Читать интересную книгу Жан-Кристоф (том 1) - Ромен Роллан

– Как вы себя чувствуете? – спросил Кристоф.

Сабина сделала гримаску, словно отвечать не стоило. Счастливые, они смотрели друг на друга. Им казалось, что они потеряли было друг друга и вот нашли.

Кристоф первый нарушил молчание.

– А я завтра уезжаю, – сказал он.

Сабина испуганно взглянула на него.

– Уезжаете? – повторила она.

– Всего на две-три недели, – поспешно добавил Кристоф.

– На две-три недели, – произнесла она уныло.

Кристоф объяснил, что согласился дать несколько концертов, но, вернувшись домой, уже никуда не тронется с места, целую зиму просидит здесь.

– Зиму, – повторила Сабина. – До зимы далеко…

– Да нет, – возразил Кристоф, – совсем недолго.

Она, не глядя на него, покачала головой.

– Когда же мы увидимся? – спросила она, помолчав.

Кристоф не понял ее вопроса: ведь он же сказал – когда!

– Сразу же, как вернусь, – значит, через две-три недели.

Но Сабина по-прежнему сидела с таким растерянным видом, что Кристоф решил пошутить.

– Ну, для вас время быстро пройдет, – сказал он, – будете спать.

– Да, – сказала Сабина.

Она упорно не подымала глаз, пыталась улыбнуться, но губки ее задрожали.

– Кристоф! – вдруг произнесла она, подавшись к нему всем телом.

В ее голосе послышалось смятение. Казалось, она молила:

“Останьтесь! Не уезжайте!”

Кристоф схватил Сабину за руку, посмотрел на нее; он не понимал, почему так испугала ее эта разлука, ведь они не увидятся всего две недели; и он ждал от нее одного-единственного слова, чтобы ответить: “Я остаюсь…”

Сабина хотела что-то сказать, но калитка распахнулась, и появилась Роза. Сабина отдернула руку и быстро ушла к себе. На пороге она обернулась, посмотрела еще раз на Кристофа и скрылась за дверью.

Кристоф надеялся увидеть Сабину вечером. Но под бдительным оком Фогелей он не сумел вырваться к ней ни на минуту, сам, по обыкновению, замешкался с приготовлениями к отъезду, да и мать ходила за ним весь вечер по пятам.

На следующий день он уехал, как только забрезжил рассвет. Проходя мимо домика Сабины, он хотел зайти, постучать в окошко, – так мучительно было расставаться, не сказав ей “до свидания”, ибо вчера появление Розы помешало ему произнести эти слова. Но он решил, что Сабина еще спит и, пожалуй, рассердится, если он разбудит ее в такую рань. Да и что он ей скажет? Сейчас уж поздно отказываться от поездки, а вдруг она именно этого попросит? И к тому же ему было приятно чувствовать свою власть над нею, хотя даже от себя он скрывал эту мысль: что ж, пусть немножко помучается. Он никак не мог поверить, что Сабина действительно так близко приняла к сердцу его отъезд; и он радовался при мысли, что эта недолгая разлука только усилит ее нежность, если она вообще чувствует к нему нежность.

Он побежал на вокзал. По дороге его все-таки мучили угрызения совести. Но как только тронулся поезд, все было забыто. Сердце захлестнула безудержная молодость. Он весело посмотрел на удалявшийся старый город, крыши и башни которого розовели в первых лучах солнца, и с беспечностью уезжающего послал последнее прости остающимся и забыл о них.

За все время, проведенное в Дюссельдорфе и Кельне, он ни разу не вспомнил о Сабине. С утра до ночи шли репетиции, а потом концерты, обеды, разговоры, новые впечатления, горделивое сознание успеха, – просто не хватало времени на воспоминания. Только раз, на пятую ночь после отъезда, он вдруг проснулся после кошмара и понял, что во сне думал о ней и что именно от этой мысли проснулся, но не мог вспомнить, как он о ней думал. Только какая-то тоска и волнение не унимались. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: вчера он играл в концерте, после концерта его пригласили ужинать, а за ужином он выпил несколько бокалов шампанского. Заснуть он больше не мог и встал с постели. Его упорно преследовала одна музыкальная фраза. Он сказал себе, что именно эта фраза мучила его во сне, мешала ему спать, и он записал ее. Прочитав ее, он удивился, до чего печально она звучит, а ведь когда писал, он не испытывал грусти, – так, по крайней мере, ему казалось. Но он тут же вспомнил, что не раз уже в минуты грусти писал только веселую музыку, и эта веселость оскорбляла его. Кристоф не задумался над этим обстоятельством. Он привык к таким неожиданным переменам в себе и даже не пытался понять их. Он тотчас же заснул, а проснувшись, ничего не помнил.

Кристоф решил задержаться еще дня на три – на четыре. Ему даже нравилось, что он задерживается, тем более что стоило ему захотеть, и он мог бы сразу же тронуться в обратный путь, но он не торопился. Только сидя в поезде, увозившем его в родные места, он вдруг вспомнил о Сабине. Он ни разу ей не написал. И по беспечности не потрудился зайти на почту и спросить, нет ли писем до востребования. В этом он находил даже какую-то радость, – он знал, что его ждут и любят. Любят? Ни разу она еще не сказала ему, что любит, и ни разу он ей не сказал того же. Оба знали это без слов. Но ведь ничто не могло сравниться с признанием. Так зачем же они медлили? Всякий раз, когда они готовы были заговорить, какое-нибудь случайное обстоятельство мешало им. Почему? Почему? Столько времени потеряно зря! Кристоф жаждал услышать слова любви из милых уст. Ему не терпелось произнести их, и он произносил их вслух в пустом купе. И чем ближе подходил к родному городку поезд, тем сильнее томили его нетерпение и тоска. Скорее! Скорее же! О, подумать только, что через час он увидит ее!..

Была половина седьмого утра, когда Кристоф добрался домой. Все еще спали. Окна Сабининой квартиры были закрыты. На цыпочках Кристоф прошел по двору, боясь, как бы она не услышала его шаги. Вот будет весело застать ее врасплох! Он поднялся к себе. Мать еще спала. Стараясь не шуметь, Кристоф умылся и переоделся. Очень хотелось есть, но Кристоф боялся, что загремит чашками в буфете и разбудит Луизу. Во дворе послышались шаги, он тихонько открыл окошко и увидел Розу, – как обычно, она встала раньше всех в доме и принялась мести двор. Кристоф вполголоса окликнул ее. Увидев его. Роза вздрогнула от неожиданности и счастья, но взглянула на него сурово. “Должно быть, дуется еще”, – подумал и тут же забыл Кристоф – в таком он был чудесном настроении. Он сбежал во двор.

– Роза, Роза! – заговорил он весело. – Дай мне поесть, а то я съем тебя! Я просто умираю с голоду.

Роза улыбнулась и повела его на кухню, расположенную в нижнем этаже. Наливая молоко в чашку. Роза не удержалась и засыпала Кристофа вопросами относительно его путешествия и концертов. И хотя Кристоф отвечал ей многословно и охотно (он был так счастлив, что вернулся домой, он радовался даже Розиной болтовне), Роза вдруг замолчала, не докончив начатой фразы, лицо ее вытянулось, она отвела глаза в сторону и задумалась. Потом она опять принялась болтать, но чувствовалось, что она раскаивается в своей болтливости; затем она снова прервала себя. Кристоф наконец заметил это и обратился к ней с вопросом:

– Да что с тобой, Роза? Неужели ты на меня сердишься?

Роза энергично затрясла головой, желая показать, что нет, не сердится, и вдруг с обычной своей угловатостью повернулась к Кристофу и обеими руками схватила его за руку.

– О, Кристоф! – сказала она.

Кристоф был поражен. Кусок хлеба выпал у него из рук.

– Что? Что случилось? – спросил он.

– Ах, Кристоф, какое несчастье! Какое страшное несчастье!

Кристоф оттолкнул стул. Он спросил, запинаясь:

– Где?

Роза указала на домик, стоявший по ту сторону двора.

– Сабина! – закричал он.

Роза заплакала.

– Она умерла.

Кристоф на мгновение словно ослеп. Он поднялся, чуть не упал, вцепился в угол стола, опрокинув чашку и кувшин, – ему хотелось кричать в голос. Его терзала жесточайшая боль. Он задыхался, его начало рвать.

Роза испуганно захлопотала вокруг него; плача, она поддерживала ему голову.

Наконец он обрел дар речи и сказал:

– Это неправда…

Он знал, что это правда. Но он не хотел этой правды, хотел, чтобы не было того, что произошло. Увидев, как струятся слезы по лицу девушки, он уже не мог сомневаться и зарыдал.

Роза подняла голову.

– Кристоф! – окликнула она.

Упав грудью на стол, он закрыл лицо обеими руками.

Роза нагнулась над ним.

– Кристоф! Мама идет!..

Кристоф поднялся.

– Нет, нет, – сказал он, – я не хочу, чтобы она меня видела.

Роза схватила Кристофа за руку и отвела его в деревянный сарайчик, стоявший во дворе. Кристоф шел за ней шатаясь, ничего не видя от слез. Роза закрыла дверь. Они очутились в темноте. Кристоф присел на колоду, на которой рубили дрова. Роза пристроилась напротив, на связке хвороста. Уличные шумы доходили сюда приглушенно, словно издалека. Здесь Кристоф мог плакать и кричать, никто бы его не услышал. И Кристоф рыдал яростно, неудержимо. Роза никогда не представляла себе, что Кристоф может так рыдать, не верила даже, что он может плакать; по сравнению с ее полудетскими, быстро высыхавшими слезами отчаяние мужчины было страшно и вызывало жалость. Ее пронизывала страстная любовь к Кристофу. И в любви этой не было ничего эгоистического: Роза испытывала неодолимую потребность жертвы, материнское самоотречение, ей хотелось страдать, лишь бы не страдал он, хотелось взять на себя всю его боль. И она, как мать, обняла Кристофа.