Читать интересную книгу Инквизитор. Охота на дьявола - Ольга Колотова

Боль утраты усугублялась чувством вины. Бартоломе не мог отделаться от мысли, что подлинный виновник смерти девушки — он, только он один. Он не смог уберечь, не смог защитить ее… Было бы лучше, если бы они никогда не встречались. Она мелькнула на горизонте его судьбы как падающая звезда, сверкнула и погасла. И, на миг ослепленный этой вспышкой, он поверил, что для него возможно счастье, простое человеческое счастье… Оно, как всегда, выскользнуло у него из рук…

Он сам не позволил ей присутствовать на аутодафе. Он сам позволил ей уйти к Франсиске. Она открыла дверь Рамиро, потому что ждала его, Бартоломе… Она слишком сильно ждала его…

Он не в первый раз столкнулся со смертью, даже не в десятый… Напротив, ему слишком часть приходилось смотреть ей в глаза. Но чем старше человек становится, тем острее воспринимает гибель ближнего, потому что тем сильнее она напоминает ему о его собственной близкой участи.

В доме инквизитора царил беспорядок. Санчо никогда не отличался избытком трудолюбия, а сейчас, при виде апатии господина, у него совсем опустились руки. По вечерам дом погружался во мрак, потому что ни хозяин, ни слуга не давали себе труда даже зажечь свечи.

Бартоломе не позволял себя беспокоить. Он не замечал слугу. И если Санчо слышал от него «Пошел вон!» или «Отстань!», то считал это благоприятным предзнаменованием, потому что чаще всего Бартоломе просто поворачивался лицом к стене.

К концу недели Санчо не выдержал и отважился заговорить со своим господином. Он даже решился зажечь свечу, чтобы хоть немного разогнать мрак и не натыкаться на каждом шагу на разбросанные вещи.

— Мой хозяин, — позвал он, — мой милый, добрый хозяин…

Санчо хотел сказать, как он предан ему, хотел сказать, что готов пойти за ним и в огонь, и в воду, что он это уже доказал во время схватки с дьяволом. Санчо хотел сказать, что, если теперь его господин считает себя одиноким и всеми покинутым, то это не правда. Пусть он только оглянется вокруг! Пусть он вспомнит, с какой легкостью даются ему победы над женскими сердцами. И если он до сих пор не придавал значения тому, какую он может вызывать преданность и симпатию, то виноват в этом только он сам. Он привык на ходу срывать цветы и не глядя бросать их себе под ноги. Но вот прекрасный цветок, всю чистоту которого он наконец-то сумел оценить, увял в его руках. Может быть, это наказание только справедливо… Но жизнь не кончена. И, если преданность его верного слуги для него хоть что-нибудь значит, Санчо готов сделать для него все что угодно. Санчо и сам раньше не понимал, как он привязан к своему господину. Он почти боготворил инквизитора, и сейчас был убежден, что страдает почти так же сильно, как он. Санчо хотел сказать ему все это. Но Санчо не умел говорить красиво.

— Хозяин, — сказал он, — не переживайте. На свете много других девушек. Хотите, я хоть сейчас приведу целый десяток?

— Санчо, — ответил Бартоломе, — ты дурак!

Это все же было лучше, чем ничего. Санчо радостно улыбнулся.

В это время почти бесшумно отворилась дверь, и в комнату проскользнул Мигель Отеро. Он остановился, удивленно озираясь. Санчо сделал ему знак выйти, но мальчик либо ничего не заметил, либо сделал вид, что не заметил.

При виде неожиданного посетителя Бартоломе вынужден был встать.

Сделав два шага, Мигель обо что-то запнулся. Он наклонился и поднял шпагу, ту самую, что посрамила учителя фехтования, ту самую, что была в руках Бартоломе во время схватки с дьяволом. Точнее, теми же самыми остались только посеребренный эфес и ножны, клинок, сломанный в поединке с де Геварой, был заменен новым.

— Возьмите вашу шпагу, — сказал Мигель и протянул ее Бартоломе.

— Что?

— Возьмите вашу шпагу, — повторил мальчик и с укоризной добавил. — Меч не бросают.

Взгляд Бартоломе рассеянно скользнул по стройной фигурке паренька, двумя руками протягивавшему ему шпагу.

— Меч не бросают, — повторил тот.

— Ах, шпага… Возьми ее себе, — отмахнулся Бартоломе.

Темные глаза Мигеля на мгновение вспыхнули радостью, но лишь на мгновение.

Он отрицательно покачал головой.

— Благодарю. Но этот клинок слишком тяжел для моей руки, — сказал он. — Возьмите же его!

— Санчо! — приказал Бартоломе. — Подбери подходящее оружие для мальчишки!

Слуга так и подскочил от радости. Он слышал прежний голос своего господина, твердый и повелительный. Санчо проворно юркнул в соседнюю комнату и тотчас вернулся с другой шпагой.

Бартоломе прекрасно понимал, что Мигель слукавил и что дело было отнюдь не в длине и тяжести клинка, мальчишка был достаточно рослым и крепким для своих лет. Но он был не только смелым, но и честным… Прославленная шпага не должна была покидать своего владельца. Для нее могло еще найтись применение. И судьба снова вложила ее в руки Бартоломе. Меч не бросают…

— Держи! — сказал Бартоломе, вручая оружие Мигелю. — Ты заслужил!

Мигель просиял.

— Теперь у меня есть шпага, — с гордостью сказал он и вдруг, со вздохом, добавил. — Только у меня нет учителя…

— А как же Пагано?

— Итальянец выгнал меня, — сообщил Мигель.

— За что?

— За то, что я сказал ему: он не самый лучший фехтовальщик в городе.

— Ну и дурень, — вставил Санчо. — Кто же тебя за язык тянул?!

Мигель наградил Санчо презрительным взглядом, а затем посмотрел в глаза инквизитору. Восхищение и мольба были в этом взгляде.

— Я обещал, что ты научишься владеть оружием, — тихо, но твердо произнес Бартоломе.

Мальчик затрепетал от восторга, угадывая продолжение фразы.

— Вы научите меня?.. Вы?!

Бартоломе молча кивнул.

— О, святой отец!

Бартоломе показалось, что мальчишка готов броситься перед ним на колени.

— Ну, ну, успокойся, — сказал он, и Санчо почудилось, что его господин даже слегка усмехнулся: к нему понемногу возвращалась жизнь. — Я думаю, из тебя выйдет толк. Я займусь тобой, когда вернусь…

— Вы уезжаете? — испугался Мигель.

— Я уеду, — вздохнул Бартоломе. — Уеду. Ненадолго. В Валенсию. Скажу, что меня призывают дела.

— Да, хозяин, — подхватил Санчо. — Уезжайте. Вам нужно отдохнуть, развлечься… Постарайтесь забыть все, что с вами случилось. Вы сильный, вы справитесь. У вас хватит мужества.

— Нет, Санчо, — тихо ответил Бартоломе, — подлинное мужество состоит не в том, чтобы найти забвение, а в том, чтобы научиться жить со своим горем.

Эпилог

Два всадника остановились на вершине холма, один был на вороной лошади, другой — на серой. Отсюда весь город был виден как на ладони. Он раскинулся вдоль синей глади залива, захватив два мыса, похожих на рога полумесяца. Несколько маленьких суденышек дремало в гавани. Длинная, узкая шебека, распустив паруса, как поднятые для взлета крылья, покидала гавань. Бартоломе узнал ее. Это была «Золотая стрела» Антонио Диаса.

Но ближе всего, у подножия холма, находилась опаленная огнем и солнцем площадка кемадеро. Серое облачко клубилось над ним: то ли поднятая ветром пыль, то ли дым, то ли прах.

— Санчо, — тихо произнес Бартоломе, и глубокое отчаянье прозвучало в его голосе, — все сгорело, Санчо…

— Ну, допустим, сгорел как раз тот, кого и следовало сжечь, — заметил слуга, сдерживая своего скакуна, пританцовывающего от нетерпения.

— Только выжженная земля остается за моей спиной, — добавил Бартоломе, точно не расслышав слов Санчо.

— Вы подумайте, — продолжал слуга, в свою очередь не придав значения реплике Бартоломе, — сколько бед мог бы еще натворить дьявол, если бы вы не остановили его?

— А сколько бед натворил я сам?

— А скольких людей вы избавили от бед?

— Сколько? — печально усмехнулся Бартоломе. — Я поймал преступника, но он уже успел совершить свою месть. Я освободил невинного — он теперь не знает, что делать со своей свободой. Я простил убийцу, но этим лишь сильнее наказал его. Я встретил любовь, и обрек ее на смерть. Я…

— Посмотрите! — вдруг перебил его Санчо. — Разве это не прекрасно вот так плыть навстречу своей судьбе? — и он указал хлыстом в сторону залива. «Золотая стрела» как раз проходила его горловину.

Там, на корме уходившего в море парусника, обнявшись, стояли двое: Антонио Диас и Мерседес. Они тоже смотрели в сторону берега, который через несколько часов должен был скрыться за горизонтом. Но ни капли сожаления не испытывали они, только радость обретенной свободы, только счастье, только светлые надежды на будущее. Позади остался кошмар трибунала и дым костра, поглотившего труп несчастного Педро Рамиреса.

— Ты ведь не перестанешь любить меня? — робко спросила Мерседес, пытаясь прочесть ответ в глазах Диаса.

— Как могло тебе такое прийти в голову?! — возмутился он.

— Но ведь я… оказалась родственницей человека, который… Он осужден инквизицией, и теперь на мне лежит несмываемое пятно позора!