Читать интересную книгу Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2) - Уильям Теккерей

Здесь она встречала исповедника, пришедшего к смертному одру, скромного миссионера, несущего слово утешения, тихого деревенского пастыря, обходящего свой приход; все они теперь узнали ее и частенько просили о помощи для своих прихожан.

— Сколько доброты в этой женщине! — говорила порой моя жена, прочитав очередное письмо мисс Ньюком. — Кто бы поверил, что это та самая порхавшая по балам девица? Пусть ей и пришлось испить горя — оно очистило ее душу!

Должен признаться вам, что, по мере того как росла любовь моей жены к Этель Ньюком, бедный Клайв утрачивал ее симпатию. Она и слышать о нем не хочет. Едва только о нем заходит речь, как она начинает постукивать ножкой и старается переменить тему разговора. Куда девались ее былое сочувствие и слезы! Миссис Лора отдала свое сердце Этель; и теперь всякий раз, как от прежнего поклонника этой девицы его старым друзьям приходит письмо или какая-нибудь весть, Лора пускается обличать высший свет, грубый, злой и эгоистичный, который губит всякого, кто только соприкасается с ним. В чем же таком провинился Клайв Ньюком? — тщетно допытывался его защитник. Чем прогневил он своего давнего Друга?

Нет, она вовсе не сердится на него! Просто ей нет до него дела. Она не желает ему зла — упаси бог! — только он ей глубоко безразличен. И полковник, этот старый добряк, тоже попал, бедняжка, в черные списки у миссис Пенденнис; а когда он прислал ей те брюссельские кружева, о которых выше шла речь, она сочла покупку неудачной: очень уж они дороги, да и вида почти никакого! Когда же через несколько месяцев после свадьбы мы увидели у себя воротившихся в Лондон мистера и миссис Клайв Ньюком, с какой подчеркнутой церемонностью приняла миссис Пенденнис малютку Рози, являвшую собой образец прелестной, милой, счастливой и чуточку смущенной новобрачной.

— Говоришь, я плохо приняла ее? О, господи! — негодовала Лора. — Как же, по-твоему, мне следовало принимать ее? Я пыталась поддерживать с ней беседу, а она только "да" и "нет". Показала ей детишек, но они ее, по-моему, ничуть не заинтересовали. Она разговаривала лишь про моды да брюссельские балы и еще — в каком туалете представлялась она ко двору. Представлялась ко двору! И что ей была в том за надобность?!

Сказать по правде, это представление ко двору было затеей Томаса Ньюкома, а отнюдь не его сына — тот весьма неловко чувствовал себя в причудливом костюме, который в Британии положено надевать всякому частному лицу, задумавшему явиться пред очи своей всемилостивой монархини.

Уорингтон вволю поиздевался над бедным Клайвом по этому поводу; он до тех пор с обычной своей серьезностью поздравлял его, пока юноша не залился краской, а его родитель не промолвил с запальчивостью, что находит подобную иронию неуместной.

— По-моему, это нисколько не смешно, — надменно говорит полковник, когда британец, исполненный верноподданнических чувств, свидетельствует свое почтение государыне. Кроме того, мне думается, ее величеству лучше знать, в каком платье являться к ней ее подданным, и она вправе давать о сем предписание. А с вашей стороны, ей-богу, нехорошо, Джордж, да-да, нехорошо вышучивать моего мальчика за то, что он выполнил свой долг перед монархиней, а также перед своим отцом, сэр, ибо Клайв это сделал по моей просьбе. Мы ездили с ним во дворец, сэр, сначала на утренний выход, а потом, вместе с Рози, на вечерний прием, где ее представила супруга давнего моего друга, сэра Томаса де Бутса, — весьма родовитая дама и жена храбрейшего из офицеров.

Уорингтон пробормотал что-то в оправдание своей вольности, однако не достиг успеха: было видно, что Джордж сильно обидел нашего милого, простодушного старика.

После свадьбы Клайва, сыгранной в Брюсселе, дядя Джеймс и, его почтенная сестрица, каковую мы дерзали порой называть запросто "полковой дамой", предприняли путешествие в Шотландию, куда Джеймс собирался уже десять лет, и поскольку счастье малютки Рози было теперь устроено, ему предстояло возобновить свое знакомство с малюткой Джози. А полковник Ньюком с сыном и невесткой возвратились в Лондон, но поселились не на прежней холостяцкой квартире, где мы некогда их посещали, а в гостинице, дожидаясь, покуда отделают их новое жилище — роскошный особняк в районе Тайберна, в каком и подобало обитать людям их положения.

Мы уже слышали о состоянии дел полковника и были счастливы узнать, что его доходы весьма значительно возросли. Этот простодушный джевтльмея, готовый довольствоваться сухой коркой и по десять лет носить один и тот же сюртук, пожелал, чтобы у детей его было все самое лучшее: он с восточным размахом давал заказы малярам, обойщикам и каретникам; подарил милочке Рози бриллианты для ее придворного туалета и был совершенно счастлив тем, как хороша в этих уборах его прелестная молодая невестка и как восхищаются ею его друзья и знакомые. Сотоварищи старика — отставные генералы, полковники, многочисленные соклубники являлись, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение; генеральши и супруги директоров Ост-Индской компании приглашали ее на банкеты за столами, уставленными дорогой посудой. Ньюком не замедлил тоже обзавестись дорогой посудой и давал ответные пиры. У миссис Клайв имелась изящная небольшая карета для вечерних выездов и роскошное ландо для прогулок в Парке. А до чего приятно было видеть, как в четыре часа пополудни этот экипаж с разряженной Рози на подушках подкатывал к дверям Бэя, откуда выходил наш величавый старик и, отвесив невестке изысканнейший поклон, усаживался с нею рядом. Затем они ехали кататься по Парку, который объезжали не раз, не два и не три, и отставные генералы, полковники, пожилые денди, их жены и дочки улыбались и кивали им из своих экипажей, повстречавшись с ними во время этой увеселительной прогулки.

Признаться откровенно, обеды у полковника в эту пору его благоденствия проходили на редкость скучно. Никакие персики не могли поспорить свежестью со щечками Рози, никакое камчатное полотно — с белизной ее хорошеньких плечиков. Она, без сомнения, была очень счастлива, однако не одаривала своим счастьем других и обычно отвечала лишь улыбками на речи окружавших ее знакомых. Правда, это были все больше престарелые сановники, заслуженные офицеры с иссиня-черными усами, отставные судьи, возвратившиеся из Индии, и прочие подобные господа, занятые едой, а вовсе не тем, чтобы угождать дамам. Но как описать то трогательное счастье, которое испытывал полковник? Ту нежность, с какой он встречал свою дочь, когда она входила в комнату, шурша оборками и сверкая драгоценностями, с изящным ПЛАТОЧКОМ в руке — такая ясноглазая, златокудрая, с ямочками на щеках. Он подавал ей руку, и они ходили вместе по гостиной от одной группы гостей к другой, обмениваясь с ними изысканными замечаниями о погоде, катанье в Парке, выставке картин и даже об опере, ибо наш старик сопровождал свою милочку и в оперу, где торжественно дремал подле нее в своем белом жилете.

Возможно, это был самый счастливый период в жизни Томаса Ньюкома. Ни одна женщина (кроме разве той — пятьдесят лет назад) не любила его, кажется, так нежно, как эта девочка. А как он ею гордился, как о ней заботился! Если ей хоть капельку нездоровилось, он был уже сам не свой и посылал за докторами! Какие забавные письма получали они от Джеймса Бинни и как смеялись над ними; до чего почтительно извещал он миссис Мак обо всем, что происходило у них в доме, и до чего же восторженные ответы приходили ему от полковой дамы. Муж ее дочки Джози прочитал особую молитву о здравии полковника у них в церкви в Массельборо, а сама малютка Джо отправила ненаглядной сестрице жестянку домашнего печенья с просьбой от мужа, если можно, приобрести для него несколько акций знаменитой Индийской компании.

Компания эта, как вы догадываетесь, невероятно процветала, о чем можно было судить уже по тому, что один из ее директоров, честнейший человек на свете, считал возможным жить в подобной роскоши. Многие богачи Сити выказывали ему почтение. Братец Хобсон, хоть полковник и был в ссоре с главою их банка, все же оставался в дружеских отношениях с Томасом Ньюкомом, посещал его банкеты и давал ему ответные. На многих из них, разумеется, присутствовал Чарльз Ханимен и с улыбкой умиления благословлял обильную снедь. Полковник имел такое влияние на мистера Шеррика, что ходатайствовал перед ним за Чарльза и добился счастливого завершения романа, который развивался у нас на глазах между пастором и мисс Шеррик. Мистер Шеррик не намерен был при жизни расставаться с большими деньгами; более того, он даже убедил полковника Ньюкома, что вовсе не так богат, как думают. Однако благодаря хлопотам полковника, преподобный Ч. Ханимен получил место священника в Богли-Уолахе и поныне является всеобщим любимцем в этой процветающей местности.

Последнее время мы почти не вспоминали про Клайва, который, по правде говоря, находился где-то на заднем плане этого процветающего семейства. Чтобы доставить радость наилучшему из отцов и вернейшему из друзей, завещавшему племяннице большую часть своих сбережений, а также, чтобы раз и навсегда покончить с разговорами о женитьбе, Клайв Ньюком взял себе в жены хорошенькую и любящую девушку, которая почитала и обожала его превыше всех смертных и горела желанием сделать его счастливым. А его отец, — разве не снял бы он с себя последний сюртук, не лег бы под колесницу Джаггернаута, не отказался бы от любого удобства, удовольствия или наслажденья ради своего мальчика? Ну да, у него было юношеское увлечение, но он покончил с ним; одна тщеславная светская девица — обожаемая до слепоты (впрочем, не будем об этом!) — много лет играла им, а потом бросила, когда к ней посватался распутник с громким титулом и богатством. Что же ему теперь тосковать и плакать, оттого что его обманула бессердечная кокетка? Нет, у него достаточно мужества и гордости — он не раскиснет; он примет то, что ему уготовано судьбой (еще многие бы позавидовали, ей-богу!), исполнит заветную мечту отца и утешит его на склоне лет. И вот он сделал предложение. Он прошептал его Рози на ушко в гостиной, и девушка вздрогнула и зарделась, когда он взял ее послушную ручку; будущий свекор с восторгом расцеловал ее; добрые глаза старика Джеймса засветились радостью, а полковая дама обняла жениха и невесту и склонилась над ними в благословляющей позе, выражая удивление по поводу события, которое упорно готовила с того самого дня, как впервые увидела юного Ньюкома, прося у бога счастья своим детям. И поскольку всякое хорошее дело не терпит отлагательства, нашу достойную пару без промедления отвели к священнику, поженили — и дело с концом, — господа Гоби и Хоби только рты разинули, узнавши об этом. Итак, мой милый живописец, друг юных лет, пусть моя супруга изволит гневаться на тебя за этот брак, ее благоверный желает тебе счастья! Если бы кое-кто из нас сочетался браком с предметом своей первой любви, думаете, он был бы счастлив? Спросите, мистера Пенденниса про то, как он предавался скорби в шатрах своих, когда у него похитили его Брисеиду — девицу Костиган. Спросите бедного Джорджа Уорингтона, знавшего свои горести, да поможет ему бог! Неужели же Клайву идти в монастырь оттого, что предмет Номер Один отверг его любовь? И если уж его чаровница покинула его, ему оставалось только отдать свое сердце предмету Номер Два. Признаюсь, когда я высказал это мнение миссис Лоре, она разгневалась пуще прежнего.