Даниэль напрягся. Родгар дрогнул. Все напряглись, ожидая — кто действия, кто приказа.
— Я не стану убивать тебя, потому что ты действительно хороший воин, — произнес предводитель Свободных. — Ты волен идти куда захочешь. Но не по одной дороге с моими людьми.
Он махнул на него рукой и повернулся к Иннару:
— Вы все, кто назвали себя, ты, Великий Герой, и ты, карн, отойдите в сторону.
И снова за этими словами на мгновение повисла обволакивающая, душащая тишина. Даниэль почувствовал, как размеренно, совершенно спокойно бьется его сердце. Немного быстрее, чем обычно. Голова немного кружилась. Все тело болело, будто избитое. Но, взволнованный, юноша тем не менее был очень, очень собран. Он не боялся никого из них. И отчего-то он не был этому удивлен.
В шорохе быстрых, торопливых шагов всех указанных, кроме замершего с тоской в глазах юноши-карна, руки которого дрожали, а глаза блестели злыми слезами, Даниэль внезапно представил перед этой толпой в шестьдесят человек и почти столько же огромных, молчаливо замерших зубастых тварей, всего шестерых людей. Вернее, Драконов. Телохранителей Ее Высочества Катарины дель Грасси. И тихо рассмеялся, почти физически ощутив, как чаша весов качнулась вниз.
— Иди! — отталкивая внука от себя, прошипел старик, в глазах которого сверкали ярость и страх. — Иди! — но юноша мотал головой, схватив его за руки.
— Зачем тебе этот дед, малец? — спросил его вожак, усмехаясь.
— Я не брошу, — темным, дрогнувшим голосом ответил карн, — не отойду...
Грим, маленький полурослик, ободранный и грязный, всхлипнул, сжимаясь у двери и пытаясь незаметно двинуться внутрь таверны.
— Как хочешь. — Предводитель равнодушно пожал плечами и кратко кивнул.
Даниэль так и не успел рассмотреть, кто именно и откуда стрелял. Готовый к этому, он лишь дрогнул всем телом, инстинктивно, даже зная, что никакого вреда ему не будет причинено.
Слегка гудящая, невидимая стена окружила его, сферой накрывая и схарра, стоящего рядом. Должна была быть в три раза больше, но сила кольца, скорее всего действительно была поистрачена на Эре и пока еще не восстановилась — на других ее не хватило. Арбалетные болты точно ударили старику и полурослику в голову, в горло и в грудь, по три на каждого; внука, пытавшегося закрыть собой деда, отшвырнуло в сторону за миг до того. Даниэль был уверен, что это сделал кто-то из ли’анн. И, кстати, знал, что против древних его кольцо не защищало.
Подергиваясь и содрогаясь, карн сполз на землю и затих. Полурослик, не имевший жизненных сил оборотня, был убит моментально. Собственно, ему хватило бы одного удара, любого из них.
В защитную стену врезались три болта. Метившие, насколько Даниэль понял, в схарра. Ударили и упали, искореженные, отброшенные на несколько шагов. Стена негромко и деловито гудела почти в полной тишине, озвученной лишь едва слышным судорожным содроганием юноши-карна, в мыслях которого клубились ненависть и боль.
— Малец, — голос предводителя врезался в молчание подобно ножу, крошащему подтаявший лед, — отойди в сторону. Ты принят в пленники Свободных. Может, станешь Свободным сам, если заслужишь это. Мне нужно чем-то кормить коней.
— Я... — подняв голову, впившись в человека тяжелым, звериным взглядом, начал карн, но один из синеглазых у вожака за спиной глянул на юношу; глаза его загорелись ярче, сильнее, взгляд превратился в бледно-голубой луч, коснувшийся оборотня. Тот рухнул на землю, словно подрубленное дерево, затем протяжно застонал и пополз, двигаясь неровными рывками, постанывая от боли, сопровождаемый впившимся в спину бледным лучом.
Кажется, он был в себе, только сопротивляться не мог и содрогался, испытывая дикую боль. Бледнокожее существо оставило карна, как только он достиг ног замершего Иннара, на лице которого до сих пор не дрогнул ни один мускул. Даниэль, взглянувший туда, заметил и мертвый, пустой взор Гери, направленный на гротескно замершее тело младшего брата, вбитое в стену силой ударов.
Родгар задумчиво сжимал губы и крутил пальцем ус. На лице его было написано: «Надо ж, и так умеют!..»
— Итак, — помолчав, сказал вожак, поворачиваясь к Даниэлю и рассматривая его впервые, — остался у нас ты. Кто такой?
— Мое имя Даниэль. Родовое — Ферэлли, — ответил Даниэль. — Я беглец из Империи.
Внезапно темноту прорезал яркий свет: материя, прикрывающая вход в шатер, откинулась, и оттуда выглянул некто, чья внешность была скрыта черным балахоном с глубоким капюшоном, накинутым на голову.
— Твой отец был тем Ферэлли, что вместе с тремя солдатами совершил рейд в глубь Хран-Гиор? — спросил тот, из-под капюшона, и Даниэль узнал голос, резкий, ранее полный злости и нетерпения, обращавшийся к вожаку, а теперь холодный, спокойный. Какой-то нечеловеческий. Змеящийся по стылым и старым каменным плитам под тусклым солнцем иного, чужого мира...
— Да, — отчего-то сглотнув, ровно ответил Даниэль, — это был он.
— Я знал его, — невозмутимо, в полной, впервые настолько глухой тишине продолжил тот. — Это был значительный... человек. Жаль, что его убили.
Даниэль, сам так и не сумевший, даже получив обещание заинтересовавшейся его рассказом Катарины, узнать, как и из-за чего погиб его отец, встревоженно, удивленно выдохнул, не в силах сдержать пробравшую его дрожь. Что же это было за существо, что за существо? Вызывающее неуверенность, дрожь и страх... Даниэль замер, напряженный, стиснул зубы. Вдохнул и выдохнул воздух. Затем расслабился. И молча ждал, будут ли еще вопросы. Защитное поле гудело.
Тот, кто носил черный балахон, качнулся и скрылся за чернотой ткани. Вожак Свободных, ждавший этого, кашлянул и, помолчав, спросил:
— Как ты справился с этой тварью?
— Мне помогли.
— Кто?
— Я не могу сказать. Я не уверен.
— Ты не видел? Не знаешь?
— Не уверен.
— Не уверен... Ладно, оставим это. Убивал не ты. Значит, сам по себе ты ничего не значащий дохляк?
Даниэль усмехнулся. Он представил, как бы ответил на это Лагер. Или всегда бьющий точно в цель Керье.
— Вы можете спросить у великого героя, каков он в деле, — улыбаясь, сказал он, — вы уже делали это сегодня.
Он не указал на Родгара, но половина Свободных поняла, о чем он говорит, и засмеялась; вторая половина подумала и также с готовностью принялась сотрясать воздух. Они вообще были готовы веселиться по любому поводу, это Даниэль уже усвоил. Они пришли сюда для нетрудного дела. А если бы даже оно обернулось бойней или сопротивлением, способным унести жизни половины из них, они бы ржали точно так же. Потому что были Свободными. Был в них какой-то особенный дух, с которым Даниэль сталкивался впервые. Им было, по-видимому, словно жестоким детям, очень на многое наплевать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});