громко возмутился автор песни «Гаснут на песке волны без следа». — В финале должна звучать музыка из моей песни.
— А мне, б… нравится! — громко сматерился главный оператор Василич. — Там дальше радуга попадёт в кадр над танцующим народом. Что не говорите, а я — гений.
— Спокойно, товарищи творцы, — сказал я спокойным голосом и встал с места. — Отвечаю строго по пунктам: «Локомотив» играет против ЦСКА в хоккей, девочек в кадре целых шесть человек, а песни довольно одной, чтоб только о счастье в ней пелось. Извини, старик, в следующий раз вставим про волны без следа.
— Мы будем жаловаться! — продолжил возмущаться первый сценарист. — Мы так этого дела не оставим! Пошли к Илье Николаевичу!
— А я жаловаться не советую, — пробурчал я, перекрыв своим телом дверь из монтажной комнаты.
— Драться будешь? — уже не так уверено произнёс главный сценарист «Зайчика». — Только тут тебе не улица. Знаем, как ты хулиганов поломал, наслышаны. Но сейчас этот номер не пройдёт.
— Спокойно, ломать никого не собираюсь, — я криво усмехнулся, представив какие слухи обо мне гуляют по студии. — Я предлагаю взять в руки калькулятор и посчитать денежки. Вы, как авторы сценария, кроме гонорара получите роялти с проката. А с новыми песнями, с новой рекламной компанией, 40 миллионов зрителей — это минимум, что соберёт в кинотеатрах наш фильм. Неплохо получить по 4 тысячи на брата, когда средняя зарплата по стране 150 рублей?
На этих словах тяжело вздохнули две гримёрши, костюмерша и ассистентка Любочка. Недовольно засопели и авторы сценария.
— Знаете, а что-то такое в новом финале есть, — пошёл на попятную Ким Рыжов, автор слов песни «Гаснут на песке волны без следа». — И кстати, песня ничего, бодренькая, такие мотивчики нашему народу нравятся.
— Ладно, делайте что хотите, — поддакнул второй сценарист кинокомедии.
— Приятно иметь дело с умными людьми, — улыбнулся я, открыв перед сценаристами дверь в коридор.
* * *
После обеда боевой азарт отсматривать рабочий материал резко пошёл на убыль. И хоть кадры сделанные оператором Ивановым радовали своим художественным наполнением и артистическим содержанием, но почти у всех зрителей нашлись свои неотложные дела. Поэтому в монтажной комнате кроме монтажёра Костика остались лишь я и главный режиссёр Леонид Фёдорович Быков. На экране мелькали сцены из эпизода, который был снят без моего участия. Шёл большой видеоряд, где главный герой Зайчик выходит на сцену, переодевшись в барина-охотника, и после поцелуя с Наташей забывает слова пьесы. Он начинает читать «Евгения Онегина», вспоминает стихи Сергея Есенина, мелит отсебятину.
— Как тебе, смешно? — улыбнулся Быков.
— Смешно, — кивнул я, — но эпизод должен быть в два раза сокращён.
— Не понял? — удивился главный режиссёр. — Ведь смешно же?
— Для меня — да, для человека, который служит в театре, которому эта тема близка, тоже будет смешно, — сказал я и, встав с места, прошёлся по продолговатому помещению, так как от долго сидения на месте затекли ноги. — А вот для тракториста, для швеи-мотористки, для рабочего-сталевара всё это не очень весело. И потом эпизод с этим спектаклем идёт ближе к концу кинокомедии, где темпоритм провисать категорически не имеет права. А здесь почти пять минут экранного времени. Кошмар!
— То есть ты предлагаешь заполнить «Зайчика» твоими песнями? — разозлился Леонид Фёдорович.
— Обязательно! — произнёс я по слогам. — Как вы считаете, что наш народ будет смотреть через тридцать лет перед подготовкой к Новому году и последующим праздникам?
— И что же? — подозрительно покосился на меня Быков.
— Старые проверенные фильмы, в которых много шуток и песен, чтобы вспомнить своё детство и молодость. Вот представьте: люди сидят на кухне, режут салат оливье, а боковым зрением они наслаждаются нашим «Зайчиком», или вообще слушают одни песни, которые поднимают праздничное настроение. Поэтому кино непременно должно быть с первоклассным песенным материалом, как «Карнавальная ночь»: «Пять минут, пять минут, выпил и тебе зер гут».
— А какие после Нового года будут праздники? — вдруг заинтересовался монтажёр Костик.
— Какие? — удивился я. — Православное Рождество и Старый Новый год. Все эти праздничные даты в будущем объединят в одни большие каникулы. Теперь понимаете, сколько раз за четырнадцать календарных дней прокрутят по разным каналам нашего «Зайца»?
— Рождество — это церковный праздник, — недовольно проворчал Леонид Быков. — И вообще, откуда у тебя такие сведения о будущем?
— Логика, — буркнул я, мысленно обозвав себя болтуном. — В 1980 году у нас ведь наступит коммунизм, правильно? А коммунизм — это когда работаешь меньше, а получаешь больше.
— Хотелось бы, — пролепетал монтажёр, открыв от удивления рот.
— Сделал на копейку, пришёл в магазин купил на рубль, — продолжил я фонтанировать идеями. — Заработал на «Запорожец», а катаешься на «Мерседесе». Поэтому, чтобы народ ещё сильнее почувствовал заботу правительства, в будущем к Новому году пристыкуют Рождество и Старый Новый год. Две недели непрекращающегося праздника живота, когда протаптывается одна единственная дорожка — от телевизора к холодильнику и обратно. У кого, конечно, деньги заведутся, те поедут отдыхать на лучшие курорты мира. Но таких будет немного.
— Какие деньги, когда коммунизм? — опять заворчал Леонид Фёдорович.
— Я хотел сказать, у кого будет нужный партбилет, — замялся я, — и кто заимеет хорошую партийную характеристику, тот отдохнет с размахом. А остальные, которые беспартийные и несознательные, дома будут перевоспитываться. Давайте работать дальше.
— Пожди, это дело надо как-то перекурить, — пробормотал Быков, вытащив из пиджака пачку сигарет. — Значит, в будущем всё будет хорошо? Много выходных дней? Товары, какие хочешь на прилавке?
— Точно, — кивнул я, — товаров на прилавке будет настоящий завал и все импортные. А не захочешь вкалывать за копейки, тогда иди гуляй, отдыхай хоть целый год, хоть два. Никто тебе и слова не скажет, что ты — тунеядец.
— Здорово, — обрадовался монтажёр Костик, —