозной шаланды поднялся ответный сигнал: «Человек за бортом!».
Веками на всех флотах мира подобный сигнал не мог быть отменен к выполнению никакими адмиралами. С сигнального фала «Кирова» упали флаги сигнала. Крейсер смущенно замолчал и только минут через десять поднял следующий сигнал: «Амгунь», нуждаетесь ли вы в помощи?».
Между тем «Амгунь», грузно переваливаясь с борта на борт, подошла к берегу. Удерживая канлодку машинами на месте, капитан-лейтенант Вальдман приказал спускать шлюпки. Матросы во главе с боцманом канонерки главстаршиной Журковым, несмотря на штормовую погоду, быстро спустили на воду две шлюпки и катер.
Бойцы на берегу быстро заполнили шлюпки до отказа. Многие плыли, держась за шлюпочные леера. Небольшое расстояние до берега позволило держать шлюпки на бакштове у моторного катера. Выгрести обратно против волны вряд ли бы удалось. Мокрые с ног до головы в армейской форме карабкались по шторм-трапам на борт канонерки.
К великому удивлению капитан-лейтенанта Вальдмана и всех остальных, на мостике «Амгуни», с берега оказался снятым в полном составе штаб 10-й стрелковой дивизии во главе с генерал-майором Фадеевым.
Со штабом оказалась ещё какая-то хозяйственная часть дивизии и взвод комендантской службы.
Генерал никому не сказал, как случилось, что его штаб чуть не был оставлен противнику. Он поднялся на мостик мокрый с головы до ног, но со всем величавым достоинством, свойственным любому генералу.
- «Спасибо, моряки, — сказал он. — Век не забуду», — и поинтересовался кто командир. Затем обнял и расцеловал Вальдмана, позволив себе потом чисто генеральский поступок: Вальдману был вручен на память маленький пистолет — «Маузер Первый номер».
На мачте «Амгуни» продолжал развеваться сигнал «Человек за бортом». В сущности, это была чистая правда. Только за бортом оказался не один человек, а тысяч 15. Из них морякам «Амгуни» удалось спасти около ста. Но сигнал в любом случае нужно было спускать.
05:45
Матрос Виктор Шуванин пришел в себя от боли и открыл глаза. Он лежал на спине и его качало из стороны в сторону, а он никак не мог сообразить, в чем тут дело. Придя окончательно в себя, он понял, что лежит прямо на верхней палубе большого парохода, который раскачивается на волне. Вокруг него по всей длине верхней палубы лежали раненые: в бинтах и лубках как большие беспомощные дети. Но они считались легкоранеными и потому были оставлены на верхней палубе.
«Тяжёлых» поместили в трюмах и других нижних помещениях.
В бою под Пиритой Шуванину осколком мины разворотило ногу. Шуванин потерял сознание. Пришел он в себя на операционном столе в госпитале, где ему без наркоза вытаскивали осколок из ноги. Видя, что матрос пришел в себя, ему дали понюхать нашатырного спирта. Шуванин снова потерял сознание. Он снова пришел в себя, когда его куда-то несли на носилках и погрузили в кузов грузовика. Рана страшно болела, когда машину нещадно кидало по каким-то колдобинам по дороге в порт. Шуванин держался, пока его довольно грубо не шваркнули о пирс вместе с носилками ошалевшие от адской работы пожилые санитары. И вновь пришел в себя уже на палубе транспорта.
Молодая женщина-врач, осторожно ступая через раненых, наклонилась к Шуванину, ловким движением поправила ему бинты и спросила:
— Ну, как себя чувствуете? Лучше? Во время операции вы вели себя молодцом. Обошлось без наркоза. Теперь самое страшное позади.
Шуванин заметил пушистую русую косу, выбившуюся из-под косынки женщины, и ему стало неприятно, что такая красивая молодая женщина видит его в столь беспомощном состоянии.
— Доктор, — спросил он, — на каком мы пароходе? Хотя ему было совершенно безразлично на каком пароходе он находится.
— «ВТ-524», — ответила врач, выпрямилась и пошла дальше.
Это был пароход «Калпакс», а к Шуванину подходила Татьяна Разумеенко — молодой хирург, выпускница Военно-медицинской академии.
Но раненый матрос узнает об этом много позже.
06:10
Капитан парохода «Эверанна» Федор Воробьёв настолько был удивлён открывшейся перед ним картиной, что машинально перевел ручки машинного телеграфа на «Стоп». Маленькие катера, захлестываемые встречной волной, тянули на буксире за собой какие-то баржи и лихтеры, до отказа заполненные людьми. С мостика «Эверанны» казалось, что вся эта флотилия утонет при следующем накате волны. Хотя «Эверанна» была уже переполнена, капитан приказал выбросить за борт шторм-трапы и начать приём пассажиров, явно терпящих бедствие.
«Эверанна» шла из Палдиски на соединение с конвоями, формирующимися у острова Найссаар. За ней, держась в кильватер, шёл «Балхаш» и маленький каботажный пароходик «Кумари» грузоподъемностью в 237 тонн.
Все три парохода имели на борту отрезанный от Таллинна гарнизон и личный состав Военно-морской базы Палдиски.
Пароход «Эверанна» грузоподъемностью 2880 тонн был построен в 1908 году в Англии и назывался «Стамбул». В 1930 году судно было приобретено Латвией, а в декабре 1940 года «национализировано» Советским Союзом. Начало войны застало «Эверанну» под командованием капитана Роберта Купеша по пути в Германию. Полученная вовремя радиограмма заставила судно изменить курс и вернуться в Ленинград, где 8 июля 1941 года капитан Купеш был неожиданно арестован и