(…когда солнце без остатка вошло в его глаза, он умер для всего, что было значимо в его прошлой жизни…)
Ян снова поднял взгляд. В оплавившемся воздухе перед ним дрожало мокрое от пота и ужаса лицо профессора. Торий отступал – черный бумажный силуэт, – прямо в разверстую пасть вечно голодного солнца.
Прощай, профессор Торий. Жалкий творец, нелепый в своем напускном величии. Все твои желания, и надежды, и мечты осыплются мишурой с пришествием нового бога.
Стены начали оплывать свечным воском. Двери из прочного бронированного стекла вспучились болотными пузырями, потекли вниз раскисшим тестом.
– Разве я не заслужил немного благодарности?
Двери камеры разошлись, будто раскрылся гниющий рот. Люди уходили, снова оставляя его одного в темноте и тишине камеры. Но он все еще слышал – тихо-тихо в своей голове. Слышал отчаянье и шепот, похожий на белый шум в радиоэфире или на тоскливый шелест листьев промозглой ночью.
Может, Королева тоже была одинока? Как одинок любой из богов – крохотная крупица огня во всей тьме и холоде Вселенной. Может, она просила его вернуться?…
Но прошлое таяло за его спиной, погружаясь в гниющий мрак и небытие. Утонул в небытие и наставник Харт, и Рихт, и девы, лежащие в холодных болотах. Больше ничто не имело значения, только оно – только спелое, взбухающее свежей кровью солнце.
– Она обязана мне всем…
Тогда бутон солнца раскрылся.
Протуберанцы живого огня вырвались на свободу, и медно-красное пламя воссияло на лицах людей, будто божественное благословение. Всего на какую-то секунду. Потом кожа на их лицах начала чернеть и трескаться. Плоть изъязвлялась насквозь, облетала хлопьями золы, обнажая ломкие кости.
Жаркая волна подняла Яна на восходящем потоке, и бросила в кипящий водоворот огня. Кружилась ли это отяжелевшая голова, или весь мир вращался под ним?
(…Ян помнил миг, когда солнце без остатка вошло в его глаза. Тогда он умер. И воскрес богом…)
32. Ларец Пандоры
Уже который день Виктор жил с ощущением неотвратимой беды.
Он втягивал это с первым глотком утреннего кофе. С морозным ветром, прорывающимся через открытое окно автомобиля. Беда шла за ним неотступно ровно с того момента, как Виктор впервые увидел перед собой исполинскую цитадель Улья.
Возможно, вся экспедиция была ошибкой. Некоторые тайны должны оставаться тайнами.
Работа не приносила ему удовольствия. Он приезжал на базу к десяти утра, прохаживался по лаборатории, изучая заметки дежурных. Лабораторные животные при его появлении забивались в углы клеток. Но не оттого, что Виктор ассоциировался у них с болью или другими неудобствами. Нет. Виктор почти ни к чему не прикасался, а только изредка давал советы по тем или иным возникающим вопросам, и до двух часов пополудни запирался в кабинете, изучая образцы через микроскоп или заполняя формуляры. Но что-то было в нем тревожащее, неуловимое, словно тонкий аромат мыла на коже. Запах, который могли почуять только звери с развитым обонянием.
«Или знак зверя на правой ладони».
Виктор почти забыл о шраме, скрытом гипсовым панцирем. Но в памяти периодически всплывало искаженное лицо Яна – накачанного наркотиками, почти обезумевшего существа, обреченного до скончания своих дней быть подопытным кроликом. И хотя сердце грело осознание того, что такое обращение этот садист и убийца заслужил, как никто другой, в камеру к васпе Виктор больше не совался.
Еще одной причиной, по которой Торию больше не хотелось видеть Яна, были ночные кошмары. Не каждую ночь, но достаточно часто для того, чтобы Виктор осознал необходимость в круглых капсулах, отпущенных ему Марком Вайдой без рецепта. После них Виктор спал спокойно и крепко, и его больше не тревожили ни призрак слепой ведьмы, ни сам господин преторианец.
Не тревожили его и мысли о Лизе.
Перелом случился с появлением письма в его почтовом ящике.
Это было письмо от Лизы. Виктор знал это, лишь только заметив уголок конверта в зияющей щели. Знал, когда брал письмо в руки, еще не переворачивая его лицевой стороной, чтобы увидеть аккуратно выписанные инициалы Л. Г.
Виктору показалось, что от бумаги пахнет свежестью жасмина – любимыми духами Лизы. Так пахла ее блузка, когда она стягивала ее через голову и небрежно бросала на спинку стула, оставаясь обнаженной и светлой, как карамельный ангел.
Виктор почувствовал жжение в глазах. Здоровая ладонь вдруг стала влажной, а пальцы мягкими, так что ему не с первой попытки удалось разорвать конверт. Виктор подумывал и о том, чтобы сразу опустить письмо в мусорный бак, но сокрытая тайна манила его. Точно также несколько недель назад он попался на крючок тайны, отправляясь в Дар. Некоторые тайны должны оставаться неприкосновенными. Должны – но какая-то сила, могущественная и неотвратимая, толкающая людей как на великие открытия, так и на великие несчастья, считала иначе.
Зажав конверт зубами, Виктор окончательно порвал его и вытащил немного помятый тетрадный лист. На него снова дохнуло запахом цветов, и комната вдруг смазалась и поплыла вбок, словно Виктор оказался на воздушной карусели.
«Здравствуй. Если ты все же решился прочитать первые строки этого письма, молю, не делай поспешных решений и выводов! Молю, дочитай до конца…»
Он вдохнул воздух сквозь сжатые зубы, показавшийся горячим и сухим, словно в пустыне, и принялся читать дальше:
«Я не имею права оправдываться перед тобой. Как не имею права просить, чтобы ты поверил мне. Моя ошибка заключается в том, что я глупая, доверчивая дурочка. Я, в самом деле, слишком быстро начинаю доверять, и вот теперь это вышло мне боком… Я знаю, что ты не поверишь, но я полюбила тебя всей душой. Полюбила, только увидев твои книги. Но если бы я призналась себе в этом еще тогда, то никогда бы не решилась приехать в Дербенд. И у меня никогда и в мыслях не было обманывать тебя. То, что произошло – лишь моя ошибка. И мне за нее расплачиваться. Но знай: я ничего не питала к Яну, кроме дружеской симпатии. Но он воспользовался моим доверием точно также как и Феликс. И между нами ничего не могло бы и быть, если бы он не применил силу…»
Влажная пелена снова заволокла мир. Виктору хотелось застонать – не то от тоски, не то от отвращения. Сознание будто раздвоилось, и одна часть кричала, что Лиза лживая дрянь, что все написанное ею лишь гнусная попытка выйти из воды сухой. Другая же спрашивала: но разве ты сам не знаешь, кого привез в Дербенд? Монстра без морали и человечности, насильника и убийцу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});