Глава 43
Руслан
Открываю глаза, когда в щеку упирается холодный нос Графа. Не двигаюсь. Лишь сглатываю противную слюну.
Очередной день, который мне нужно вынести, как последние... Сколько?
Пять? Десять? Я потерялся в них.
Не знаю, какое число сегодня, и не хочу знать, что, наверное, самое страшное. Лежу и пялюсь в потолок, пока четвероногий друг не закидывает на меня свои лапы, намекая на то, что готов прогуляться. Наглая морда. Аглая Михална выпускает его во двор ни свет, ни заря, а ему все мало.
Игнорирую животное, переключая внимание на фотографии на тумбочке. Там мама.
Улыбается. Обнимает меня. Таких куча в телефоне. С ней. И с Евой.
Лёгкие мгновенно сжимает. Ком в горле размером с тенисный мяч. И глаза режет так, словно я залез в луковицу.
Черт!
- Перестань, - тихо говорю Графу, который снова утыкается носом в мою щеку и скулит.
Мне от его поддержки становится хуже. Псина не отходит от меня ни на секунду, словно боится, что я растворюсь в воздухе. Я бы с удовольствием, но это же из области фантастики. В реальности нам не дано такой функции, хотя многие были бы не против исчезнуть, избавив и себя, и окружающих от страданий.
Граф забирается на кровать и ложится рядом, жалостливо поглядывая в мою сторону. Но сейчас ничто не способно сдвинуть меня с места, потому что я попросту не хочу, и будь я один, сгнил бы к чертям. Только бабуля подобно батарейке вертится днями около меня, пытаясь достучаться и донести до притихшего мозга, что в мире нет ничего вечного. Нужно принять то, что Веры больше с нами нет. И не будет.
Я все понимаю. Мы с мамой много говорили до того, как она ушла из жизни. Я, казалось, был готов ко всему. Только сознание и чувства находились по разные стороны баррикад. Разум холодно вещал успокоиться и жить дальше, ведь мама осудила бы мое поведение. Ей было бы нестерпимо больно за меня. Я знаю. А вот чувства подводили…
Внутреннюю агонию можно было сравнить с иглоукалыванием. С небольшой поправочкой – в каждый орган вонзали по тысяче острых иголок и загоняли их так глубоко, что я дышать не мог. Стоило лишь вспомнить черты ее лица, смех и голос, меня подкашивало.
- Скоро обед, а ты все валяешься, - бабушка с порога завела старую песню, - Руслан, вставай! – В лицо прилетела подушка с дивана, который Аглая Михална приводила в порядок, разглаживая покрывало. – Не смотри на меня так. Поднялся и пошел выгуливать это несносное животное. Ему мало двора. Хочет все кусты в округе пометить. И вообще, пшел отсюда, - прилетает Графу, который тут же спрыгивает с кровати и несется к выходу, где тормозит и ждет меня, высунув язык.
Поднимаю свое тело и накидываю на себя теплую одежду. Тру лицо руками и, не заглядывая в ванную комнату, иду с Графом вниз. Механические действия и ничего больше. Раньше прогулки с псиной помогали отвлечься от эмоций, а сейчас нет. Я просто жду, когда четвероногий друг нагуляется и набесится. Попросту говоря, стою пнем около лесной полосы в течение получаса, может и дольше.
Сегодня не исключение. Я иду за Графом, слушая хруст снега под ботинками. Максимально отгораживаюсь от реальности, вбивая в мозг одну установку – жить дальше. Я ей обещал, а слово нужно держать. Наверное, только это удерживает меня от безумных поступков. В первые дни хотелось запрыгнуть на мотоцикл и вжать газ на полную, но вместо этого я вызвал такси и поехал к бабуле. Так было всегда. Зализывал раны там, где меня не жалели.
Не было у Аглаи Михалны такой привычки. Да, она любила меня и понимала, но никогда не вынуждала раскрывать душу. Не было слов о том, что ей жаль, и как бы она хотела забрать мою боль. Нет. Бабушка пинала меня, говоря прямо в лоб, что каждому необходимо выговариваться, особенно в таких ситуациях. Нужно искать свой якорь и идти дальше. И я, собственно, шел, а вот что происходило внутри, успешно маскировал под маской безразличия.
И пока вроде получалось.
Когда Граф нагулялся, я направился в сторону дома, где стопорнулся. Около ворот стояли две машины – спорткар Алана и Бэха Лёни.
- Дождались, - Фил выглянул из-за ворот, - ребят он здесь! – кинул за спину и подошел ко мне. – Здорова!
Жесткое рукопожатие и хлопок по спине. Следом еще одно от Греха. Тяжелое от Серого.
- Привет, Рус! – Романова вжимается в меня, как в родного, удивляя своим порывом.
- Привет, - это уже несмелое слово от Сони Максименко.
Киваю, рассматривая их, и натыкаюсь на бездонные глаза. Ева стоит поодаль и не подходит. Их появление, как кость в горле. Не хочу, чтобы начались причитания и объятия жалости. Я этого попросту не вынесу.
- Дороги полный отстой, - Филатов кладет локоть мне на плечо и усмехается, - думал, Греха тащить на себе придется.
- Не преувеличивай, - Алан улыбается уголком губ, - мы тут к тебе на пикник приехали, - уже в мою сторону.
- Какой пикник? – хмурюсь, поглядывая на тихую Еву, которая писала мне постоянно и звонила, вот только я не был многословен и трубку не брал.
Неправильно? Да.
- За городом, Влас, с веселой компанией, - Лёня притягивает к себе Кристину и улыбается во весь рот, - у тебя во дворе так-то. Ты же не против?
Все смотрят на меня, а я растерянно моргаю. Граф гавкает, приводя меня в чувство, и садится рядом с Майоровой, которая дергается, когда он утыкается носом в ее ладонь.
- Нет. Не против, - хриплю, а Фил свистит так, что уши закладывает.
- Лёня! – кривится Романова и бьет его по голове. – Зубы выбью!
- Не свисти, денег не будет, - подхватывает Серёга.
- Примета такая, - добавляет Соня, и пространство взрывается от хохота.
Не смеемся лишь мы с Евой. Смотрим друг на друга, даже когда вся компания скрывается за воротами. Она не спешит подходить, и я понимаю, что должен сделать это сам. Шагаю к ней, и сердце странно вибрирует.
- Привет, - произношу, останавливаясь ближе, чем нужно было.
- Привет, - говорит с полуулыбкой, - Лёнина идея, - показывает в сторону двора, но я от нее глаз не отрываю, - мы не могли его остановить.