На лайнере он по большей части пребывал в гордом одиночестве (пара коротких романов не в счёт). Сидя с бокалом на палубе возле бассейна, Вадим наблюдал вальяжную "золотую" публику, и ему иногда казалось, что его окружают не люди, а ожившие манекены - очень дорогие манекены с неестественными движениями и приклеенными улыбками. И тогда он вставал, шёл к себе в каюту, запускал на воспроизведение одну из взятых с собой видеопесен, созданных в его Творческом Центре, и оказывался в другом мире, не похожем на мир живых манекенов.
В этом мире всё было настоящим - и люди, и чувства. Там добро называлось добром, а зло - злом, и вечные истины там были в цене. Если мужчина этого мира говорил "Я люблю эту женщину", никто не задавал ему вопрос "А как часто и в каких позах ты её имеешь?", и если один мужчина говорил о другом мужчине: "Он мой друг", никому и в голову не приходило спросить: "А кто из вас активный?". И когда Вадим возвращался из своего мира в мир повседневный, ему было жаль людей-манекенов, забывших, что настоящее есть. И он чувствовал, как мир Повелителя Муз меняет удачливого бизнесмена Вадима Петровича Костомарова, вымывая из самых потайных закоулков его души грязь, накопившуюся там за десятилетия, прожитые в погоне за призрачным.
Он вернулся в Питер в начале сентября посвежевшим, отдохнувшим и полным сил.
– Всё, шеф, - сказал ему радостно встретивший его Алексеев, - теперь моя очередь отдыхать. Вон ты как выглядишь - завидую чёрной завистью. Я тоже так хочу!
– Да за ради Бога! - добродушно ответил Костомаров. - Мы славно поработали и славно отдохнём - катись куда угодно, на все четыре стороны света хоть до ноября. Один поедешь или как?
Он хотел было добавить: "Может, тебе Дианку напрокат дать? Или ты её уже вдоволь потоптал, пока я по морям-океанам странствовал?", но почему-то это привычное им обоим - и ему, и Алексееву, - ёрничество показалось Вадиму каким-то фальшивым.
– Куда и с кем - это я ещё подумаю. А пока, - продолжал между тем Сергей, - бери взад дела.
– Надеюсь, не уголовные?
– Обижаешь, начальник, мокруху шьёшь! Фирма веников не вяжет, фирма ценит своё реноме. Итоги за август - блеск! Супостаты притихли, всякую шушеру в реале и виртуале Диана фильтрует не хуже Цербера - отрастила девушка коготочки. Саммерс зело доволен, в конце года хочет навестить наши пенаты. Полагаю, речь пойдёт о придании нашим "Грёзам" статуса самостоятельного департамента "World Conqueror" - это уже круто! Витёк успешно заворачивает любознательных, жаждущих сунуть нос за забор Центра, - всё путём. "КК" варим в строгом секрете, официально наш фармацевтический филиал ликвидирован, я по документам теперь числюсь исполнительным директором. Была попытка хакнуть наши базы данных - пресекли, наняли лучших спецов. Что ещё? Гуру Федя успешно просветляет души, список новых кандидатов вот тут, - Сергей выдвинул ящик стола и достал оттуда тонкую папку. - Сам оценишь, кого брать, кого завернуть. Да, и ещё нужна замена Терешевой.
– Это ещё с какого перепугу?
– Женская непредсказуемость, - Алексеев картинно развёл руками. - Беременна она - рожать вздумала. Так что будет тебе головная боль - где ещё найдёшь такого работника? И к тому же платить ей придётся в полном соответствии с трудовым законодательством - нам теперь ни малейшего пятнышка на нашей репутации нельзя иметь.
– Заплатим, не разоримся, - спокойно сказал Вадим Петрович. - Президент назвал рождаемость проблемой номер один для России, а мы с тобой законопослушные граждане, верно? Вот и поддержим решение демографической проблемы.
Внешне спокойный, внутренне Вадим пребывал в полной растерянности. Конечно, Лидия могла спать с кем угодно, и у Костомарова не было никакой уверенности в том, что её будущий ребёнок - это его ребёнок, но Вадим почему-то не сомневался: так оно и есть.
– Она пока работает?
– Будет работать ещё две недели. А как шесть месяцев срока стукнет - всё, извините. Так что ищи ей замену.
"Шесть месяцев… - подумал Вадим. - Значит, с конца марта - всё сходится. Вот это номер…".
– Решим в рабочем порядке, - равнодушно произнёс генеральный директор "Грёз", - а пока наливай! Ты дела ещё не сдал, так что командуй. Бар-то без меня не опустошил?
* * *
На следующий же день Костомаров отправился в Творческий Центр. Там всё было по-прежнему - изменилась только Лидия Терешева. Её фигура заметно округлилась, словно набухающая почка, из которой должен проклюнуться клейкий зелёный листочек, и в глазах появилось выражение ожидания - женщина как будто прислушивалась к зародившейся в ней новой жизни.
Вадим долго мялся, не зная с чего начать.
– Мне очень жаль, - выдавил он наконец, - что всё так получилось…
– А мне нет, - спокойно ответила Терешева и тут же поправилась: - То есть жаль, конечно, что мне придётся оставить интересную работу, но у меня будет ребёнок. Я считаю, что женщина должна быть матерью. Если она не могла родить, ей не повезло, а если могла и не родила - она совершила ошибку. Есть непреложные законы природы, которые нельзя нарушать. Иначе за это придётся платить - дорого.
Костомарову очень хотелось задать Лидии мучавший его извечный мужской вопрос "Это мой ребёнок?", но он никак не мог решиться, промямлив вместо этого, что место за ней сохранится, "пока возьмём кого-нибудь временно", и что фирма высоко ценит её заслуги.
Лидия слушала его с лёгкой полуулыбкой, но когда Вадим намекнул, что он мог бы приплачивать ей и сверх положенного по закону, покачала головой.
– Этого не надо. И не мучайтесь - я же всё вижу. В первую очередь это мой ребёнок, мой, и я его выращу и воспитаю. А милостыня - нет, Вадим Петрович. Я сама всё решила, и сама всё сделаю. А за ваше намерение сохранить за мной это место - спасибо.
Разговора так и не получилось, и раздосадованный Вадим, побеседовав минут десять с Доржиевым, уехал.
"И чего ей надо? - думал он, рассеяно перепуская через взгляд катившийся навстречу машине лес, раскрашенный в осенние тона. - Выйти за меня замуж? Так могла бы прямо сказать, чёрт бы её побрал, или хотя бы намекнуть - твой это ребёнок, твой! Или… не могла? Прямо мелодрама какая-то мексиканская…". А потом он вдруг вспомнил рассуждения героя романа Джека Лондона "Время-не-ждёт": "У меня сейчас тридцать миллионов, а впереди или сто миллионов, или ноль. А что от этого изменится? Деньги не могут принести мне её любовь". "А ведь он прав, - мысленно согласился с лихим золотоискателем Костомаров, - можно купить тело, умелое и роскошное, как у Дианы, а вот насчёт души - уже сложнее… Деньги… Вон они, золотые монеты-листья, опадающие с деревьев в ожидании первого снега, который их навеки похоронит…". И удивился: откуда взялись у него, у прожжённого циника, мысли, присущие разве что какому-нибудь сопливому юнцу-романтику, но никак не солидному бизнесмену?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});