Читать интересную книгу Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

– Но есть еще, Руне, один особый секрет. Согласно преданию, в ее основании зарыт ящик лучшего в мире шампанского – чтобы стояла вечно, не подвергалась ни осадке, ни наклону. Если то вино вынуть и выпить – колонна сразу же рухнет.

– У русских интересные архитектурно-концептуальные привычки – зарывать в фундамент ящик с алкоголем. В этом действительно что-то есть! – подчеркнуто вежливо заметил мечтательный Руне, внимающий Алениному рассказу всей своей чувствительной натурой.

– Мстительную старуху графиню из «Пиковой дамы» (А вы, Руне, слушали ее в этом сезоне? Как раз ставили в Норвежской опере!), оказывается, величали Натальей Петровной Голицыной, а все действие оперы происходит в доме № 10 по Малой Морской – там до сих пор можно встретить привидение старухи.

Вежливый и грустный призрак последнего русского царя Николая Второго уже который год каждую ночь неслышно бродит по узорчатому паркету Эрмитажа и обязательно здоровается, если ему навстречу вдруг попадется кто-нибудь из живых сторожей. Только в Петербурге скульптуры обнаженных античных богов, тех самых звездных Близнецов – братьев Диоскуров, украшают собой главный христианский храм города – Исаакиевский собор. По легенде, петербургские Близнецы оживают раз в сто лет и на месяц отправляются в Грецию на гору Олимп. А еще существуют в Питере, в гораздо большем количестве, чем в Туманном Альбионе, инфернальные мистические дома – например, дворец в стиле «второго барокко» на Невском проспекте. Такие дома хорошо описаны Достоевским.

Так, например, любой, кто поселится во дворце «второго барокко», встретит там своего двойника. Там жил писатель Вяземский, который однажды, придя домой, увидел в своем кабинете самого себя, сидящего за столом и что-то быстро пишущего, а до этого в том же дворце императрица Анна Иоанновна вдруг столкнулась нос к носу со своим двойником и сразу скончалась от разрыва сердца.

«Пугает она его, что ли? Неужели Аленина развитая женская интуиция что-то подсказывает ей о его неясных намерениях? Надо будет потом порасспросить ее осторожненько». Я с напряженным вниманием вникала в суть рассказов о петербургских привидениях и оживающих статуях, одновременно стараясь незаметно наблюдать смену выражений на лице Руне. Выражение, впрочем, оставалось практически одно и то же: чуткая вежливость с приятной полуулыбкой. «О нет, все-таки он не так прост, как хочет казаться!»

Знаменитые бунтующие кони Клодта, по дальнейшим рассказам Алены, каждые пятьдесят лет оживают в белую ночь на Ивана Купалу, то есть 21 июня, и увозят своих всадников в преисподнюю в гости, а утром возвращаются на Аничков мост как ни в чем не бывало. Как раз в следующее лето они должны ожить в очередной раз, так что можно накануне самой короткой ночи на них взобраться и совсем вскоре отправиться прямиком в ад. В России считают, что все истинно смелые мужчины должны будут себя попробовать в качестве наездников на тех конях.

– А вы, Руне, верите в легенды?

«Да он небось сам их и сочиняет, – подумала я про себя с добродушной усмешкой. – И сам может отправить в ад кого хочет».

– Так вы советуете мне посетить ваш город летом и там сесть на бронзового коня, Алена? Что же, это необычная и оригинальная идея! Обязательно постараюсь быть в Петербурге и заранее прошу вас стать моим любезным гидом. Вы столько знаете о родном городе, что мне стыдно за себя, ословца.

И благостным белокурым херувимом розово-сияющий разведчик пожал – почти к сердцу прижал подругину узкую ладонь.

Поощренная таким образом девушка с утроенным энтузиазмом продолжила дальше свои эстетические описания белых, полных мистического обаяния ночей.

В Петербурге, совсем как в египетской Долине царей, действует древнее Заклятие сфинксов. Они, если надо, оживают, догоняют и разрывают на куски врагов родного города…

– А еще, Руне, раз в сто лет они должны навещать Главного Сфинкса в Египте и получать у него инструкции, как им жить и действовать в складывающихся обстоятельствах.

– Русские сфинксы с наибольшим удовольствием поедают разных путешественников и туристов, а их загадки куда как круче, чем у их прародителя в Египте. Все оттого, что души у них славянские, то есть загадочные и непостижимые, – вмешалась я в монолог Алены, отпив из бокала большой глоток. Увлеченная собственным рассказом подруга никак не отреагировала на мой комментарий, даже головы не повернула.

Много тысяч лет назад, уверяла она оперативного сотрудника, египетский Сфинкс тоже лежал у самых вод, потому что сфинксы обязательно должны видеть свое отражение – об этом сказано в египетской Книге Мертвых. Сейчас Главный Сфинкс оказался прямо посреди пустыни…

– О, я обязательно постараюсь прочесть эту Книгу Мертвых в переводе. Надо же, как вы глубоко информированы – знаете все обо всем. Чувствую неумолимое желание срочно отправиться в Россию, чтобы все чудеса увидеть собственными глазами, – отозвался необычайно, казалось, заинтересованный историческими подробностями норвежец.

Поигрывая-поглаживая по крутым бочкам бокал с игристым, полным веселых живых пузырьков напитком, я внимала подругиным восторженным речам, радуясь от души звукам ее необыкновенно культурной и правильной русской речи. Как давно мне не приходилось слышать этот удивительно чистый интеллигентский выговор, эти девичьи возвышенные интонации, такое тонкое кружево поэтических русских слов – русский язык в высшем смысле этого слова теперь редко услышишь даже на Родине. А вот я так не могу – мне отчего-то не дана глубокая искренняя, но в то же время мягкая заинтересованность предметом в голосе, не получаются легкие нежные звуки в сочетании со слегка отсутствующей полуулыбкой на чувственных манящих губах. Так, наверное, говорили чеховские три сестры и тургеневские девушки. А еще так невероятно красиво и правильно, как бы вслушиваясь-любуясь каждым отдельным словом, на моей памяти говорила моя мама. Алена при посторонних старается гораздо больше, чем дома, а для мамы выражаться в высоком стиле было и обычным и привычным. Боже, как бы я желала оказаться сейчас у нее в Москве! Мамочка напоила бы меня горячим чаем с мятой и малиной, рассказала бы чудным проникновенным голосом про последний прочитанный ею роман – ведь она всю жизнь находится в процессе чтения, поцеловала бы меня в лобик и со спокойной душой уложила бы дочку спать на пахнущую ландышами постель. Мне теперь кажется, что у мамы всегда пахло ландышами.

– Ой, Ален, а ведь мы совсем забыли про кино. Наш фильм-то уже начался полчаса назад. Хорошо, что хоть билеты не купили заранее, – внезапно вспомнила я, услышав обрывки разговора о кинофестивале от смеющихся людей за соседним столиком. Наш кафе-бар, оказывается, заполнился людьми до отказа – яблоку тут негде стало упасть.

– Ты лучше скажи, Никочка, что бы в вашей хваленой спесивой столице ты бы выделила за главные архитектурные достоинства, кроме ансамбля Кремля и церквей вокруг. Да и то, клянусь седой бородой Черномора, купола Спаса на Крови в тысячу раз гармоничнее, живописнее и сложнее по декору, чем узоры на вашем Василии Блаженном. Надеюсь, солнышко, ты не станешь отрицать очевидное. Архитектура Москвы в центре (об окраинах нечего и рассуждать), за редким исключением сталинского неоклассицизма, почти вся купеческая, самодовольная, низменная, эклектичная, с полным отсутствием интеллигентности и полета…

– А разве политик Черномырдин носил бороду? – удивился Руне и, слегка помешкав, все же решил задать уточняющий вопрос.

– А, это был не тот политик! Совсем другой, колдун-чародей… – Алена лишь на долю секунды прервалась с обличительной речью, чтобы ответить разведчику, и стремглав понеслась дальше: – … И может быть потому атмосфера в столице соответствующая: душная, торопливая, какая-то торгашеская. Верно, недаром во всей остальной России Москву величают монгольской столицей.

Как-то совсем неожиданно, как говорится, ни с того и ни с сего набросилась с критикой на Москву и на меня возбужденная подруга. К стыду своему, я, конечно, не знала свой город до таких деталей и подробностей, как Алена, но, думаю, сумела бы кое-что занимательное рассказать и о Нескучном саде в Парке Горького, о Патриарших прудах, о Третьяковской галерее, о дворце князя Шереметева, который он украсил разными диковинами ради своей жены – крепостной актрисы-рабыни – Полины Жемчуговой, и о…

– Ален, москвичи редко «бьют копытами», но зато могут легко «переплюнуть с бороды на лысину» и наоборот. – Начав злиться, я употребила знаменитый московский сленг, часто приводящий в замешательство гостей столицы. – Лично мне кажется, подруженька дорогая, что главное впечатление от зодчества состоит в том, чтобы самой «прикольно» было. Вот так люди любят выражаться в моей монгольской столице. Может быть, домой поедем, а то завтра рано вставать?