25.01.00 г.: на сессии ПАСЕ в Страсбурге России дана отсрочка до апреля (ожидалось, что против России могут быть приняты санкции в связи с ситуацией в Чечне).
Из журнала боевых действий:
«С 1 по 13 января 2000 года 84-й орб занимался восстановлением боевой способности, доукомплектованием личным составом, вооружением и пополнением боеприпасов и материальных средств.
14 января личный состав батальона совершил передислокацию на южную окраину Урус-Мартана.
С 14 по 31 января продолжал заниматься восстановлением боевой способности, а также вёл разведку в районе Комсомольское, Гехи-Чу, Рожни-Чу».
Через несколько недель после 31 декабря спецназовцы разгромили в горах группу бандитов, взяли трофеи, в том числе и видеокамеру с записью боя под Дуба-Юртом. Эта видеокассета попала в разведбат. Оператор боевиков снимал этот бой для отчёта перед своими хозяевами, чтобы получить доллары за убитых российских солдат. Съёмка в начале боя шла примерно с 500 метров. В кадрах — подбитые и горящие БМП, трупы убитых русских солдат.
Могли ли тогда подумать уцелевшие в том бою разведчики, что им ещё доведётся увидеть себя в «кино» со стороны…
«Вот здесь меня убивали…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик, группа «Нара»:
— Вот это наша машина горит! Выстреливает дымовые шашки… Её взрывом развернуло. Мы под ней и лежали, у самой дороги, в кювете. Вот здесь меня и убивали… Убитых больше всех у этой машины лежало, а я отполз потом сюда, под куст…. Я где-то здесь сидел, и контрактник со мной один сидел. Стреляли по нам с обеих сторон.
Они же снимали нас в лицо! На ту сторону дороги я не мог перескочить, там «духи» были. Вот вторая «бэха» горит, Адамова! Мы же на поле лежали, негде укрыться… Кто же эти двое убитых… Командир машины сгорел в БМП. Без головы мужик — кто-то из контрактников…. Вот Яскевич лежит, без ноги, он в кроссовках всегда ходил…. Машину взрывом развернуло… Колька Адамов лежит сгоревший под машиной… И в машине тоже один наш остался, сержант, он в башне отстреливался. Это — вторая машина… Башню оторвало… Она за нами стояла. «БелАЗ», ещё один… Ещё «бэха» — там наводчика ранило. А это же Куликов убитый лежит!
«Не достоин ты наград…»
Александр Куклев, начальник разведки 3-й мотострелковой дивизии, подполковник:
— Позже командир дивизии мне скажет через своих кадровиков: «Не достоин ты наград, у тебя потерь слишком много!» И представит своего адъютанта к правительственной награде. А мне одна награда: жив остался и пацаны меня за падлу не держат. Геннадий Тупик уже генерал, начальник разведки округа, как встретимся, так всё просит прощения. Не его вина в случившемся. Он смелый офицер. Правильный. Каждый год 31 декабря хожу к памятнику, постою, поплачу, цветы положу. Вот так.
«Что ж мы, братцы, наделали.Не смогли уберечь их,И теперь они вечноВ глаза нам глядят…»
«Палатка была почти пустая…»
Юрий Панюков, наводчик-оператор БМП 2-й разведывательной роты, старшина:
— Когда я вечером после этого боя пришел в нашу палатку, она оказалась почти пустая!!! Тяжело было понимать, что ещё сегодня ночью на этих матрасах спали наши ребята, а теперь их уже нет в живых… Был я и в Алхан-Юрте, и на Гикаловских высотах. Я видел много, но что творилось в Дуба-Юрте, это знаем мы, кто там были, господь Бог и те «духи», которых валили мы и которые валили нас…
Раненых разведчиков отправили в госпиталь, «двухсотых» в цинковых гробах — матерям. Да и то не сразу, тела погибших их родные получали, порой, через месяц после гибели.
Оставшиеся в живых, потрясенные случившимся, мучительно думали: «Кто виноват, что ребята погибли?». И вспоминали последние встречи со своими погибшими товарищами, их последние слова…
«Второй роты практически не существовало…»
Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:
— Утром первого января построили батальон, я вышел перед строем со штаткой, пересчитать наличие личного состава. Второй роты практически не существовало… Ремвзвода практически не было, два человека остались. Тяжеловато было на душе…
Несколько дней, до 10–11 января, нас не трогали. Потом в Аргуне начались сильные бои, и нам надо было перекрывать с будановским полком одно направление под горами. Туда уже выезжали наши, группа лейтенанта Кузнецова.
«Сел у ёлки и заплакал…»
Алексей Трофимов:
— Пришёл в госпиталь, мне там бутылку водки поставили. Мандраж был, такое чувство: «Всё прошло, мы вышли оттуда!». Я налил себе целый стакан, выпил, закурил. Стресс водкой залил, а контузия у меня проявилась только на третий день.
Перед палаткой у нас стояла ёлка, приготовил на Новый год заранее. Подошёл к ней, сел и заплакал, по-мужски. А кругом всё сверкало — на ЦБУ салют в честь Нового года. Я в батальон из госпиталя приехал минут за 15 до Нового года.
«Не могу себе простить…»
Иван Кузнецов:
— Эльдар Курбаналиев… Он был дагестанец. Чтобы не коверкали его имя, попросил ребят: «Зовите меня Эдик». Суток за двое до Нового года сидели мы с ним где-то, я его в шутку спросил: «Эдик, у вас же вера одна с ними, а ты против них воюешь. — «Обижаете…» — только и сказал. Не могу себе простить этих слов… И после этого человек погиб.
Егор Кляндин, командир взвода специальной разведки РДР, лейтенант:
— В новогоднюю ночь обстановка в батальоне была неспокойная. Все задавали себе вопросы: как случилось, что мы понесли такие большие потери, кто и как разрабатывал эту операцию?
«Ничего не ответил, грустный сидел…»
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— Сергея Яскевича, моего друга, я видел последний раз живым утром 29-го декабря, когда наша группа должна была идти на помощь попавшим в засаду спецназовцам. Сидел он на броне. — «Здорово! — крикнул ему. Он обычно улыбался в ответ, а здесь сидел хмурый. Я ему: «Что случилось, Серега?» — Ничего не ответил, грустный сидел. Наверное, было у него предчувствие, что убьют в этот день….
А у меня вот предчувствий, что ранят — не было никогда. Ситуаций, что ещё секунда и — могла быть смерть, не помню. Всегда отдавал себе отчет, куда иду. Всё-таки с Карабаха воюю, потом Осетия, Ингушетия, первая чеченская. Опыт был такой, что знаешь, откуда пуля прилетит…
«Хочется верить, что все уже кончилось,Только бы выжил товарищ мой раненый…»
«Бороться за жизнь перестал…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик:
— На Новый год Сергей Яскевич заказывал продукты, водку, но пришлось из этих его запасов ему же делать поминки. Пришли к нам в роту Самокруткин, Паков, Агаев. Помянули пацанов. У Яскевича дома осталось четверо детей…
Я дружил с Саней Коробкой и через несколько дней после того как его отправили в госпиталь, узнал, что ему ногу ампутировали. Я был в шоке: от чего? Ноги у него нормальные были, когда его на танк положили. И только потом узнал, что с ним случилось дальше… Саню положили на броню под ствол, танк начал стрелять, ствол опустил и от пламени у него ноги загорелись. Потушили, но обгорели сильно. И мозги ему сотрясло этим выстрелом из танка — страшнейшая была контузия. В госпитале ему сделали операцию, начал ездить на инвалидной коляске, стал заниматься компьютером, всё нормально было. Потом состояние всё хуже, перестал заниматься и — умер. Ночью сердце остановилось. Наверное, бороться за жизнь перестал…
Нас в роте после этого боя осталось всего двенадцать человек, из офицеров — только лейтенант Миронов. Наших из роты погибло пять человек. Раненых — каждый второй. Всего из всей группы, с трех машин — целыми вышли из 29 — четыре человека. Из техники остались только две БМП.
Прошло три дня. Спецназ привёз трупы боевиков на обмен. Меня послали опознавать убитых. Я хорошо знал Сережку Воронина. А его, убитого, сначала под другой фамилией записали. Незадолго до этой операции мы с ним вместе делали наколки на плечах. Он накалывал себе на руке крест с Иисусом, летучую мышь и пламя вокруг креста… Лежат убитые — контрактникам «духи» отрезали головы, а срочникам — уши. У Сережки лицо вытянулось, весь в грязи, ушей нет — отрезали. По лицу его было не узнать, так обезображен. Сначала узнал его по кофте. Говорю: «Режьте кофту на левой руке. Если наколка — он». Разрезали кофту… — «Это Сережка Воронин». Меня всего трясло, колбасило, так страшно было… Мы, оставшиеся в живых из роты, написали родителям и жёнам погибших письма соболезнования, что ваш сын погиб там-то такого-то числа, и подписались все, кто оставался в роте.
Из письма родным Александра Захватова от сослуживцев:
Здравствуйте, уважаемые родные и близкие. Пишут вам сослуживцы и друзья вашего Александра. Так получилось, что его не стало. Александр был хорошим человеком, солдатом. Нам всем очень не хватает Александра. Александр погиб при выполнении боевой задачи в н. п. Дуба-Юрт. Группа, в составе которой он был, попала во вражескую засаду. Прикрывая огнём отход части группы, ваш Саша геройски погиб. Позвольте нам разделить с Вами Вашу боль и от искреннего сердца принести свои соболезнования. С уважением боевые друзья и товарищи Александра.