Читать интересную книгу Дураки умирают - Марио Пьюзо

Пусть это покажется странным, но сексуального влечения к Джанель я не испытывал. Просто она мне чертовски понравилась. Несмотря на красоту и удивительно счастливую, пусть и с непросохшими слезами, улыбку, с первого взгляда на сексуальную женщину она не тянула. А может, сказалась моя неопытность в этом вопросе. Потому что позже, увидев ее, Озано безапелляционно заявил, что она излучает сексуальность, как раскаленная вольфрамовая нить — свет. Я передал Джанель слова Озано, и она сказала, что это, должно быть, случилось с ней после того, как она встретила меня, так как раньше она обходилась без секса. Когда я начал подтрунивать над ней, говоря, что такого быть не может, она радостно мне улыбнулась и спросила, доводилось ли мне слышать о вибраторах?

Забавно, но рассказ взрослой женщины о том, что она мастурбирует с вибратором, только усилил мое влечение к ней. Объяснение тут простое. Ее слова ясно давали понять, что она не распутница, хотя очень красива и живет там, где мужчины кидаются на женщин с той же быстротой, что кошка — на мышку, и в основном по той же причине.

* * *

Мы встретились с ней за две недели пять раз, прежде чем добрались до постели. Возможно, до того, как мы переспали, нам было даже и лучше.

Днем я шел на студию, работал над сценарием, потом пропускал с Маломаром стаканчик-другой, возвращался в отель «Беверли-Хиллз» и читал. Иногда шел в кино. В дни, когда встречался с Джанель, она приходила в мой люкс, а потом на ее автомобиле мы ехали в кино, в ресторан и возвращались в люкс. Немного выпивали, болтали, и где-то в час ночи она отправлялась домой. Мы были друзьями — не любовниками.

Она рассказала мне, почему развелась с мужем. Беременной, ей ужасно хотелось трахаться, а он к ней и близко не подходил. Когда родился ребенок, ей нравилось кормить его грудью. Нравилось, что молоко брызжет из груди, нравилось смотреть, с каким удовольствием сын сосет грудь. Она хотела, чтобы ее муж попробовал молоко, пососал грудь, почувствовал, как оно течет. Она думала, что это будут потрясающие ощущения. Он же в отвращении отпрянул. И перестал для нее существовать.

— Я никому об этом не говорила, — призналась она.

— Господи, да он просто чокнутый! — прокомментировал я.

Как-то вечером мы засиделись на диване. Обнимались, как дети, я уже стянул ей трусики пониже колен, когда она отпрянула и вскочила. К тому времени в предвкушении неизбежного я уже спустил штаны, но она, смеясь и чуть не плача, сказала: «Извини. Я интеллигентная женщина и, конечно, все понимаю. Но не могу». Тут мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Действительно, выглядели мы презабавно, с голыми ляжками и лобками. Она — с белыми трусиками пониже колен, я — с брюками и трусами, спущенными на лодыжки.

К тому времени я уже так свыкся с ней, что просто не мог на нее злиться. Да и отвергнутым я себя не чувствовал.

— Все нормально, — пробормотал я и вернул брюки на положенное им место.

Она натянула трусики, и мы вновь принялись обниматься на диване. Когда она уходила, я спросил, придет ли она завтра. Услышав ее «да», я уже знал, что она ляжет со мной в постель.

Вечером она пришла в мой люкс, поцеловала меня, застенчиво улыбнулась.

— Догадайся, что случилось? — При всей моей наивности я понимал, что такие слова, произнесенные потенциальной партнершей по постели, означают одно: скачки отменяются. Но особо не заволновался. — У меня начались месячные.

— Мне это не помешает, если, конечно, ты не возражаешь. — Я взял ее за руку и повел в спальню. Разделись мы в две секунды. На ней остались только трусики, под которыми я нащупал прокладку. — Сними немедленно, — приказал я. Она сняла. Мы поцеловались, обнялись.

В первую ночь любви у нас еще не было. Просто мы очень нравились друг другу. Поэтому в постели мы напоминали детей. Целовались и трахались, обнимались и разговаривали, ощущая тепло, идущее от наших тел. Мои пальцы исследовали ее шелковистую кожу, аккуратную попку, миниатюрные, но очень упругие груди с большими красными сосками. За час мы трахнулись дважды, чего со мной не случалось уже давно. Потом нам захотелось пить, и я пошел в гостиную, чтобы открыть приготовленную заранее бутылку шампанского. К моему возвращению в спальню она вновь надела трусики. Сидела на кровати, скрестив ноги, и мокрым полотенцем оттирала кровяные пятна на белоснежной простыне. Я стоял, наблюдая за ней, голый, с бокалами шампанского в руках, и впервые почувствовал прилив нежности, симптом пробуждающейся любви. Она подняла голову, улыбнулась, карие глаза поймали мой взгляд.

— Я не хочу, чтобы горничная все это увидела.

— Конечно, — кивнул я, — мы не хотим, чтобы она знала, чем мы тут занимались.

С очень серьезным видом она продолжила прерванное занятие, близоруко оглядывая простыню, чтобы убедиться, что она не пропустила какое-нибудь пятнышко. Потом бросила полотенце на пол, взяла у меня бокал с шампанским. Мы сидели рядом, пили шампанское и улыбались друг другу. Словно стали единой командой, которая только что прошла очень важную проверку. Но мы еще не любили друг друга. В постели мы остались довольны друг другом, но не испытали ничего сверхъестественного. Просто нам было хорошо. Когда она стала собираться домой, я попросил ее остаться на ночь. Она сказала, что не может, а я не стал задавать вопросов. Подумал, что, возможно, она живет с каким-то парнем, который разрешает ей задерживаться, но требует, чтобы спала она дома. Меня это нисколько не тревожило. Все потому, что тогда мы еще не любили друг друга.

Влюбились мы, следуя самой банальной традиции: во время ссоры.

До того у нас проблем практически не возникало. Разве что один раз я не смог завершить начатое. Нет, встать-то у меня все встало, но вот кончить я так и не смог. Джанель старалась изо всех сил, а потом начала кричать, что больше никакого секса, что она ненавидит секс и зачем мы вообще занялись этим делом. Она плакала от раздражения и злости на себя, потому что считала, что подвела меня. Я сумел ее успокоить. Объяснил, что ничего страшного не произошло. Просто я устал. У меня масса проблем, связанных с фильмом, бюджет которого зашкаливает за пять миллионов, плюс комплекс вины, неизбежный для американского мужчины средних лет, который никогда раньше не ходил налево. Я нежно обнял ее, прижал к себе, мы поболтали, а потом кончили одновременно, без всякого напряга. Получили пусть маленькое, но удовольствие.

Так все и шло, пока мне не пришлось улететь в Нью-Йорк по каким-то семейным делам. Мы договорились, что встретимся в мой первый же вечер по возвращении в Калифорнию. Я так торопился добраться до отеля во взятом напрокат автомобиле, что проскочил на красный свет, и в меня врезалась другая машина. Обошлось без травм, но в отель я приехал в легком шоке. А когда позвонил Джанель, уловил в ее голосе удивление. Она что-то там не поняла и думала, что я должен вернуться днем позже. Я озверел. Я чуть не погиб, так спешил на встречу с ней, а она начинает крутить динамо. Но сдержал свои чувства.

Объяснил, что завтра вечером у меня дела, и пообещал позвонить в конце недели, когда освобожусь. Она и не поняла, что я злюсь, так что мы немного поболтали, прежде чем попрощались. Я ей не позвонил. Зато пятью днями позже позвонила она.

— Сукин ты сын, — услышал я, сняв трубку. — Я думала, что нравлюсь тебе. К чему это демонстративное молчание? Какого черта ты не пришел ко мне и не сказал, что больше я тебе не нужна?

— Послушай, — ответил я, — ты сама все начала. Ты отлично знала, когда я должен вернуться. Но отменила наше свидание, потому что нашла себе более интересное занятие.

Ответ ее прозвучал очень спокойно, очень убедительно:

— Я неправильно тебя поняла или ты ошибся с числом.

— Ты чертова лгунья. — Я просто не мог поверить, что это инфантильная ярость кипит во мне. Я ей доверял. Я думал, она особенная. А она прокрутила древнейший женский трюк. До того как я женился, девушки не раз и не два кидали меня, предпочитая пойти на свидание с кем-то еще. И этих девушек я ценил не так уж и высоко.

Я решил, что на этом все закончилось и переживать тут не о чем. Но через два дня она позвонила вновь.

Мы поздоровались, после чего она повторила:

— Я думала, что нравлюсь тебе.

И тут я услышал, как говорю:

— Сладенькая, мне очень жаль, что все так вышло.

Не знаю, почему я сказал «сладенькая». Никогда не употреблял этого слова. Но она сразу размякла.

— Я хочу тебя видеть.

— Так приходи, — ответил я.

Она рассмеялась.

— Сейчас?

До часа ночи оставалось несколько минут.

— Конечно.

Вновь смех.

— Хорошо.

Она появилась через двадцать минут. Я уже приготовил бутылку шампанского. Мы поболтали, потом я спросил:

— Пора в постель?

Она согласно кивнула.